Галина Ивановна очень любила девочку и говорила, что у Дашки, как у всякой сволочи, добрая душа. Дарья могла покрыться лишаями, потому что котенка, приговоренного из-за стригущего лишая к усыплению, они с подругой спрятали в подвале и лечили самостоятельно. И могла заявить матери, чтобы та ее не позорила и присылала за ней в школу водителя не на «Жигулях», а на «мерседесе». Дарья полгода копила деньги на подарок ко дню рождения тети Иры и издевалась над Юрой, туго склеивая скотчем его конфетки. Она обожала играть, кривляться, изображать из себя то пай-девочку, то настоящую оторву. Иногда перед бабушкой и Галиной Ивановной она устраивала спектакли, в которых все роли исполняла сама, а слова действующих лиц придумывала по ходу пьесы. В этих представлениях она добивалась реакции публики – слез умиления или веселого смеха. Но в школьном детском театре Дарья долго не задержалась – ей не предложили главных ролей.

Вместо дискотеки отправились в кегельбан. Бросая шары и попивая фруктовые коктейли, истратили сумму, равную зарплате медсестры. Во сколько обошелся весь отдых в выходные дни, Анна сказала бы только тем, кто мог себе позволить подобные траты. Она уже давно взяла за правило не дразнить своими доходами и расходами знакомых и друзей, живущих на сжигаемую инфляцией зарплату. Хотя ее оклад директора медицинского центра и генерального директора закрытого акционерного общества был достаточно внушителен, его хватало только на ежедневные траты. Основной капитал состоял в ценных бумагах, которые вертелись в банке, организованном Игорем Самойловым. Доход оседал на счетах за границей. По сравнению с Игорем и Павлом Евгеньевичем Анна была небогата – там, где они считали на сотни, она – на десятки, где они – на миллионы, она – на сотни тысяч. Долларов, конечно. Но они были одной командой, и Анна была им нужна. Через медицинский центр проходило и списывалось на строительство и оборудование много денег от других родов деятельности главных акционеров. Кроме того, люди всегда болеют, нужные люди болеют в том числе, и подчас у них нет времени для поездки на лечение за границу.

В воскресенье погода совсем испортилась – шел дождь, снег стремительно таял, холодная вода заполнила воздух и затопила землю. Даша с Кириллом нашли много развлечений в самом доме отдыха – играли в детском зале, барахтались в бассейне с шариками, участвовали в детских викторинах. Анна работала в номере с бумагами. После ужина дети пошли в кино, а она приняла приглашение Андрея Васильевича выпить у него в номере «чашечку изумительного марокканского кофе, который он всегда возит с собой».

Разговор снова вернулся к тестостерону. Андрей Васильевич полюбопытствовал, что за лекарства его содержат. Анна назвала препарат.

– Выпускает его одна бельгийская фирма. Лечится мужская импотенция гормонального происхождения и андропауза. Этот термин, обозначающий мужской климакс, вызывает большие споры. Назвали по аналогии с женским климаксом: там менопауза, здесь андропауза. Но поскольку женщина в этот период становится неспособной к зачатию, а мужчина лишь слабеет в мощи, предложен термин – «частичная андрогеновая недостаточность пожилых мужчин» – ЧАНПМ. Думаю, это происки сильного пола, такая неудобоваримая формулировка с элементами извинительности.

«Не слишком ли я увлекаюсь разговорами о климаксе мужском?» – подумала Анна.

Андрей Васильевич, словно подслушав ее мысли, театрально развел руками, а потом перекрестился:

– Пока, к счастью, бог миловал.

Не теряя времени, он принялся это доказывать: взял Аннины руки и стал их целовать.

Анна не любила парикмахерские – не любила, когда возятся у нее в голове. Но волей-неволей периодически приходилось терпеть – сидеть в кресле и ждать, когда закончатся манипуляции с ее волосами. Она терпела примерки платья у портных, освобождение пяток от мозолей у педикюрши и освобождение зубов от камней у стоматологов. И сейчас так же терпела ласки Андрея Васильевича. Но когда он дошел до лобызания ее шеи, а руку запустил за вырез джемпера и стал поглаживать грудь, терпение кончилось. Какого лешего? Терпеть, чтобы вернуться в стан нормальных женщин? Не прическа, платье или мозоли – никакой жизненной необходимости.

Анна убрала с себя руки кавалера, отстранилась. Права была тетка из телевизора: с такими, как Анна, возни больше, чем с девственницами. Бедный Распутин, не знал, с кем связался.

– Не нужно, – сказала Анна. – Мне совсем не нужно.

Она сказала это самой себе, но Распутин, естественно, записал на собственный счет.

– Я вам неприятен?

– Дело в другом.

– В другом мужчине?

– Нет, во мне.

– Значит, все-таки неприятен. – Андрей Васильевич не скрывал обиды. – Очень жаль, что я не соответствую вашим запросам.

Слова Андрея Васильевича расходились с чувствами, которые выдавало его лицо. Он думал не о собственных недостатках, а о глупости Анны, оказавшейся неспособной оценить возможные удовольствия. Словно он предлагает ей дефицитный билет на модный спектакль, а она по невежеству отказывается.

– Я пойду, – поднялась Анна. – Кофе у вас превосходный, а вот общения у нас не получилось. Не поминайте лихом.

– Вольному воля. – Андрей Васильевич встал и насмешливо поклонился. Губы у него оставались обиженно поджатыми.

Утром они не встретились. Анна с детьми завтракали рано и быстро – машина уже ждала их у входа.

Глава 5

Пять лет назад, вскоре после расставания с Верой, Костя присутствовал на одном из консилиумов, где больной сказал:

– У меня острая тупая боль.

– Либо острая, либо тупая, – поправили его. – Одно исключает другое. Так как у вас болит?

Костина боль была именно острой тупой. Есть такой литературный термин – оксюморон, сочетание несочетаемых слов. Живой труп, зияющие вершины, скользкий наждак. Костя сам превратился в сплошной оксюморон. Он ходил по улицам, улыбался, здороваясь со знакомыми, задавал вопросы больным и прописывал лекарства, ел, спал, беседовал со множеством людей, потом снова ел, спал, разговаривал – и все было тупо и бессмысленно. Смысл заключался только в острой потребности видеть Веру, касаться ее, разговаривать с ней. Впервые в жизни он испытал жгучую, почти животную потребность в другом человеке. Этого человека никто не мог заменить, никто не мог сравниться с ним, никто не мог подарить минуты, даже отдаленно похожие на те, что он пережил с Верой. Иногда он испытывал приступы тошноты, скрипел зубами. Острая тупая боль.

Костя загружал себя работой, принялся наконец за докторскую диссертацию, за подготовку к печати монографии. Прежде собственный научный труд казался ему почти выдающимся, теперь – всего лишь удачной систематизацией опытов и мыслей, близких к банальным. Но, как известно, в науке нельзя останавливаться на достигнутом – надо делать из него диссертацию. Он защитил ее блестяще, а его книга была переведена в Германии и Англии. Его пригласили читать лекции в медицинский университет.

Галина Пчелкина одержала полную победу над Мымрой, которую выпихнули на пенсию, и стала заместителем главного врача. Костя уволился из больницы, потому что светового дня не хватало на работу в трех местах и потому что у него случился скоротечный, надрывный, пошловатый роман с Галиной.

Через полгода, когда Костин оксюморон перешел из острой стадии в хроническую, Галина однажды приехала к нему с бутылкой шампанского, просидела до позднего вечера, а потом просто заявила: «Я остаюсь у тебя на ночь».

То, что получалось у недалекой продавщицы Натальи органично и естественно – жить, руководствуясь половыми инстинктами, у Галины выходило цинично и болезненно. Ее ироничность и любовное бормотание, неожиданная резкость замечаний и игра в маленькую девочку могли навести на мысли, что, возможно, она давно влюблена в Костю. Он не хотел об этом задумываться – свою неразделенную любовь пережить бы.

Галина, принимающая его чувство к Вере, остро ненавидела Наталью. Со времен Костиных прогулок с Верой оснований для этой ненависти не было – Костя избегал встреч с Натальей. Но в один из вечеров его любовницы сошлись. Галка запекала пиццу в духовке, а Наталья явилась с авоськами еды – налаживать отношения. Женщины почему-то самым верным путем к Костиному сердцу считали желудочно-кишечный тракт.

Невысокая худенькая Галина выглядела подростком рядом с ширококостной Натальей, но ехидства Галке было не занимать.

– Константин Владимирович перешел на диету, – заявила она. – В ваших услугах здесь больше не нуждаются.

«Пошлая сцена из жизни пошлого человека», – промелькнуло в голове у Кости.

– Наташа! – сказал он растерявшейся, застывшей от оскорбления Наталье. – Извини меня, пожалуйста!

Опять пошло. Как в анекдоте. Только не смешно.

Галина и Костя ожидали, что Наталья развернется и молча уйдет. Но она вдруг стала копаться в своих сумках, достала сверток.

– Я принесла твою любимую ветчину с красным перцем и оливками. Вы покушайте, она свежая. – Наталья положила сверток на стол.

– Фраза, достойная пера Достоевского, – ухмыльнулась Галина, когда за соперницей закрылась дверь. – Сонечка Мармеладова из тяжелой весовой категории.

Костя вдруг разозлился. Заяц – опасное животное, если к нему неправильно подойти. Сильным ударом задних лап он когтями распарывает волку брюхо.

– Ты сказала Наталье, что в ее услугах здесь больше не нуждаются. В равной степени я не нуждаюсь и в твоих услугах.

Он не видел ее лица, Галина стояла спиной, он видел, как вздрогнула ее спина. Галина молча сняла фартук, вышла из кухни, взяла пальто и ушла.

Он был свободен. Он ел пиццу и ветчину с оливками. Никаких обременительных связей – всех разогнал. Где-то рыдали две женщины. Он не умеет расставаться – женщины уходят от него в обидах.

Поторопился с выводами. Утром Галина позвонила и обычным голосом, с насмешечкой сказала:

– Колесов, наши отношения остаются прежними. Не пугайся, дорогой. Я имею в виду дружеские и служебные.

Через месяц Костя уволился из больницы.

Через пять лет он вспоминал Веру как тяжелый недуг, с которым можно жить, но избавиться от него нельзя. Живут же люди с осколками в мышцах, с доброкачественными опухолями и язвами.

Каждый день имел смысл, потому что на каждый следующий были планы и обязательства. Лекции, спецкурсы, занятия с аспирантами в университете, прием больных в медицинском центре, где дело было поставлено – не в пример первому кооперативу – четко и рационально. Утро, день – Новый год, утро, день – Новый год.

Умер отец, и Костя переехал к матери, которая тяжело переживала утрату и нуждалась в помощи. Они прожили вместе три года, пока она не умерла от инфаркта. Костя не смог заменить маме отца, а она ему жену, но вместе им было хорошо. Во всяком случае, лучше, чем с кем-то чужим.

Глава 6

Анна Рудольфовна знала о происшедшем – ей позвонил Сергей. Из-за разницы во времени он разбудил ее поздней ночью, и заснуть она больше не смогла. Перелет из Мехико длился почти сутки. Анна Рудольфовна ждала невестку и выстраивала стратегию поведения. Но все стратегии рушились под градом злобных обвинений, которыми она мысленно бомбардировала Веру.

Мерзавка! Неблагодарная тварь! Сидит у него на шее, ни копейки в жизни не заработала, пользуется всем и еще фортели выкидывает. Амеба травоядная! Вечно молчит, потому что в голове пустота, как в кастрюле. Что он только в ней нашел? В этой уродине! Раздавить гадину, чтобы места мокрого от нее не осталось! Как смеет нас позорить? Ребенка ей захотелось! Дура! Пусть только вякнет! Вышвырнуть ее на улицу, пусть вместе с той беспризорницей по подвалам сшивается. Сейчас за разводы никого из партии не выгоняют и невыездными не делают. По щекам ей, по щекам! Нет, до развода доводить нельзя. Сучки! Теперь они могут прыгать из постели в постель – и никто им не указ. Мать, бабка – все в Веркиной семье были такими же проститутками, а святошами только прикидывались.