Ее заунывный резкий голос был похож на завывание бури, на крик чайки, на скрип сухого дерева в лесу. И ворожба королевы йотунов тем вернее достигала цели, что указывала эту цель ее собственная кровь. Духи, собранные ею со шкуры лесных зверей, с голых скал, с мертвых деревьев, с тумана и воды, летели по ветру вслед за частицами наговоренной золы, находили путь, кружили над жертвой, собираясь в невидимую, но гнетущую губительную тучу…

Прядь 11

Был ясный день: еще зима, но не за горами первые дни весны, и весна уже чувствуется в освободившихся от снега южных склонах гор, в запахе влажной земли и талой воды. Сама богиня Суль улыбалась из-за края небес, обещая скорые радости тепла и света.

Для юного конунга Согна, Харальда сына Хальвдана, это утро обернулось радостью.

– А что если мы сегодня вместо упражнений покатаемся с тобой верхом? – предложил Альрик Рукавица, его воспитатель, когда они сидели за утренней едой в теплом покое.

– Да, да! – Харальд на радостях даже заболтал было ногами, но быстро опомнился.

Конунг – всегда конунг, даже если ему всего десять лет от роду. Прошлым летом, приехав погостить к деду, Харальду Золотой Бороде, Харальд-младший не мог знать, что останется здесь навсегда и не вернется в родной Вестфольд. Дед хворал – в глазах мальчика он был стар, как вот эти горы, – и позвал к себе на зиму всю семью дочери. Правда, Хальвдан, его зять, не мог остаться надолго: он вел войну с Эйстейном, конунгом Хадаланда и Хейдмёрка, и лишь привез жену и сына к тестю, после чего вскоре уехал. На празднике Середины Лета дед еще выходил к кострам, потом созвал к себе гостей и, к величайшему удивлению Харальда-младшего, провозгласил внука своим наследником и потребовал от всех своих людей принести над обетными чашами клятвы верности новому конунгу. Взяв за руку, Харальд Золотая Борода сам возвел мальчика на престол и посадил на резное сидение, пусть ноги наследника еще не доставали до пола. Харальд был красивый и живой ребенок, но рос медленно и был маленьким для своих лет. Крики пьяной и разгоряченной дружины его смущали, и он все поглядывал на мать. Королева Рагнхильд выглядела немного встревоженной, но довольной.

После того дед больше не показывался в медовом зале, проводя время по большей части в спальном чулане, и лишь изредка его в ясный день выводили под руки посидеть на солнышке. Там, на солнце, он и умер – никто не заметил как. Просто пришли увести в дом, когда солнце спряталось, а он уже остыл…

– Значит, дедушка не попадет в Валгаллу? – с грустью спросил Харальд у воспитателя.

Он уже знал: за столом Одина находится место лишь для того, кто падет в битве, с оружием в руке.

– Боюсь, что нет. – Альрик покачал головой. – Но ты не должен его осуждать. С его стороны требовалось большое мужество и самоотверженность, чтобы многие годы дожидаться такой смерти. Он мог бы поступить, как Харальд Боевой Зуб, – объявить войну своим врагам и вызвать их на битву, чтобы пасть со славой. Но не пожелал. Его сыновья погибли слишком юными, из всех его детей осталась в живых только твоя мать. Ему приходилось ждать, пока она вырастет, найдет достойного мужа, обзаведется достойным сыном, чтобы он мог предать свое наследство кровным потомкам. Потому он и настоял, чтобы тебе дали его имя, хоть он и был тогда еще жив. Он дождался, пока ты вырос, убедился, что из тебя выйдет неплохой конунг. И только тогда смог позволить себе умереть. Он пожертвовал собой, пожертвовал возможностью умереть со славой и войти в палаты Одина, чтобы укрепить свой род на престоле предков. Понимаешь, каким сильным человеком был твой дед?

Харальд кивнул.

– Навсегда запомни это. Проявлять мужество можно по-разному, и иной раз, чтобы сидеть дома, требуется больше силы духа, чем для того, чтобы стоять на носу боевого корабля и размахивать мечом. Главное – видеть конечную цель и достигать ее наиболее подходящими средствами.

А мужество от юного Харальда конунга требовалось вовсе не детское. Сначала ему все очень нравилось: он сидел на престоле конунга, взрослые люди, бонды и херсиры, обращались к нему с просьбами и почтительно выслушивали ответы, которые подсказывали Альрик или мать. Но через полгода, незадолго до Йоля, королеву Рагнхильд поразил невидимый удар: она стала кашлять, ее охватила лихорадка, и она слегла. Женщины шептались, что по ночам «старый конунг» приходит и стоит в ногах ее лежанки: видать, не хочет отправляться к Хель в одиночестве, желает прихватить любимую дочь, которая столько лет была его единственным утешением и надеждой. Не на шутку встревоженный Альрик, посоветовавшись с хёвдингами Согна и дружиной, принес на могиле деда в жертву молодую рабыня – раз уж старику так нужна спутница. Но старик, как видно, хотел разделить темный путь к мосту Модгуд только с дочерью – и через неделю в доме снова был поминальный пир…

Отец, Хальвдан Черный, так и не смог приехать: был занят войной с Эйстейном из Хадаланда. Поговаривали, что Эйстейн и виноват во всем: дочь конунга испортили злыми чарами по его приказу, чтобы отвлечь Хальвдана от войны, заставить бросить все и уехать к семье. Но тот пошел наперекор судьбе и предпочел закрепить победу. Он обещал приехать весной и даже передал, что возьмет Харальда с собой в настоящий поход. Но поначалу даже эта возможность мало утешала мальчика.

С тех пор прошло два месяца, и теперь Харальд гораздо с большим воодушевлением думал о скором приезде отца. Предложение прокатиться верхом особенно его обрадовало: так хотелось поскорее ощутить летнюю волю, когда не надо жаться к очагу, глотать дым, вязнуть в снегу в тяжких меховых одеждах, а можно идти, ехать, бежать, лететь налегке куда хочешь!

Сын конунга уже вполне уверенно держался в седле: ведь ему возглавлять дружину. На спине коня, озирая окрестности с высоты, мальчик ощущал себя властелином мира. То, во что другие дети лишь играют, для него было истинной его жизнью: и меч у него уже есть, настоящий, врученный дедом в день возведения на престол, собственный дедов меч, а к нему шлем, щит, прочее оружие и снаряжение. И не важно, что для десятилетнего конунга все это еще слишком тяжело: сам дед, а с ним и прочие предки, помогут держать оружие, пока руки не обретут силу…

Резкий порыв холодного ветра ударил в лицо, конь испуганно дернулся. Харальд вцепился в поводья, изо всех сил стараясь усидеть в седле. Вдруг потемнело, будто на солнце надвинулась туча; Альрик подался ближе и протянул руку, пытаясь поймать его поводья.

А Харальд вдруг увидел: прямо из воздуха в двух шагах от него соткалась дикая женщина с серыми волосами и мертвенно-бледной кожей. Оскалившись, точно рысь, она с силой ударила коня дубиной по голове.

Конь взвился на дыбы, рванул вперед; юный конунг вылетел из седла, но не сумел вынуть ногу из стремени и со всего размаху врезался головой в острый выступ скалы. А взбешенный конь мчался, не замечая, как тянется за ним почти невесомое тело, оставляя на камне и на снегу кровавый след…

Так погиб молодой конунг Харальд сын Хальвдана, и с его смертью прервался род Гарда сына Нора, владевший Согном и его окрестностями с тех пор, как сыновья великана Торри Нор и Гор одолели древнего конунга Сокни, по имени которого все эти земли были названы. Многие считают, что Сокни тоже был из рода великанов.

Прядь 12

В день праздника Гоиблот^[10] Рагнхильд поднялась ранним утром, в полной темноте. Одевалась она без света, стараясь производить как можно меньше шума и никого не потревожить. А если кто-то из женщин, привыкших вставать до рассвета к коровам, и расслышал сквозь чуткий сон ее осторожные движения, то сделал вид, будто ничего не замечает.

За дверью девичьего покоя Рагнхильд сразу наткнулась на плотную мужскую фигуру и невольно ойкнула.

– Не бойся, это я! – услышала она несколько заспанный знакомый голос.

– Ты чего здесь сидишь?

Хаки, чуть не заснувший на приступке помоста, склонив голову на руки, поднялся и потянулся.

– Я провожу тебя.

– Не стоит. – Рагнхильд не одобрила постороннего вмешательства в старинный обряд. – Я хорошо знаю дорогу.

– И ты собираешься в одиночку бродить в темноте по горам, где на днях видели тролля? Похоже, ты вовсе не так благоразумна, как о тебе говорят.

– А кто ты такой, чтобы судить о моем благоразумии? – шепотом возмутилась Рагнхильд. – Воспитатель нашелся!

– Я своими глазами видел тролля, который собирался утащить тебя и Элдрид! – горячился в ответ Хаки, и Рагнхильд шикнула на него: увлекшись, он заговорил в полный голос. – И утащил бы, если бы не я! Нам надо дождаться рассвета и пойти всем вместе!

– Тише, ты перебудишь весь дом! Кстати, что за шум был ночью в теплом покое? Кто-то кричал.

– Ничего не было! – бросил Хаки и отвернулся.

– Нет, я слышала, кто-то кричал. Не надо, мол, отпусти меня, я не женщина… – Она фыркнула. – У нас несколько служанок проснулись от этих криков, все слышали.

– Какому-то дураку дурной сон приснился! – с досадой отрезал Хаки. – Забудь. Подумай лучше о себе. Ты не должна идти одна!

– У нас всегда так делалось. Я не в первый раз выхожу в Гоиблот в такое время!

– Но не всегда здесь лазили тролли под самым носом у людей!

– С тех пор как утащили Мальфрид, тролли больше ни на кого не покушались.

– Покушались. Всего два дня назад, забыла? Ну, ты собираешься идти, или мы будем тут препираться до полудня? А к тому же Гои ведь не сама ушла из дома, ее похитил Хрольв из Горы. А Хрольв – это я. Вот и получается, что я должен тебя похитить. Хочешь, чтобы я унес тебя на плече?

– Нет уж, я пойду своими ногами!

Этот довод Рагнхильд наконец приняла и позволила Хаки проводить ее. Идти и правда пришлось неблизко. Вдали от жилья, на площадке между двумя водопадами, находился тролльборг – «крепость тролля», как называли такие сооружения. Иначе говоря, лабиринт, довольно обширный, где круговые петлеобразные линии были выложены белыми округлыми камнями размером с человеческую голову. Считалось, что тролльборги, которых имелось не так уж мало в землях Северного Пути и в Швеции, выстроили йотуны, в незапамятные времена отмечавшие путь к своему жилью настоящими человеческими головами. Середина их именовалась входом в дом тролля, и чтобы пройти туда, требовалась не только сообразительность, но и смелость.

«Тролли строят эти крепости, чтобы прятать в них солнце! – когда-то рассказывала маленькой Рагнхильд мать. – Присмотрись, и ты увидишь в самой середине крест, это знак солнца. Тролли утаскивают солнце осенью и заключают в плен у себя под землей, а весной Тор разгоняет великанов и выпускает солнце наружу».

«Значит, тролльборг – это подземное небо?»

«Именно так».

Рагнхильд смотрела: белые валуны перекликались с белыми облаками на небе – издалека они тоже казалось не больше головы размером. Каменные круги были земным отражением округлости небосклона, и эти два отраженных мира совмещались в самой середине: там, где был выложен крест с продленными загнутыми концами. Там, где все начиналось…

Она и сейчас помнила тот далекий день: ей было года три, но именно тогда она начала понимать устройство мира, ибо уловила, как каменные круги подземного неба проходят через ее собственный дух и отражают небо. Поэтому она и не боялась заходить в середину тролльборга: главное помнить, в каком из миров ты находишься и где остальные. К тролльборгу приходил ее отец-конунг перед жертвоприношениями или перед принятием важных решений, для которых требовался совет богов. Рагнхильд знала почему: если какое-то время смотреть в середину тролльборга, начинает казаться, что видишь точку, из которой возник мир, а еще ту бездну, в которую он понемногу втягивается по мере умирания. Постоянно, каждый миг, мир дышит, бездна вдыхает и выдыхает, поддерживая равновесие вселенной. И если прислушаться к этому дыханию, вступить в общий с ним ритм, то и сам ты как бы исчезаешь, человек остается где-то далеко внизу, а ты становишься огромен, как сам Мировой Ясень, и мысли в твоей голове уже не твои, а Одина, почерпнутые прямо из источника Мимира. Если высказать свое желание – это будет все равно что воля Одина, а воля Отца Богов непременно исполняется.