Король боли (страница 2)

Страница 2

Деревья – это генетические компьютеры, мегадионизиды. Они программируют опухоли и ретровирусы, нацеленные на Homo sapiens.

Шавлисты, католические террористы св. Павла, считают биотеррор неизбежным «грехом, очищающим от греха», – этапом, который цивилизация должна пройти, чтобы вернуться к идеалу общества, состоящего из небольших христианских общин и лишенного высших структур власти, несущих зло и неизбежно его порождающих самой своей сущностью. Потому шавлисты по принципиальным соображениям атакуют любые крупные населенные пункты, в первую очередь города. А собрания, подобные тому, на которое направляется Король Боли, действуют на них, как красная тряпка на быка.

В каждом городе Южной Америки растет по крайней мере одно Древо. Их выжигали до корней различными способами; они всегда вырастают заново. В их авторстве признается половина анаркий джунклей. Король Боли не верит заявлениям ни одной из них – и уж менее всего хвастовству шавлистов: если бы в рядах этих анаркий были такие мастера AG, они бы не ограничились отравлением бывших метрополий.

В кроне Древа над Рио-Бранко кружат черными спиралями стаи гарпий и прочего крылатого отродья мегадионизида, их тени скользят по испещренным дырами стенам небоскребов.

Король Боли просматривает отчеты по орбитальному сканированию.

– Здесь, здесь и здесь. Смотрите. Изменения пропорций атмосферных газов – но это всё нечетко. Здесь. Ну! Инфракрасные узоры, повторяющиеся аномалии, каждую ночь. Я даже успел получить официальные экспертизы из нескольких университетов, они впечатляют. Если считать по количеству очагов – то несколько десятков семей, не более. В горах Амазонки уже не так густо.

– Вы уверены?

Король Боли хмыкает.

– Конечно нет! Я вообще в это не верю! Пусть Вия объяснит!

– Может, это все-таки какая-нибудь примитивная анаркия, о которой никто не слышал…

– Это ничего не меняет. – Король Боли пожимает плечами. – Сколько у тебя было хромосом, когда ты в последний раз проверял?

– Хы, хы, хромосомы, говоришь? А что это такое? Хы, хы.

Внезапный шум над головой – попугай вертится и машет крыльями.

– Опять он, чертова бомба! – хрипит он по-польски. – Нет, нет, нет! За-пре-ща-ю!

Аким чешет подбородок.

– В чем дело?

– Кто это? – спрашивает его Король Боли.

– А я знаю, кто в него засел. Иван и компания. Птичка – проксик марксистов-креационистов.

– Конечно, они подключились к нам при первом упоминании, – продолжает Аким. – Дали своих заложников, лишь бы ускорить. Это же их евангелие. Гильо скрепил кровью. Они платят за тебя пополам.

– Они не знали, что за меня.

– Так ты только что проболтался, – ухмыляется старик. – Рано или поздно они узнали бы, у них есть ключи для верификации трансмиссии.

А попугай продолжает отжигать.

– Все это надувательство! От ваших советов нет никогда никакой пользы! Деньги на ветер! Тысяча чертей!

Какой-то потомок гомбровичевской[4] эмиграции, думает Король Боли.

– Ты же знаешь, пластусов нанимают все, – говорит он спокойно.

– Все! И что с того?

– А что происходит с теми, кто пытается обойтись без них?

– Это корпоративный сговор капиталистических мошенников! Вы так играете, чтобы выдоить клиентов! Та же зараза, что и адвокаты! Они абсолютно никому не нужны, но стоит одному дураку нанять адвоката – и все мы тут же начинаем нанимать их, чтобы защищаться от ихних юристов! Ужас и осуждение!

– Пригните черепушки! Обезьянник! – кричит из трубы пилот.

Король Боли и Аким де Нейра наклоняются, пряча головы под перилами.

Воздушный шар проплывает между зданиями, по самую крышу наполненными джунклями, которые выпирают наружу из всех естественных и неестественных отверстий в стенах. Из окон и дверей, с балконов, из вентиляторов, из щелей, проломов и трещин изливаются гирлянды плотоядных цветов, косы ядовитых лиан, пучки метановой травы, каскады одеревеневшей биомассы, зеленой, бурой, черной; стекают до самой земли, на улицу паласы сплетенных корней, веток, листьев, соцветий, – с двадцатого, сорокового, шестидесятого этажей. А вслед за флорой прибыла фауна AG, в том числе разнообразные странобезьяньи химеры, орды потомков паукообразных обезьян, барригудо, игрунок, уакари, переписанных по пути через несколько диких генетик. Некоторые животные могут имитировать человеческую речь, воспроизводить человеческие жесты. Странобезьяны Рио-де-Жанейро приобрели навык носить шапки, шляпы, ермолки. Некоторые также надевают украденные очки – солнцезащитные, коррекционные и даже с выбитыми стеклами – без разницы. Все они орут, прыгают, плюются и мочатся при одном виде человека, бросая при этом в его сторону все, что попадется им в лапы. В последнее время они овладели искусством изготовления и обслуживания пращи Давида. В оболочку и борта воздушного шара Освобожденных мануфактур бьет град камней, стеклянных осколков, кусков пластика и бетона, а также гнилых фруктов.

Королю Боли кажется, что в неистовом оре разъяренного обезьянника он различает португальские проклятия.

Попугай, опасаясь за свою жизнь, слетел на борт воздушного шара.

– Ну и что ты посоветуешь? – скрипучим голосом кричит он полусогнутому Королю. – Маэстро!

– Сначала мне нужно выяснить позиции других сторон, – бормочет Король, собирая бумаги в несессер.

– А их пластусы говорят им то же самое! Может, нет? Может, нет?

– Наверняка.

– Зараза! Зараза! За-ра-за!

– Ты заткнешься наконец?

У Короля Боли сдают нервы, и он замахивается несессером на попугая. Несессер оказывается не до конца закрытым, бумаги снова рассыпаются. Король Боли кидает в птицу бутылку воды. Птица отскакивает, бутылка падает за борт. Король снимает шляпу, готовясь поймать в нее кривоклювого проксика. Но получает от обезьян по затылку кокосовой скорлупой и, поверженный, с опущенными руками валится на табурет.

Попугай подпрыгивает на месте, триумфально хлопая крыльями.

– Кацап! Козёл! Кровосос! Кастрат! Кишкоправ! Костолом! Колбасник! Кобель! Кривохер! Калоед! Кутак! Каракон! Курвец! Кодеш! Кнахт! Козотрах!

Де Нейра поднимает глаза к небу.

– Мало того, что марксист, он к тому же еще и попугай – не переболтаешь, забудь. А собственно, отчего они тебя так не переносят?

– Довелось мне пару раз, хмм, излишне откровенно высказаться на политические темы.

– Люди не отходы эволюции! – горланит пернатый. – Пролетарии всех генов соединяйтесь! Буржуев на опыты! Дай пинка ДНК!

Аким грозит ему пальцем.

– А то сейчас прерву соединение! Кто здесь на ком ездит? Возьми себя в руки.

– Здесь всё охренуче, и я не круче, – мрачно крякает попугай и замолкает.

Воздушный шар подпрыгивает, задирая нос.

– Подлетаем!

Сто семьдесят восьмой тур переговоров под эгидой епископа Рио-де-Жанейро и городской анаркии марксистов-креационистов проходит в пентхаусе одной из высоток бывшего бизнес-центра. В зависимости от волн медийных трендов, некоторые открывающиеся переговоры имеют богатое пиар-сопровождение, транслируются в прямом эфире и попадают на тысячи телеканалов в миллионы домохозяйств; другие же напоминают кровавую резню в задымленном притоне воров и убийц. Король Боли участвовал в четырех переговорах. В прошлый раз пьяный ивановец отрубил ему голову мачете. (Страховка проксика – за счет клиента.) Если бы не высокий контракт, он бы не согласился вновь в это играть. Среди всех обреченных на провал переговоров, в коих ему довелось участвовать, лишь переговоры, проводимые южноамериканскими анаркиями Открытого Неба, представляются Королю по-настоящему безнадежными.

Едва воздушный шар Освобожденных мануфактур Объединенной церкви пляжного волейбола причаливает и пассажиры вступают на крышу высотки, их догоняет дюжина проксиков, человеческих и нечеловеческих. На одних едут медиаторы, на других – агитаторы и шантажисты отдельных фракций и анаркий; все стараются друг друга перекричать. Король Боли и Аким де Нейра движутся внутрь пентхауса, отбиваясь от назойливых особей. Попугай марксистов-креационистов кружит над ними. Птицу тоже настигает агитатор, крылатый демон.

Содержание звучащих призывных лозунгов менее значимо, нежели то, что проксики выдыхают и чем плюют. Анарклэнды Открытого Неба уже много лет являются полигоном для политических идеалистов всех мастей, которые вкуколиваются сюда со всего света. Король Боли в неосознанном рефлексе прикрывает голову несессером. Воздух затянут мглой от переносимых капельным путем индоктринаторов, здесь циркулируют бациллы Капитала Маркса, Богатства народов Адама Смита, Centesimus annus[5] Иоанна Павла II; здесь чихают и кашляют Левиафаном Гоббса, Государственностью и анархией Бакунина и Вынародом Кужаевского. Прямо у входа в застекленное патио[6] три ведьмы-метиски жгут благовония корпоративного коммунизма; оранжевый дым разъедает глаза.

Проход в патио и пентхаус преграждает шлюз. Захлопнув дверь, Король и де Нейра начинают дышать глубже, отряхивают одежду. Снаружи, за стеклом, теснится толпа. В углу крыши, под импровизированной палаткой, двое подростков продают воду и фрукты – это, кажется, единственные люди, управляемые собственными мозгами. Во время анаркийских переговоров цены на услуги проксиков, находящихся в геносфере Рио-де-Жанейро, всегда в несколько раз возрастают. (Гонорар проксика оплачивает клиент всадника.)

– Сколько уже прибыло?

– Большинство. То есть сами они, вероятно, вкуколятся в последний момент. Так было при первом подходе.

– Ставлю две тысячи, что до завтрашнего вечера их не удастся даже посадить за один стол.

– По рукам. Впрочем, все решается в кулуарах и у бара. Надеюсь, ты выспался.

– У меня уже сейчас середина ночи.

– Проклятые сибариты! – скрипит попугай. – Рабы удовольствия!

Королю Боли не хочется даже рта раскрывать в сторону птицы. Он пинает пернатого носком ботинка – внутренняя дверь шлюза поднимается, и орнитопроксик влетает в пентхаус, выкрикивая ругательства на польском, португальском, английском и испанском языках.

Но пентхаус действительно выглядит так, будто извлечен из другой сказки: плюш, хрусталь, живая обшивка стен, живые ковры, живая мебель, все сияет чистотой, в тусклом свете заходящего солнца цветовой спектр смещается в сторону красного, и это сияние покрывает нежно-розовой вуалью даже стальные украшения и белый хлопок платья распорядительницы, которая подходит к вновь прибывшим гостям и направляет в отведенные для них помещения.

Городская анаркия марксистов-креационистов Рио-де-Жанейро приготовила четыре верхних этажа и пентхаус; герметично отрезанная остальная часть здания, вероятно, уже плотно забита джунклями. Освобожденные мануфактуры располагают комнатами на втором этаже. Король Боли не рассчитывает провести там много времени – контракт связывает его на сорок восемь часов, потом, скорее всего, с места он выкуколится. Или, возможно, даже раньше: если анаркии успеют до этого договориться (во что он не верит) или окончательно рассориться и прервать переговоры (что наиболее вероятно).

[4] Витольд Гомбрович (1904–1969) – польский писатель. Перед началом войны уехал в Аргентину, а с 1964 года жил в Париже.
[5] Сотый год (лат.) – энциклика папы римского Иоанна Павла II от 1 мая 1991 года, посвящённая столетию с опубликования «Rerum Novarum».
[6] Открытый внутренний дворик жилого помещения.