Мальчик просидел несколько часов, грустно глядя на разодранный школьный ранец. Наконец, он решил, что если что-то ломается, ответ на вопрос может быть только один – починка. На следующий день госпожа Хасимото, близкая подруга матери, научила его шить, а ее муж показал, как аккуратно скрепить страницы учебников, порвавшихся во время драки.

Спустя неделю Сохара, желая окончательно помириться, тайком подклеил учебники одноклассника, обозвавшего его ублюдком и песьим сыном. Он не рассказал об этом никому, даже своему обидчику, но это помогло ему усмирить гнев и избавиться от неприятного чувства. С тех пор Сохара больше никогда не сердился на людей, и обида забылась.

С годами Сохара в целом начал воспринимать жизнь как нечто требующее исправления, налаживания, оздоровления. Все было непрочным, зыбким, уязвимым. Став подростком, Сохара и дальше думал, что жизнь разрушается, как браки, книги, люди. Взять хотя бы курицу госпожи Маэда – она осталась без глаза в драке; или ножку стола госпожи Фукуда, из-за которой вечно дребезжала посуда. Или потолки, трескавшиеся после каждого землетрясения. Сломалась даже ручка у соседского немого мальчика, хотя его мать утверждала, что сын просто стесняется, потому и молчит. Но его застенчивость так и не прошла.

Сохара помнил, как однажды, когда ему было шесть, тот мальчик с грустным видом протянул ему неисправную шариковую ручку. Устроившись на их обшей веранде, Сохара разобрал ее, развинтил корпус и колпачок, достал шариковый стержень, протер его уголком рубашки, наладил спусковой механизм и, наконец, расправил пружину.

– Теперь ручка щелкает, смотри.

Он впервые чинил вещь для другого человека. Лицо соседского мальчика озарилось радостной улыбкой, и в тот миг Сохара понял: это и станет делом всей его жизни. Он будет устранять все неполадки и ошибки, с которыми столкнется на острове.

3

Весне можно простить все, но зима – другое дело. Ее пропускают, как торопливого прохожего, в надежде, что тот поскорее пройдет. Январь, прошу тебя, беги! Будь попроворнее и ты, февраль!

Декабрь обещает холода, но сдерживают обещание январь и февраль. Терпеть капризы погоды мы начинаем с конца марта. Тогда мы прощаем ей метели, высокие волны, из-за которых суда не могут подойти к берегу, испорченный груз, ледяной ветер, от которого у стариков ноют кости, дворы зарастают сорняками, а дети грустят, потому что, несмотря ни на что, им хочется поиграть на улице.

Но урожденный островитянин Сохара любил зиму. Особенно ему нравилось, когда с конца ноября усталыми шагами начинал приближаться Новый год. В эту пору нужно срубать большие сосновые ветви и надежно прилаживать их ко входу в дом, а затем чистить и менять татами. Дома расчесывали как конские гривы, после чего вся грязь, изъяны и износ оставались на щетке. В генеральной уборке участвовали все жители острова. Они переставляли мебель в гостиных, укрепляли крыши домов, чтобы подготовиться к шквальному ветру, наводили порядок на чердаках, избавляясь от хлама и отправляя туда новый.

В такие дни времени у Сохары было в обрез. Ему предстояло обойти энное количество домов, но он никому не отказывал в помощи. Список имен разрастался с каждым днем. Рядом с каждым именем он кратко записывал суть предстоящего дела: ручная работа, лестницы, гвозди.

Хасегава – проконопатить крышу.

Йосимура – заменить стекла в ванной комнате.

Кодама – сквозит из окна с видом на порт.

Школа – заменить во дворе две треснувшие водосточные трубы (может, после Нового года).

Рабочая одежда Сохары пачкалась и пропитывалась потом так быстро, что он едва успевал ее стирать. Каждый день он полоскал и чистил одежду в мыльной воде в раковине, но часто она не высыхала к утру, и Сохаре приходилось надевать еще влажные вещи.

– Эта промозглая сырость тебя доконает, – ворчала жена.

Однако Сохара считал, что в это время он должен выглядеть с особым достоинством, чтобы не портить грязной спецовкой праздничное настроение людей, занятых приготовлениями к застольям. В эти дни жители острова чистили рыбу, тонко нарезали и закручивали морковь для украшения блюд, нарезали корни лотоса, варили рис с красной фасолью адзуки и доставали из закромов местные водоросли. У берегов острова собирали растущие на скалах ива-нори, богатые натрием, калием и железом. Особо ценились водоросли хаба-нори, которые женщины собирали в зимние приливы вплоть до самой весны. Встречались и мясистые тосака-нори с алыми прожилками и неровными ветвями. Люди напевали старинные песни и много смеялись, кто тихо, а кто и звонко. Так и наступал Новый год.

Когда Сохара припарковал грузовичок и собирался войти в дом, жена уже стояла на пороге. Она куталась в шерстяной свитер и улыбалась. Был крепкий мороз, и при каждом ее слове изо рта вырывались клубы густого пара.

– Уми ва окотэрунэ, – сказала она и указательными пальцами показала над головой рога чудовища. – Море сердится!

– Окотэтакедо, има ва дайдзебу, – рассмеялся Сохара. – Море сердилось, но теперь успокоилось.

– Успели все выгрузить до того, как поднялись волны?

Сохара кивнул и ответил утвердительно.

– Пообедаешь дома?

– Я ненадолго. Надо заехать на почту и закончить крышу Хасегавы, ее еще нужно покрасить.

– Звонил Судзуки. Спрашивал, сможешь ли зайти к ним завтра и помочь с татами. В этом году их сын не приедет на праздник.

– Наверное, нужно поднять все циновки и тщательно вымыть их…

– Да, без тебя им не справиться.

Под Новый год суетились все, даже самые неторопливые пытались наверстать упущенное время. Бегая из дома в дом, Сохара уставал больше, чем в другие месяцы. И все же он любил Новый год. Воздух на улицах был напоен ароматом праздничных блюд, от которого улучшалось настроение, как и от традиционных новогодних песен – энка, столь любимых стариками и давно полюбившихся ему самому.

Уже в начале декабря Сохара вместе с несколькими товарищами отправлялся на другой склон горы нарубить сосновых веток. С каждым годом веток в грузовичке становилось все меньше: население острова постоянно сокращалось, а восполнения было недостаточно. Сосновые ветви складывали в кузов горизонтально, словно обувь, оставленную у порога.

В Новый год на острове со всех сторон дул ветер, и люди разжигали праздничные костры, а кошки лакомились объедками ужина. Снег не выпадал почти никогда. Затем люди молились предкам, пытаясь увидеть их образы в языках пламени: мертвым тоже нужно тепло.

– Ойсисо, – пробормотал Сохара, глядя, как его жена Йоко поливает рис в миске зеленым чаем. Ломтики тунца и тонко нарезанные сушеные водоросли плавали среди зернышек риса. – Ойсисо, – повторил он.

Что бы ни готовила Йоко, он всегда замечал: «Выглядит аппетитно!»

Сидя за кухонным столом, Сохара беседовал с женой о холодах и полученном с материка сообщении. В нем говорилось, что в марте на остров прибудут два новых ученика, которые будут учиться в местной школе в течение года. Поселить их собирались у госпожи Хасегавы.

– Наконец-то… – вздохнула Йоко. – Есть ли надежда, что в этом году приедет новая семья?

– Пока нет, – пожал плечами Сохара.

– Жаль, – нахмурилась Йоко.

Островитяне тревожились из-за того, что с каждым уходящим поколением численность населения сокращалась, а у оставшихся жизнь становилась все труднее. Хотя на островах архипелага близ Токио не так уж мало семей решалось пожить несколько лет.

Жителям острова приходилось быть самодостаточными. Каждый был вынужден заниматься хотя бы двумя делами. Например, один человек мог быть кондитером и помогать в идзакае, а другой – управлять единственной местной гостиницей (она вмещала не более четырех постояльцев за раз) и рестораном «Дикие лилии», а одновременно содержать птицеферму, снабжающую население куриными яйцами. Сохара в детстве работал на фабрике по производству камелиевого масла, помогал матери в парикмахерской, а в свободное время занимался любимым с детства делом – ремонтом и починкой.

* * *

Каждый год из Токио на остров приезжали новоиспеченные учителя младших и средних классов. Их переезд курировала городская администрация, и по завершении учебного года они возвращались домой. Йоко, жена Сохары, тоже была учительницей, но в отличие от остальных на материк она так и не вернулась.

Население острова теперь представляло собой смесь коренных жителей и приезжих, решивших по разным причинам остаться и создать семьи на новом месте. Время от времени с материка приезжали дети, чтобы учиться в местной школе в течение года, или целые семьи, желающие пожить в более спокойной обстановке. Однако это было лишь временным явлением: за несколько лет дети успевали пройти путь от детского сада до последнего класса средней школы, и семьям приходилось возвращаться в город, чтобы дать детям возможность продолжить образование.

– Тока отплывает послезавтра, – сказала Йоко, положив палочки на дымящуюся миску, а затем нахмурилась и продолжила: – Я говорила ей, что сегодня корабль наконец пристал к берегу. Жаль, что она на нем не поехала.

– Значит, у нее были важные дела, – ровным голосом ответил Сохара, думая о длинных черных волосах дочери.

Тока тоже получила общее образование на острове, но в местной школе не было старших классов. Ей пришлось переехать с матерью на материк, а Сохара провел три года совсем один, вдали от Йоко и девочки. Но сделал это охотно. Он гордился талантливой и умной дочерью, учившейся так усердно, что он не сомневался в ее блестящем будущем. Тока знала, чего хочет от жизни, и благодаря стараниям и жертвам родителей легко поступила в отличный университет в Токио. Она не станет ремонтировать вещи, как ее отец. Вместо этого она будет реставрировать произведения искусства.

– Не знаю. Кажется, ей надо идти на последнее собрание секции бадминтона.

– Секция бадминтона…

– Вот именно! Неужели секция важнее Нового года и дня рождения отца?! – воскликнула Йоко недовольным голосом.

Сохара появился на свет в полночь тридцать первого декабря, и эта ирония судьбы сопровождала его всю жизнь. Когда он родился, храмовый колокол ударил сто восьмой раз. В детстве Сохаре рассказывали, что при каждом ударе колокола человека покидает одна из страстей. Согласно учению буддистов, число сто восемь олицетворяет количество человеческих страстей и страданий.

– Нельзя пренебрегать предновогодними встречами, – спокойно ответил Сохара жене. – Бонэнкай важны для поддержания связей. Тока правильно решила пойти.

– Возможно… – фыркнула Йоко. – Но девочка слишком полагается на случай. Она знает, что зимой корабли могут не выходить в море по десять дней.

– Бадминтон… – кивнув, задумчиво пробормотал Сохара. – Интересно, что это за игра?

– Говорят, она хорошо играет.

– Охотно верю. Тока всегда была спортивной девочкой.

Сохаре нравилось совершать внезапные экскурсии в новые для него миры. Когда дочка была еще совсем маленькой, он брал ее с собой на работу. Пока папа чинил шкафы, окна, раковины и крыши, она бегала во дворе или болтала с клиентами. Под конец девочка доставала из кармана кусочек лейкопластыря и, подражая отцу, прилепляла его к стене или полу. «Мы вылечили домик!» – провозглашала она с серьезным видом, и на этом работа заканчивалась.

Сохара так и не привык к тому, что у него есть дочь. Он смотрел на нее с удивлением, гордостью и нескончаемой радостью. В последний раз это случилось три месяца назад, когда Тока подала заявку на участие в студенческом обмене с итальянским университетом во Флоренции. Ей удалось получить стипендию, которая покрыла университетские налоги, расходы на жилье и перелет. Правительство острова выделило ей еще одно пособие для частичного покрытия расходов на питание. Сохара выразил готовность отдать ей все свои сбережения, чтобы помочь с остальными тратами.