«Мне и не придётся. Надеюсь, сегодня Влас принесёт хорошие новости, и всё побыстрее разрешится».

– Эй, Лило, погоди. – Никодим догнал меня и хлопнул по плечу. – Не одолжишь мне парочку талонов до получки?

– Мне бы их кто одолжил, – буркнул я и вставил ключ в замок своего шкафчика. Конечно, ключ был формальностью. Нелепой попыткой создать у нас – заключенных, или, как их называли в Гардарике, колодников – хоть какое-то призрачное ощущение надежды на лучшую жизнь. Но по факту никто и никогда не хранил в этих ящиках ничего по-настоящему ценного. Запасной комплект уродливой рабочей формы и бытовая ерунда, выдававшаяся каждому норному, – вот и все мои богатства.

«Даже в ветхой комнатушке, где мы жили с… с ней, шкаф и то был больше. Скальдов скальп, как же бесит всё! Даже её имя, которое и в мыслях причиняет горечь».

Взяв своё полотенце и верхнюю тунику, я отправился в умывальную зону. Никодим уже успел наскоро умыться и теперь, обтираясь, принялся жаловаться на нехватку талонов, но его болтовня слилась с общим фоном просыпающегося муравейника. Местные звали его – Норы, хотя на старых картах ещё можно было встретить истинное название: Норнхольм. Не город, не деревня, а всего лишь гряда каменистых холмов, испещренных тоннелями, подземными ходами и округлыми нишами в стенах. Вроде бы их здесь прогрызли какие-то древние исполинские то ли черви, то ли жуки, но я особо не вникал в историю: хватало и тех тварей, что ждали меня внизу, в гейзерном зале.

Я сплюнул зольный порошок в длинный жёлоб, установленный под наклоном, подставил ладони под струи обжигающе горячей воды, пахнущей одновременно и железом, и прелым сеном.

«Как же я скучаю по крепкому морозу, по свежему воздуху, даже по инею, что заставлял ресницы слипаться…»

Вода слабым водопадом лилась из щелей в верхней части стены, с брызгами ударялась о дно жёлоба и уносилась потоком куда-то в недра горы.

– Зори рассветные, Лило! Чего ты там плещешься, словно дева перед брачной ночью? – Никодим уже затягивал пояс на своей палево-рыжей тунике. – Не успеем отметиться до первого луча – вычтут один талон. Сколько можно напоминать?!

– Да иду! Швахх бы побрал вас всех, – огрызнулся я, но шум воды поглотил ругательство.

Зато Никодим сел на свой любимый драккар.

– Каждое утро одно и то же, Лило. И за какие проступки тебя поставили мне в напарники, – нудел он, одновременно помогая мне с завязками ненавистной хламиды. – Ты ленивый и бестолковый, видно, что к работе не приучен…

Как же хотелось развернуться и дать ему в зубы! Но вместо этого я лишь стискивал свои.

«Ничего. Осталось немного потерпеть. Закончу с делами, и Влас переправит меня через Мост Костей на материк, а всё это дерьмо останется лишь в моей памяти».

Мы спустились в гейзерный зал в числе последних, отметились у Добрана – старосты чистильщиков и встали у своей горячей лужи. Каждый раз при виде Добрана, я мысленно ухмылялся – имя крайне не подходило обритому наголо здоровяку. Но, вероятно, его мамаша не рассчитывала, что пухлый розовощекий младенец однажды превратится в огромного колодника и будет сослан на Хейм.

Панцирные пластины скилпадов, которые мы замочили вчера в конце смены, ничуть не побелели, а это означало, что пойманная особь была старой и закостенелой. Для строителей или охотников – вариант отличный: высокая ударопрочность, отменная плавостойкость… Но у нас, чистильщиков, такие пластины вызывали лишь тяжёлые вздохи.

– Ночи кромешные, твари прибрежные, да за что мне это всё, – запричитал Никодим и, наклонившись, ухватил ближайшую пластину. – Тут работы дня на три, а талонов как за один дадут, скареды проклятые.

Мелькнула подлая мыслишка пихнуть этого зануду локтем, чтобы он плюхнулся в воду и наконец заткнулся. И без него было тошно: влажный тяжёлый воздух забивал лёгкие, испарения от луж оседали в носу перепрелой вонью, руки чесались от солоноватой горячей воды так, что порой хотелось содрать с них кожу. У опытных чистильщиков, вроде Никодима, таких проблем не было – после нескольких лет в гейзерном зале работники переставали ощущать любые запахи, даже своего пота уже не чуяли, а пахли они хлеще загнанных ездовых козлов. Руки чистильщиков и вовсе со временем сливались тоном с цветом рабочих туник, даже волосы приобретали медный окрас.

– Первый луч! – зычно взревел Добран, обозначая начало бесконечного рабочего дня.

Из круглой дыры сводчатого потолка действительно прорвался жёлтый проблеск рассветного солнца. Он опустился на поверхность гранёного зеркала, установленного в центре, и отразился множеством лучей, которые моментально пронзили весь гейзерный зал: пещеру с кратерами в полу, где бурлила нагретая вода и плавали панцири тварей. Вокруг копошились «оранжевые» чистильщики и сновали облачённые в серое носильщики. Добран спрятал учётную книгу за пазуху, достал из ниши корзину с нарезанным полотнищем и, обходя зал по кругу, принялся накрывать ночные лампадки. Светляки, заточённые в стеклянных колбах, успокаивались и засыпали.

Ширкнула первая щётка, затем вторая, и вскоре гейзерный зал наполнился однообразием звуков, прерываемых лишь приглушенной руганью чистильщиков или громкими окриками Добрана.

Я уселся на край нашего с Никодимом гейзера, опустил руки в воду и, выловив свою щётку, принялся за работу. Вверх – вниз. Ширх – ширх. Чтобы заглушить повисший в воздухе шум, я принялся тихонько напевать любимую песенку:

– Наливай мне мёду, крошка,
А себе плесни вина.
О моих мечтах про счастье
Пей за упокой до дна…

Но сегодня и она не помогала: утреннее предвкушение свободы постепенно сменилось тревогой. Всё же слишком часто я слышал здесь поговорку: «Хейм не отпускает», которую мне так и хотелось переделать в «Хейм отнимает». Ведь пока он только и делал, что отнимал у меня – спокойную жизнь, время, здоровье. Каратель Влас, хоть мне и приходилось на него надеяться, был тем ещё пройдохой. Нельзя безоговорочно доверять человеку, который может договориться и с одним, и с другим, способен тайно провести через Мост Костей и так же тайно сдать тебя да хоть тем же карателям.

Я сосредоточился на работе и, наверное, впервые сделал её качественно, а потому к вечеру кусок панциря скилпада сиял белизной, а руки мои горели от воды и монотонного движения щёткой. Даже Никодим присвистнул от удивления. Но я не стал слушать его похвалу, и как только Добран возвестил окончание смены, я развернулся и пошёл в гардеробную. Наспех обмылся и быстро переоделся в чистый привычно-оранжевый комплект одежды. Времени до встречи с Власом оставалось не так уж и много, а ведь ещё предстояло побродить по Городу, чтобы запутать следы. Конечно, маловероятно, что кто-то мог за мной следить, но рисковать не хотелось.

– Скоро всё решится.

Глава 2
Йонса

Йонса Гранфельт. Руины, остров Хейм

– На колени!

Властный окрик заставил меня встрепенуться и вынырнуть из тягостных раздумий.

– На колени! – повторил каратель и сквозь зубы с отвращением прорычал: – Нор-р-рная идиотка!

– Чего? Какая я тебе норная?! Глаза разуй!

– Молчать!

И он толкнул меня в плечо, одновременно выставив ногу, так что я споткнулась и полетела в дорожную грязь. На колени, как он того и хотел.

«Эх, юбку жаль…» – мелькнула несвоевременная мысль.

Тяжёлую джутовую ткань, пропитанную растопленным жиром горной арахны, я в прошлом месяце купила в лавке на углу Торгового тракта и Мучного переулка, у Пахома – высокомерного старика-лавочника. Сама не знаю, зачем. Пришла сапоги присмотреть, старые на последней охоте порвались, ну и заодно… Обычно я хожу в портках, оно и понятно, при моём-то занятии. Тоже в непромокаемых, ясное дело. В сочетании с короткой накидкой с капюшоном это хоть немного сводит на нет коварство погоды нашего неприветливого острова Хейм. Но в тот раз я подумала, пусть и юбка будет, чего уж…

Противная дорожная жижа сразу же ливанула в сапоги, и я брезгливо поморщилась, переводя взгляд себе под ноги. И замерла.

Юбки, о которой я так сокрушалась, на мне не было. Вместо этого на коленях натянулась застиранная серая ткань рабочих портков. Таких, в которые облачались некоторые норные. Носильщики.

«Что за?..»

В воздухе взвизгнула плётка и опустилась мне на спину. Обожгло укусом боли. Раз. Два. Надо было вскочить и врезать этому недоумку-карателю, но я молча сидела в луже, в оцепенении опустив взгляд на собственные ноги.

«Почему я так одета?»

Мутная жижа быстро расползалась по ткани, значит, ей конец. Пятна после местных луж ничем и никогда не отстирывались от простых тканей.

В голове по-прежнему было пусто. Возвышающийся надо мной каратель сыпал словами на незнакомом языке – но и без перевода можно было понять, что бранится. Вопреки грозному, разгневанному виду от него приятно пахло сладким тыквенным пирогом, чуть-чуть сандалом и хмелем. Чудный аромат, он как будто был мне знаком, но воспоминание ускользало, как зубастые угри из реки Ивинг.

Высокие сапоги-ботфорты с латунными пряжками и ремнями для кинжалов выдавали в карателе иноземца, состоятельного и опасного, что подтверждал и боевой топор, висящий на поясе вместо меча. Зачем он вообще приехал на Хейм? Не нашлось на материке занятия по душе и по кошме?

«Что происходит? Чем я не угодила карателю? Задумалась и потеряла бдительность… Может, дорогу не уступила?»

Каратель снова выругался и смахнул со щеки упавшую с неба каплю. Дождь был бы кстати. Зеваки, столпившиеся вокруг, всполошились и, толкаясь, спешили в укрытия. Через минуту главная площадь Города опустела, небо почернело, а едкие капли тяжело застучали по лужам. Захотелось привычным движением накинуть капюшон, но я не шелохнулась. Каратель стиснул ворот моей серой туники – тоже форменной, как у норных – и рывком поставил меня на ноги.

– Шевелись.

Перестав понимать происходящее, я послушно зашагала вслед за ним. Мы пересекли площадь, удаляясь от округлых низких домов, сделанных из панцирей скилпадов. С отрешённой грустью подумалось, что, если б плёткой шею обмотал, вышло б забавнее – на потеху людям, глазеющим из пятиугольных окон. Впрочем, им и так было весело, ведь мерзкий дождь уже намочил мне волосы и холодными струями стекал под ворот. Как же хотелось накинуть капюшон! Утешало только то, что каратель завтра утром тоже пойдёт красными пятнами и будет чесаться похлеще блохастого козла.

Иноземный тупица! Ему, видимо, не сказали, что, хоть на острове ещё не начался полноценный сезон дождей, но всё равно с неба периодически льётся всякая пакость. Иначе бы он непременно раздобыл хитиновую шляпу или накидку с капюшоном, а не щеголял по улицам, тряся гривой тёмно-каштановых волос. Местные – и горожане, и норные – все как один стриглись коротко. И мужчины, и женщины, и я. Мои волосы торчали во все стороны мелкими чёрными спиральками, что доставляло немало хлопот – ни расчесать, ни толком спрятать.

Так мы и шли, пока ветхие домишки с окраин Города не остались позади, а перед нами не раскинулся пустырь. Только тут я сообразила, что мы движемся не к Кремлю карателей, а… Да чтоб тебя скилпад сожрал и не подавился! Теперь мне стало ясно, почему каратель вытянул меня плетью прямо посреди площади, а затем потащил за собой. Позабавиться решил, урод! Я замерла на мгновение, сбилась с шага, лихорадочно обдумывая варианты побега. Но каратель, словно что-то почуяв, сомкнул свою лапищу на моём локте. Жёстко и красноречиво.