Она всё ещё не потеряла своей привлекательности и девичьей стройности. Конечно, она же не рожала четверых и не переносила выкидыши! Впрочем, по моей вине.

Это я не выдавала её замуж в отместку за прошлое. Мало того что моя милосердная мать подобрала её сиротой и обеспечила приданным, дала образование как фрейлине, так эта мерзавка посмела шпионить против меня на Эсмонда, когда мы с ним ещё не были близки!

Пусть скажет спасибо, что не отправила её восвояси!

– Благодарю, что ты так печёшься о чести королевы, а сейчас иди и сделай то, что я велю.

После ритуала в лесу Анкильд устроил пир, на который пригласил только ближайшую свиту. «Без глупых квочек», – добавил он и засмеялся, смотря на меня и прочих дам.

Вот и хорошо. Герцог Фарман не пил, зато мой муж давно опьянел и не заметил бы, даже если Боги снизойдут до его замка. Такой случай упускать нельзя.

– Ваше величество, мне передали ваше желание увидеться. Чем могу быть полезен? – герцог всегда был учтив и старомодно-галантен.

Явился почти сразу, как я сообщила ему о своём намерении поговорить.

Я выслала слуг и пригласила его присесть в кресло для посетителей. Да, моему мужу доложат, что я позвала канцлера в  будуар, но мы с ним всегда знаем, что ответить на двусмысленные обвинения!

– Мне нужен ваш совет. Когда-то вы говорили, что если я рожу сына, то могу рассчитывать на вашу поддержку.

Огнекудрый герцог был старше Анкильда на пару лет, но осторожнее и хитрее по крайней мере вдвое. Он лишь кивнул и принялся заверять меня в полной преданности главной линии династии Ядвинов.

А разномастные глаза его оставались при этом совершенно пустыми. И лишённое морщин лицо выражало лишь учтивую покорность.

«Я всегда за тех, кто побеждает», – говорили они и его льстивая улыбка.

– Скажите, стоит ли мне опасаться леди Констанцию? Говорят, король обратил на неё свою милость.

– Вчера она показала, что обладает необычными способностями. Говорят, девушка ходила в лес одна и ткала из паутины нити своей судьбы.

– Говорят или доносят, ваше сиятельство? – спросила я напрямую, чтобы показать: я знаю о вездесущих шпионах канцлера. Это он главный паук королевства, способный уловить малейшие колебания своей сети.

– По-разному, миледи. Леди неглупа и очень осторожна. Она знает, что наскучит королю, если уступит быстро. Поэтому строит из себя недотрогу. Вопрос в том: достаточно ли она способна, чтобы довести дело и нашего всемилостивейшего монарха до законного брака. Простите за откровенность, ваше величество, но да, думаю, вам стоит её опасаться.

Я сидела, поставив локти на ручки кресла и сцепив пальцы в замок. Лорд Фарман никогда не ошибается, но, возможно, он решил проверить мою верность Анкильду?

– Расскажите, что это за ритуал с паутиной в лесу? Это очень интересно.

Я улыбалась, он тоже, но мы оба понимали, что сейчас решится судьба нашего альянса. Быть ли ему вовсе?

В любом случае я бы не хотела приобрести в лице моего позднего посетителя врага. Это было бы непростительной глупостью.

–Всего лишь древние верования.

С герцогом было приятно говорить даже о пустяках. Он умел развлекать собеседника, не поучая его, и говорил лишь то, что желали от него услышать на самом деле. А не то, что просили.

– Та, в чьих жилах течёт голубая капля, может скатать из паутины пряжу и выткать семь нитей. А потом прийти на рассвете и не глядя обрезать всё, кроме одной. Это и будет её судьба.

– Очень рискованно, – заметила я. – Ведь никогда не знаешь, какие возможности уничтожила самолично.

– Именно, ваше величество. Поэтому я не хожу в лес и не ищу защиты в храмах. Полагаюсь только на себя.

– А на меня сможете поставить? На нить моей судьбы? – я наклонилась так, чтобы он расслышал моё шёпот. Герцог продолжал улыбаться и молчать.

Его глаза стали казаться ещё более разномастными. Карий и серый. Ворон против орла. Анкильд против Эсмонда. Или я против остального мира.

– Я не играю, если нет шанса приобрести большой куш, ваше величество. Больше, чем у меня уже имеется, – ответил он наконец и снова замолчал.

Теперь дело оставалось за малым: условиться о цене.

 2

– И каких таких благ не хватает второму человеку в королевстве? – спросила я с улыбкой, понимая, что сейчас он волен попросить у меня что угодно. Хоть отрубить мне руку с меткой Чёрной Луны.

Или, например, заставить покинуть Вудстилл после победы добровольно и безо всяческой надежды на возвращение?

Впрочем, я готова была пообещать невиданные блага, ведь это не означает, что когда придёт время, исполню обещание.

«Правитель никому и ничего не должен, – учил меня отец ещё в той, другой жизни, когда нуждался в моих метких замечаниях после Совета лордов. –  Надо до последнего не раздавать обещаний, но если по-другому нельзя, то дай его, смело глядя супостату в глаза. А потом скажи, что истинный подданный не смеет требовать их исполнения, а раз требует, то он предатель. Для таких разговор короткий, а меч палача тупой. Чтобы мучились и понимали. Они, и те, кто будет смотреть на их казнь».

Когда-то этот совет казался мне подлым, но время прошло, и я узнала, что правитель должен уметь договариваться с совестью, беря пример со своих врагов. В вороньей стае нельзя быть робкой и нежной голубкой.

Заклюют, растопчут, выклюют глаза.

– Я пока не скажу вам, что именно мне нужно, но вы поклянётесь выполнить моё любое условие.

– Лорд Фарман, вы же понимаете, что клятву, данную при таких обстоятельствах, легко признать недействительной. В глазах Богов, скрепляющий Обет верности, он не будет иметь силы.

– Конечно, ваше величество. Но и вы понимаете, что не являетесь принцессой Вудстилла по крови. То, что стерпели бы от Касии, никогда не потерпят от «проклятой чужачки».

Герцог сидел в кресле напротив с совершенно невозмутимым видом, словно мы говорили, пусть и завуалировано, не о смерти короля, а о погоде, некстати испортившей вечер.

– Хотите вина? Я готова услужить вам самолично, – спросила я, чтобы выиграть паузу.

Мне надо было не только придать лицу невозмутимое выражение, к этому я привыкла при дворе отца, но и обдумать, говорить ли с Фарманом прямо сейчас или лучше отложить разговор до лучших времён.

– Почту за честь, ваше величество.

Я встала и медленно прошла к столику у окна. Руки мои были тверды, а намерения прозрачны, но одно дело догадываться о них, другое – услышать из уст королевы то, что можно счесть государственной изменой.

Фарман не раз говорил, что верен Анкильду. И добавлял: «Пока тот жив».

Намекал, что в убийстве участвовать не будет, но поддержит меня, если всё пройдёт гладко, и тень подозрений не падёт на меня или тех, с кем я связана?

Я наполнила красным вином два бокала и, поставив их на поднос, поднесла к герцогу. Совсем как его служанка.

– Благодарю, миледи, – кивнул он, принимая бокал из моих рук, но даже не попытался продлить соприкосновение наших пальцев.

Отлично, значит, Фарман со мной не заигрывает, тем лучше. Он был твёрд и холоден, как глыба льда на Севере, куда мне удалось отправить первую дочь короля.

Касия тоже будет претендовать на трон Вудстилла после смерти отца, но Север далеко, дороги к нему трудны, а гонцов можно и задержать, пока мой старший сын не будет коронован. После всё бесполезно. Народ примет Гарнета, как принял его отец.

– Вы поможете мне избавиться от Констанции? – спросила я прямо, выждав миг, когда герцог опустошит бокал. Слышала, что он пьёт мало, и никто не видел его настолько нетрезвым, чтобы советник Короля нёс околесицу.

Такой человек, канцлер и друг короля, которого никто не заподозрит в пособничестве, был мне необходим.

– Зачем вы хотите от неё избавиться, ваше величество? Вы дама неглупая, даже хитрая, и не можете не понимать, что через полгода на её месте окажется какая-нибудь Мария или Маргарет. Дело не в дамах, ваше величество, вы разрешите говорить откровенно?

Герцог выглядел добродушным дядюшкой, искренне желающим помочь запутавшейся в ревности племяннице.

– И вы не боитесь говорить откровенно, ваше сиятельство? Уж не Бог ли вы, посетивший меня в ночи?

Я улыбалась и кокетничала, но всё в границах дозволенного, чтобы при случае обвинения слугами-доносчиками, могла бы свести разговор к неудачным шуткам и неуместным вольностям герцога. Я знала, как и чем надавить на супруга, чтобы он поверил мне.

И знала характер короля. Он до сих пор считал, что Фарман единственный, кто по-настоящему ему верен.

Нас могли застать в постели, но Анкильд не поверили бы даже своим глазам!

– Я мог бы сказать, что мой Дар позволяет накинуть на разговорчивые уста покров длительного молчания, но на самом деле у меня везде свои люди. И они верны мне, ваше величество, из корысти и страха. Так что, нет, я не боюсь.

Герцог без разрешения встал и прошёл к моему столику, чтобы налить себе ещё вина. Это было неслыханным нарушением этикета, не позволяющему кому-либо в присутствии королевы или короля вести себя как вздумается.

Фарман проверял мою готовность прогнуться перед ним. И понимал, что выиграл, даже не начав торги.

Я бы очень хотела, чтобы сейчас, когда я хожу по опасному лезвию, грозя сбить ноги в кровь, приобрести настолько глубокие рваные раны, что никто будет не в силах их зарубцевать, рядом был Эсмонд. Его немая поддержка придала бы сил.

Но и этой малости я лишилась. Фарман не стал бы говорить с посредником.

– Извольте продолжать, ваше сиятельство.

Пусть всё это выглядит так, словно я владею ситуацией. Словно моё сердце не колотится  о грудь, как язычок колокола о купол, заставляя последний содрогаться и оглашать округу гулким, протяжным набатом.

– Ваша беда в том, что вы не нравитесь королю. Вы слишком умны и независимы, вы заставляете его чувствовать, что он не хозяин не только этой страны, но и своей постели. Не хмурьтесь, ваше величество, откровенность – горькое лекарство, она может оказаться и ядом в неопытных руках, но я целитель, а не отравитель.  Так вот, ваше величество, король вас боится и ненавидит, но вы интересны ему как женщина. Именно поэтому, всё ещё рядом. Вы правы, от леди Констанции надо избавиться раньше, чем она обретёт силу. Она может, я вижу. Я помогу вам, а вы, чтобы доказать, что можете быть достойным союзником, помогите мне избавиться от другого человека.

Я молчала и слушала, напустив на себя задумчивый вид, и не торопилась с ответом, чтобы заставить собеседника понервничать. Обычно, когда вот так долго смотреть на него, словно прикидывая, выдержит ли верёвка вес его тела, противник не выдерживает.

Лорд Фарман отставил повторно опустевший бокал и спокойно выдержал мой взгляд, однако не проявлял более дерзости.

– И от кого же вы, ваша светлость, хотите избавиться моими руками? – спросила я насмешливо. – Я хочу знать также, почему не сделали этого сами. При ваших-то возможностях!

– Я сама откровенность, ваше величество. От моей шестой жены. От Каталины, вашей фрейлины.

3

– Ваше величество, вы, должно быть, заметили, что Констанция во всём старается вам подражать,  – сказала Адамина, леди Кейтарская, когда готовила меня к очередному пиру.

Она по-прежнему оставалась моей главной фрейлиной и была предана своей королеве, как никто из женщин Лесной страны. Преданность окупалась моим хорошим отношением к её незаконнорождённой дочери, Эрлин, которую она прижила от короля.

Я давно простила Адамину. Она не была виновна в том, что её первой положили на алтарный камень Высокого Бога, чтобы окропить его девственной кровью. А потом на него возлегла я, доказав моему мужу, что всё ещё невинна.

Я обманула жрецов, но не мужа и не Богов.