Так что – да, версию о намеренности этой синхронизации иначе как bullshit и не охарактеризуешь. Что, впрочем, не мешает тысячам (или миллионам?) фанатов альбома снова и снова приобщаться к странному коллажному произведению, которое так и называют – «Темная сторона радуги». Иногда энтузиасты организуют специальные кинопоказы и концерты, однажды эту вещь можно было увидеть даже по ТВ.

Отчасти свою роль сыграло и отдаленное концептуальное и тематическое родство двух произведений. Поколение хиппи часто видело в детских произведениях (скажем, в «Алисе в Стране чудес») трансцендентные, духовные, психоделические свойства. И «Волшебник страны Оз», и The Dark Side of the Moon – истории о мистических путешествиях, о безграничной фантазии и о том, что во Вселенной ничто не однозначно.

Реальность непостоянна: меняются краски и цвета, звуки и слова, меняются сами правила игры. В основе обеих историй – тема поиска: Дороти ищет дорогу домой, а в The Dark Side of the Moon музыканты и слушатели ищут путь к себе. И «Волшебник», и «Сторона» ведут поиск скрытого за пределами привычного восприятия – будь то волшебная страна или темные уголки психики.

Возможно, когда все под солнцем находится в гармонии (включая два культовых развлекательных проекта, которые, казалось бы, полностью разделены временем и жанрами), такое совпадение может казаться столь же странным, как затмение солнца луной.

Типичный элемент декора в школьных кабинетах литературы – портреты великих писателей. Иногда они ранжированы хронологически: Радищев, Крылов, Пушкин, Гоголь – и далее (примерно до Шолохова). В замечательном клипе «Ночных снайперов» портрет Маяковского на деревянной табличке все норовит свалиться со стены под взглядами завороженных школьников – но все никак не падает.

С детства в нас развивают представление о деятелях культуры почти как о небожителях, о людях особенных способностей и обстоятельств, о личностях, которых часто умом не понять – в них можно только верить. Можно эту веру отвергнуть – и, как и свойственно подростку, взбунтоваться. Только вот свято место пусто не бывает, и на смену сброшенным с корабля современности классикам должны прийти новые авторитеты, более близкие мятежному духу. Так в наши персональные пантеоны проникают всевозможные Джимы Моррисоны, Жан-Люки Годары и Фриды Кало.

Впрочем, в нашем сознании у «навязанных» классиков и ярких «контркультурщиков» гораздо больше общего друг с другом, чем с простыми смертными. Судьба гения (будь то мужчина или женщина) непременно испещрена страданиями, он обязательно несет тот или иной крест: унижение, зависимость, политическая борьба, вселенская тоска, внутренние демоны, ранняя смерть. Но есть у каждого из них своя башня из слоновой кости, своя «каморка, что за актовым залом». Убегая туда от мирских невзгод, гений берется за перо, кисть, кинокамеру или «изгиб гитары желтой» – и творит нечто бессмертное.

Сотворив бессмертное, не жалко и умереть.

(Однажды я ответил на объявление модного издания, искавшего рассказы для публикации, и получил от редактора ответ: «…написано неплохо, но <…> не Сэлинджер». Ну как вам сказать… После смерти Сэлинджера никто не Сэлинджер. Но уже построена в сознании какая-то стена, ограждающая Сэлинджеров от не-Сэлинджеров – эффективнее, чем любая пограничная служба.)

В легендарной анимации «Фильм, фильм, фильм!» Федора Хитрука был очаровательный сценарист, к которому во время работы прилетала крылатая муза – и тогда-то он начинал интенсивно печатать. А потом муза исчезала, сценарист закуривал, и сигаретный дым превращался в петлю… Надо понимать иронию, заложенную в эту сцену Хитруком и его соавтором Владимиром Головановым, которые хорошо были знакомы с творческой работой. Как однажды сказал писатель Майкл Шейбон:

Было много писателей-саморазрушителей, ангелов-бунтарей, но писательство – это в первую очередь ежедневная работа^[7].

Так и с любым творчеством – если ждать музу, как письмо из Хогвартса, она никогда не прилетит. Всегда есть риск уподобиться тому персонажу «Чумы» Камю, который говорил всем, что пишет роман, но на деле годами искал правильную формулировку его первой строчки.

Средневековый жанр агиографии (жития святых), как правило, предполагал, что святой не просто добродетелен – он переполнен Божьей благодатью изначально. Как это принято с самим Спасителем, рассказ о жизни святого может начинаться еще до его рождения. Его дальнейшая кротость, великодушие и чудотворство предвещены невероятными знамениями, а значит, предопределены.

Выдающимися людьми не становятся, а рождаются.

Подобная установка перекочевала и в современную культуру – от томов серии «Жизнь замечательных людей» до YouTube-документалок, скажем, о Курте Кобейне. Родился тогда-то, в такой-то семье, жили скромно, был он самый обычный мальчик – а все-таки не самый обычный. Массовая культура вообще любит вундеркиндов: крылатая муза навещает юношей – и это вам не жук лапкой потрогал, сразу все начинает получаться!

Впрочем, природа таланта воспринимается не обязательно как божественная: со времен Фауста в процесс вмешивается и нечистая сила. Был в 30-е годы XX века великолепный блюзмен Роберт Джонсон – достаточно молодым он навострился великолепно играть на гитаре и петь, а потом и умер в 27 лет, положив начало легендарному «Клубу 27». Ну не могло такое случиться само по себе! Быстро сложилась легенда, что как-то раз ночью Роберт вышел на перекресток, провел деловую встречу с дьяволом – и в обмен на собственную душу получил невероятный талант.

Любое искусство призвано развлекать людей – так что и судьбы творцов по инерции воспринимаются как развлекательный продукт. По факту эти жизни состоят преимущественно из ежедневной кропотливой работы – но это далеко не так интересно. Куда интереснее, когда человек заключил сделку с чертом или просто от рождения был не таким, как все.

Большей частью своего успеха выдающиеся писатели, художники и музыканты обязаны собственному трудолюбию, а значит, все более-менее здоровые (и желательно молодые) мужчины и женщины имеют шанс войти в их число – вот полезная мысль, которой не учат на школьных уроках литературы. Радищев, Крылов, Пушкин, Гоголь и все остальные, вплоть до Шолохова, смотрят на учеников сверху вниз, как большие начальники в небесном совете директоров. Так и забудешь, что актеры в блокбастерах и авторы музейных холстов – абсолютно такие же homo sapiens, как и мы с вами, со своими страстями и страхами, со своими дурными чертами характера и хроническими болезнями.

Их успех не был предопределен и неизбежен. Да, по большей части они не лентяи – но и среди простых смертных много трудоголиков. Да, они талантливы – но в каждом из нас есть какой-нибудь талант. Есть лишь одно небольшое отличие, которое все-таки их от нас отделяет.

Им чудовищно повезло.

Еще автор изначальной статьи о «Темной стороне радуги» Чарли Сэведж объяснял данный феномен через известный гипотетический образ:

Синхронизация была либо намеренной, либо космическим совпадением – музыкальным эквивалентом эффекта «бесконечное количество обезьян с бесконечным количеством печатных машинок создают полное собрание сочинений Шекспира».

Похожие идеи циркулировали в философской мысли со времен Аристотеля, но сегодняшняя формулировка восходит к французскому математику Эмилю Борелю; в одной своей работе он заявил, что вероятность нарушения законов статистической механики – ниже, чем вероятность того, что миллион бесконечно печатающих обезьян наберут на машинке все книги на свете.

Со временем в «теорему о бесконечных обезьянах» проник Шекспир: иногда – с «полным собранием сочинений», иногда – конкретно с «Гамлетом», а иногда это вообще «Война и мир» Толстого. Так или иначе образ достаточно впечатляющий: если бесконечное число обезьян будут бесконечно печатать, рано или поздно они в точности воссоздадут уже известный нам гениальный текст.

Вселенная необъятна, да что там Вселенная – на одной только нашей планете живут миллиарды людей, с каждым из которых каждый день происходят десятки и сотни маленьких событий. В сумме их так много, что, вероятно, может случиться абсолютно что угодно, если оно не нарушает фундаментальных законов физики.

Причем происходит это самое «что угодно» необычайно часто. Согласно британскому математику Джону Литлвуду, чудеса (то есть события с вероятностью один к миллиону) происходят с каждым человеком приблизительно раз в месяц. Нужно только уметь их замечать.

Книга, которую вы держите в руках, или читаете на экране, который тоже держите в руках, или слушаете в аудиоверсии, что, конечно, не обязывает вас что-либо держать в руках… Так вот, эта книга посвящена таким вот чудесам. То есть случайным, маловероятным, на первый взгляд второстепенным событиям, которые как раз и отделяют «гениев», чьи портреты затем вешают, например, в кабинетах литературы, от рядовых homo sapiens.

Бывало так, что гениальная идея приходила в голову вместе с упавшим на эту голову яблоком. Бывало так, что легендарное произведение создавалось просто потому, что кому-то срочно были нужны деньги. Случалось так, что талантливого человека заставляет работать какой-нибудь дурак и проходимец. А получалось и так, что талантливый человек сам дурак и проходимец – но судьба подхватывает его и возносит на Олимп, Парнас или первое место в чарте Billboard.

Как так? Да просто так. Почему? По кочану. Зачем? Ни зачем.

Просто так вышло.

Из-под палки

Поэт и конунг

Я, по правде говоря, совсем не собирался сочинять хвалебную песнь^[8].

Если человек носит прозвище Кровавая Секира, то его явно не стоит злить.

Это не было столь очевидно для Эгиля Скаллагримссона – современника княгини Ольги, воина, стихотворца и главного героя «Саги об Эгиле». Это произведение – один из главных памятников старинной скандинавской литературы, который принято считать основанным на более или менее реальных событиях.

Брутальный и вспыльчивый авантюрист, Эгиль неоднократно вступал в конфликты с могучим и влиятельным конунгом Эйриком – не менее брутальным персонажем, в разное время правившим Норвегией и Нортумбрией (северной частью нынешней Англии). Откуда взялось его прозвище Кровавая Секира доподлинно не известно, но точно можно сказать, что это слово в оригинале – Blóðøx – отлично подходит для названия группы в жанре блэк-метал.

Долго ли, коротко ли, но спустя некоторое время Эгиль собственноручно поубивал множество приближенных Эйрика Кровавой Секиры, а также его сына Рёгнвальда, которому «тогда было лет десять или одиннадцать». Как часто бывало у викингов, Рёгнвальд был убит в морском бою… Ну хотя как «в бою» – автор саги отдельно оговаривает, что сын Эйрика и его гребцы были безоружны: «Это было легко сделать, потому что они не оборонялись. Рёгнвальд и все его спутники были убиты в воде».

По итогам доблестного сражения любитель поэзии Эгиль выдал экспромт:

Мы сражались. Меч мой
Красен от крови сына
Эйрика и Гуннхильд.
Гнев их мне не страшен.
Я тринадцать воинов
В битве предал смерти.
Бранный труд был тяжек,
Я его исполнил^[9].

Бориса Рыжего, современника Ельцина, на стихи вдохновляло эмалированное судно; современника Николая I – гроза в начале мая; современника княгини Ольги – массовое убийство.

Короче говоря, у Эйрика были причины желать смерти Эгилю, а Эгиль некоторое время держался от него подальше: вернулся в Исландию, где управлял землями и хозяйством, доставшимися в наследство от отца. Но Гуннхильд, жена Эйрика, «занималась колдовством и сделала так, что Эгилю, сыну Скаллагрима, не найти было в Исландии покоя, пока они опять не увидятся» с Кровавой Секирой.