Рагнхильд невольно опустила глаза и глянула на свою руку, на золотое кольцо с тремя самоцветами: в середине побольше, по краям два маленьких, полупрозрачных и алых, будто густая кровь. Это кольцо передала ей мать, когда Рагнхильд исполнилось двенадцать лет, и сказала, что им ей когда-нибудь нужно будет обручиться с будущим мужем. И еще сказала, что у него есть некие волшебные свойства…

– Да, и я знаю, какими волшебными свойствами оно обладает, – продолжал Фьёр.

Рагнхильд попятилась: да он услышал ее мысли…

– Какими же? – невольно воскликнула она: этого ей мать не говорила.

– Нетрудно ответить. Если ты отдашь его избранному тобой супругу, он будет любить и почитать тебя до самой смерти и никогда не возьмет другой жены, знатного рода или простого. Если же кольцо у тебя украдут, или отнимут силой, или выманят обманом, лишь черный уголек достанется вору, а кольцо в тот же миг вернется к тебе на палец, сияя золотом и самоцветами. Говорят, эти камни образовались из крови Сигурда Убийцы Дракона, пролитой им в час гибели и собранной красавицей Брюнхильд, что рыдала над ним…

– О боги… – пробормотала потрясенная Рагнхильд и второй рукой сжала свою кисть с кольцом. Кровь Сигурда, ее легендарного предка, славнейшего из героев древности! – Откуда тебе все это известно?

– Мой отец рассказал мне. Он обучил меня многому. Твоя мать знает его, и легко убедиться, что я говорю правду. Ведь от него она и получила это кольцо в дар за помощь, когда помогла мне появиться на свет. И если есть у вас нужда в помощи, которую не всякий может оказать, если нужны вам чары, что спасут конунгов Норвегии, потомков Форн-Йотуна, от разорения, гибели, бесчестья и вечного забвения, то у меня вы можете ее получить.

– И что же ты захочешь взамен? – дрожащим голосом спросила Элдрид, впервые решившись заговорить.

Ей было хорошо известно, что ни в сказках, ни в жизни таких дорогостоящих услуг не оказывают просто так.

– Не более того, что вы имеете. Мне пора обзавестись женой, но мало на свете для меня подходящих. Однако, обе вы на редкость красивые и родовитые девушки, и если одна из вас согласится выйти за меня, я окажу вам услугу, в которой вы нуждаетесь.

Девушки смотрели на него во все глаза; невольно вцепившись друг друга, они все сильнее дрожали на ветру. Вот так жених! Черты лица Фьёра, когда они его разглядели, оказались довольно приятны: продолговатое лицо, острый нос, немного близко посаженные зеленовато-серые глаза, мерцающие, как самоцветы. Но было в этом нечто столь странное, столь жесткое и чуждое, при всей любезности его обладателя, что Рагнхильд подумала с тревогой: уж лучше бы уж он был безобразен, но на привычный человеческий лад.

Правда, насчет девушек он не отклонился от истины. Рагнхильд и Элдрид сделали бы честь любому королевскому роду: обе невысокие ростом, Рагнхильд потоньше в кости, Элдрид отличалась приятной округлостью стана и лица. У Рагнхильд были правильные черты лица и красиво изогнутые темные брови, оттенявшие золотисто-карие, янтарного цвета глаза, как у ее отца, Сигурда конунга; казалось, через эти глаза пылает золотой огонь души. Густые, длиной ниже пояса русые волосы Рагнхильд окружали ее стройную фигуру, как морские волны, придавая ее внешности отпечаток какой-то стихийной, дикой роскоши и силы. У ее рыжеволосой подруги округлое лицо украшал немного вздернутый нос, придавая ей милый и одновременно задорный вид. Любая из них украсила бы собой дом всякого конунга. И тем более странно, даже дико было слышать подобное предложение из уст незнакомца, рожденного лесом, стволами деревьев и камнем…

Рагнхильд опустила глаза и крепче стиснула руку Элдрид. Взгляд ее не отрывался от ног Фьёра. Нет, он стоял не на лосиных копытах или волчьих лапах – хотя они не удивились бы, окажись именно так. Его ноги, вполне обычные, были погружены в снег почти до колена, так что башмаков не было видно, а виднелась только верхняя часть обмоток из тонкой синей пряжи. И вокруг не было ни одного следа! Цепочка следов не вела к камню ни с одной из сторон. Он как будто с неба упал прямо под бок стоячего валуна… или скорее вылез из этого самого камня!

– Именем Тора – теперь мы сами по себе! – с трудом выдавила Рагнхильд, будто имя бога грозы само стало камнем у нее во рту.

Фьёр вздрогнул и потемнел лицом; зато Рагнхильд вдруг ощутила облегчение и рванула Элдрид за руку:

– Бежим!

Они разом ринулись прочь по тропе, но она была слишком узкой, и девушки, наткнувшись друг на друга, разом упали в снег. Барахтаясь там, отчаянно визжа, они пытались подняться и сквозь собственные голоса слышали, как Фьёр говорит что-то прямо над их головами. Небо потемнело – или это на них упала серая густая тень, – в ушах шумело, сердце бешено билось.

Кое-как извернувшись, Рагнхильд встала в снегу на колени и увидела Фьёра уже совсем рядом – он стоял на тропе, протягивая к ним руки, но кисти этих рук были не человеческими, а медвежьими, с черными подушками и длинными бурыми когтями. Лицо оборотня было спокойно и сосредоточено, но за этой сосредоточенностью крылась хищная властность, он смотрел на них, как на свою законную добычу. Рагнхильд кричала от чувства беспомощности, едва веря, что все это происходит наяву, и понимая, что спасения нет, она ничего не может сделать! Элдрид вопила и цеплялась за нее, не давая пошевелиться, не позволяя встать, но и поднять ее Рагнхильд не могла. Они только кричали из последних сил, пытаясь отползти по глубокому снегу, кричали, как всякий человек в миг смертельной опасности, повинуясь древнейшему зову крови: если не спастись самому, так хоть предупредить остальных…

Вдруг что-то мелькнуло в воздухе; и Фьёр пригнулся, пал в снег с совершенно нечеловеческим проворством, а рядом с его головой вонзилась сулица: не пригнись он, пробила бы спину и грудь навылет. И в тот же миг Фьёр оказался на ногах, развернувшись лицом к невидимому еще противнику: он не вставал и не поворачивался, а просто вдруг оказался в таком положении, в каком удобнее было отразить нападение.

– Ах ты гад! – донесся с верхней части склона могучий яростный рык с добавлением еще некоторых выражений о том, как размножаются тролли. – Отвали от них! Сейчас я тебе руки поотрываю!

Пролетело еще одно копье, раздался многоголосый крик и вой. Фьёр в эти мгновения был больше похож на зверя, чем на человека: он припал к земле, стоя почти на четвереньках, как волк перед прыжком. В лице проглянуло явное сходство с мордой хищника: глаза вспыхнули яростным зеленым блеском, появился жесткий оскал. На тропе слышался шум, и Рагнхильд пыталась убрать с лица набитые снегом волосы, скинула капюшон, пытаясь разглядеть, кто так вовремя пришел к ним на помощь. Но видела только шевеление ветвей, а когда вновь глянула на Фьёра…

Он исчез. Так же внезапно и бесследно, как и появился, будто видение рассеялось. И когда какой-то человек скатился со склона, в облаке снежной пыли с обнаженным мечом в руке, нападать ему оказалось не на кого.

На тропе и вокруг сразу стало людно и шумно: можно было подумать, сюда прямо с неба упала целая сотня человек. У Рагнхильд даже мелькнула мысль, что сами ее предки, древние конунги в полном составе, начиная с Одина – и с Форн-Йотуна с другой стороны – спрыгнули прямо из Валгаллы. Наверное, потому, что они с Элдрид только что говорили о Сигурде Убийце Дракона – хотя он, убитый предательским образом в спину, в Валгаллу, увы, не попал.

– Где он? – Человек с мечом вертелся из стороны в сторону, надеясь все же обнаружить врага. – Где ты, мерзкий ублюдок? Выходи!

– Хаки! – жалобно закричала Элдрид, пытаясь приподняться.

Она стояла на четвереньках, но попытки встать на ноги приводили только к тому, что она наступала себе на волосы и проваливалась в снег.

Человек с мечом наконец убедился, что драться не с кем, и торопливо подошел к девушкам. Но первой он поднял Рагнхильд; взяв на руки, перенес на тропу и поставил на прочно утоптанное место.

– Ты невредима, йомфру^[5]? – заботливо осведомился он. – Он тебе ничего не сделал?

– Нет, я цела. – Рагнхильд попыталась улыбнуться.

– Хаки, да помоги же мне! – плаксиво взывала Элдрид.

С трудом оторвав взгляд от Рагнхильд, Хаки вернулся и поднял Элдрид; с дочерью Эйстейна он обращался внешне почтительно, но без той заботы, которая сквозила в каждом его движении и даже взгляде, когда дело касалось Рагнхильд.

– Куда он делся, этот гад? – крикнул Хаки, подняв глаза к склону. – Парни, там его нет?

– Никого нет! – раздались голоса сверху из разных мест. – И следов никаких.

– Только вот здесь! – Кто-то показал на подножие валуна.

Там следы были: два глубоких отпечатка ног, стоявших в снегу. И все.

– Кто это был? – Хаки повернулся к Рагнхильд. – Откуда взялся?

– Он как будто вышел из камня! – Элдрид пыталась запихнуть разлохмаченные волосы под капюшон, но они намокли, путались и липли к рукам. – Это был тролль, клянусь тебе, настоящий тролль!

– Оттуда? – Хаки подбежал к валуну, пнул его, потом осторожно потыкал острием метательного копья, чтобы не попортить железо. – Эй, ты, хвостатый ублюдок! Выходи! Чего спрятался, трусливая жаба!

Но валун молчал, и Хаки вернулся к девушкам.

– Какое счастье, что ты здесь! – простонала Элдрид. – Но откуда ты взялся? – вдруг опомнилась она. – Почему ты приехал?

Их спаситель опустил голову и отвернулся, не желая отвечать на этот вопрос.

– Ты же Хаки сын Вестейна, да? – Теперь и Рагнхильд его вспомнила.

– Да, йомфру. – Он обернулся и просветелел лицом. – Ты меня помнишь?

– Помню, ты ведь уже приезжал к нам с Эйстейном конунгом. И я уверена, еще ни разу ты не появлялся так вовремя!

– Очень рад помочь тебе, йомфру! – Хаки расплылся в улыбке, и даже его некрасивое лицо прибрело приятный вид.

Рагнхильд благодарно улыбнулась в ответ. Хаки сын Вестейна был одним из людей Эйстейна конунга; из семьи бонда, он тем не менее славился как выдающийся и отважный воин и к тому же собрал себе целую дружину из нескольких десятков человек. Ему было лет двадцать с чем-то; среднего роста, крепкий, с темными, немного вьющимися волосами, с обветренным широким лицом и толстым носом, темной бородкой, он не был хорош собой, и даже белые зубы скорее придавали ему нечто волчье, чем красили. В его глазах стального серого цвета Рагнхильд издавна замечала опасную искру и не доверяла ему. Впрочем, она слышала, что Хаки берсерк, хоть и не видела проявлений этой особенности. Об этом же говорила и весьма потрепанная волчья шкура, наброшенная на плечи вместо плаща и заколотая на груди большой серебряной застежкой. В придачу он носил шапку из черной куницы, крытую дорогим красным шелком с золотой тесьмой, что в сочетании с волчьей шкурой смотрелось очень странно. Но таков был он сам: в нем было нечто дикое, но он очень любил роскошь. На Рагнхильд он смотрел с живым восхищением, улыбался ей открытой дружелюбной улыбкой и всем видом выражал радость от встречи.

– Пойдемте домой! – Элдрид уцепилась за локоть Хаки. – Я едва стою на ногах! Надо рассказать, что на нас напал тролль. Хаки, а где твой брат?

– Мой брат в плену! – Хаки резко помрачнел. – У меня дурные вести для твоего отца, девушка.

– Мы уже знаем, что никому не приходится ждать добра от Хальвдана Черного! – вздохнула Рагнхильд. – И едва ли ты сможешь сказать нам что-то хуже того, что мы уже знаем.

Прядь 5

Новости переполошили всю усадьбу. Тюррни и Эйстейн даже забыли о своей ссоре. Тролль напал на двух конунговых дочерей! Сигурд так разъярился, что готов был идти к валуну и вырвать его с корнем, чтобы найти дорогу к его обитателю, но жена убедила его, что наскоком такие дела не делаются. Весь вечер Рагнхильд и Элдрид заново рассказывали, что и как было. Хаки, появившемуся так вовремя, Сигурд подарил новый шлем взамен потерянного и посадил на вечернем пиру на почетное место.