А если решился, то я отвечу тем же!

Перед глазами была тёмная пелена, даже боль от раненой ладони отступила перед страхом оказаться одной. По-настоящему одной.

– Иногда я думаю, что мне прощу убить тебя, Гердарика, – Эсмонд схватил меня за шею и хорошенько встряхнул. – И моё наваждение пройдёт, горная ведьма. Пусть даже я сам не смогу без него жить, но умру как мужчина, а не как твоя марионетка! Доброй ночи, миледи!

И он покинул меня. Ушёл мягко, я даже не слышала, как затихли его шаги. Пелена перед глазами рассеялась, и я кое-как добралась до спальни.

2

– Миледи, ваша рана выглядит лучше с каждым днём, – Одилия была кроткой, и это означало, что она тоже втайне радуется моим несчастьям.

Я могла бы отстранить её от двора, но на её место придёт другая. И ту, другую, я уже не смогу контролировать так легко, как соотечественницу.

А ещё она выступала для меня живым свидетельством похоти Эсмонда, чтобы я никогда не забывала, что вначале он лишил девственности её. И заставил за мной шпионить.

– Ты хотела бы выйти замуж?

Я спрашивала об этом служанку раз в год, и она всё время отвечала согласием. Тогда я принималась подыскивать ей пару, чтобы в последний момент всё отменить, мотивируя выбор претендента недостойным.

Так я наказывала её снова и снова. За то, что когда-то она предала меня несмотря на опеку и помощь моей матери, которой была обязана всем, и за то, что украла первую ночь с Эсмондом, которую я желала провести в пышной постели постоялого двора, а не в грязной пещере, застигнутая грозой и его яростью.

– Нет, миледи. Я хочу лишь служить вам, – кротко ответила она, безмерно удивив меня.

– И ты не хочешь родить детей?

– Нет, ваше величество. Они тоже станут пешками в чужих руках.

Одилия вскинула на меня всё ещё прекрасные чёрные глаза и посмотрела кротко, как овечка на волчицу. Я заправила смоляную прядь ей за ухо и с улыбкой спросила:

– Ты имеешь в виду меня, верно? Не бойся, скажи правду, я уже сегодня неспособна осерчать.

– Нет, ваше величество. Вы такая же жертва сильных мира сего, как и я. Все мы жертвы. Сначала силён один, за ним приходит другой, считающий, что покорил Небо. И карает слуг прежнего господина. Я буду верна вам, потому что устала. Хочу просто жить, как живётся.

Она продолжала смотреть на меня без мольбы и без упрёка, который, безусловно, я заслужила. У меня мелькнула мысль одарить Одилию драгоценностью, как приданным, но я решила сначала подыскать ей достойного и знатного мужа.

Возможно, Эсмонд прав, и я забылась в гордыне и тщеславии.

– Одень меня, но не сильно, безо всяких помпезностей, я хочу помолиться в часовне.

– Конечно, ваше величество.

Это была другая часовня, не та, где мы встречались с Эсмондом. И путь туда лежал по длинному коридору, устланному тонким ковром.

Идти в часовню надо было босым, чувствуя холод и сырость древних камней Башни Королев. Но все давно забыли об этом обычае и ходили молиться в обуви и плотном плаще, отороченном мехом.

– Не одевай меня сильно, я же просила! Хочу пройти босой.

– Как пожелаете, ваше величество.

Одилия не удивилась. Зато я столкнулась с негодованием Адамины Кейтарской – моей главной фрейлины, оказавшейся тут как тут.

– Ваше величество, можете ругать меня, но я не понимаю, к чему такие жертвы? Даже летом камни стынут, так и заболеть недолго.

–У меня и так жар.

– Вот именно, ваше величество. Не стоит умножать радости ваших врагов.

Я только отмахнулась от неё, как от назойливого насекомого. Она не понимала, а у меня не было желания объяснять.

Уповая на Богов, чью волю до сей поры я исправно исполняла, я хотела показать им, что осознала собственную немощь и молю о прощении.

Урок усвоен. Я выдам замуж Одилию, как она того заслуживает, и отдам Хельгу в услужение Матери-Богини, когда придёт срок, но сейчас я стану смиренно просить их о помощи.

Стоя на каменном полу голыми коленями и сжимая в пальцах ритуальные чётки, позволяющие не позабыть упомянуть всех Богов в своих благодарственных бдениях, я пыталась достучаться до Неба.

Оставила всех слуг за дверьми и вошла одна. Здесь всегда было холодно и горел свет от неугасаемого огня, поддерживаемого лично магией Главной жрицы Богини-Матери.

Я встала на колени и принялась молиться молча, растворилась в своих просьбах, перемежаемых с благодарностями и уверениями в преданности. Я клялась, что забыла прошлых Богов, что моё служение им было ошибкой, и что я положу жизнь на то, чтобы поступками доказывать свою приверженность Лесному королевству.

Всё вокруг подёрнулось дымкой, и я мне привиделась маленькая дочь с родимым пятнышком на лбу, которое точь-в-точь повторяло знак со свитка, полученного во сне накануне её зачатия.

Да, она станет жрицей, отринув людские радости, и я не смогу этого изменить. Могу попытаться, но мне дали понять, что в таком случае я потеряю сыновей.

Боги всё равно отберут у меня дочь. Её отца я так и не узнала, но была уверена, что в ту ночь ко мне пришёл не Анкильд.

Именно поэтому в девочке просыпались способности, которых равным не было. В её возрасте она могла создавать письма, их доставляли самовоспламеняющиеся голуби, которые потом исчезали без следа. И эти письма нельзя было перехватить или прочесть тому, кому они не предназначались.

Я пока строго-настрого запретила Хельге показывать свой дар кому бы то ни было, чтобы не привлекать лишнего внимания. Девочку с такими способностями захотят либо взять под покровительство, либо убить.

И пока Хельга под защитой Матери-Богини ей ничто не угрожает. Но Богиня не раздаёт свою защиту просто так.

– Доброго вечера, ваше величество! – услышала я знакомый голос и в удивлении прервала молитву.

– Удивлена видеть вас здесь, миледи из рода Лесных Виринееев, – произнесла я как можно спокойнее и поднялась с колен.– Почему вы здесь, и как вас пропустили?!

– Все понимают, ваше величество, что мне нельзя перечить, – светловолосая овечка решила показать волчий оскал. Она села на скамью, сложив руки на коленях.

Идеально прямая спина, благородные черты лица, внушительный, всегда декольтированный бюст —Констанция привлекала взгляды.

Наверное, со стороны это она выглядела королевой в сером платье с мелкими цветочками по подолу и перчатками, доходящими до средины плеча. Дама, вернувшаяся с бала.

– Отчего же, миледи? Вы пока просто сиротка, которую все жалеют. А корона на мне.

Я решила не присаживаться. Буду стоять и выказывать уважение Богине. Она любит наказывать рабынь за гордыню, просто Констанция слишком верит в «голубую кровь» и в незыблемость привязанности короля.

– Это ненадолго, ваше величество. Как ваша рука? Слышала, вы нездоровы. Король не любит болящих женщин, – всё это Констанция произносила с лёгкой улыбкой, будто речь шла не о моей судьбе, а о светской болтовне или обмене комплиментами.

– Анкильд никого не любит, миледи. Только себя. И если вы думаете, что так просто сможете избавиться от меня, то смею вас уверить, этого не будет!

Не теряя ни секунды, я дотронулась до метки, это всегда придавало сил, и тут же схватила больной рукой Констанцию за запястье, произнеся мысленно короткое обращение к Матери-Богини.

И она услышала меня.

3

– Что вы делаете?! Думаете, это сойдёт вам с рук? – Констанция визжала, как недорезанная свинья, и свободной рукой пыталась отстранить мою, впившуюся в её запястье.

При всём желании, даже если бы оно у меня возникло, я не смогла бы разжать пальцы. Повязка слетела с ладони, и теперь рана соприкасалась с нежной кожей соперницы. Ей было неприятно её собственное лекарство.

– А ты думала, твоё происхождение спасёт от гнева Богов?! Ты забылась, Констанция!

Я успела сказать только это, как вдруг пол часовни дрогнул, а свечи у алтаря разом потухли, оставив лишь тусклый свет масляных ламп.

Я видела светлые глаза настырной девицы, расширенные от ужаса, и с силой отдёрнула руку, чтобы схватить её за шею. Слегка мазнула, но заметила, как моё прикосновение оставило на коже чёрный след. Метка на руке сразу успокоилась, и дрожание пола и стен прекратилось.

– Я.. Я пожалуюсь королю, он казнит вас, как чёрную ведьму! – Констанция, чуть не плача, вскочила на ноги и припустила к выходу, держась рукой за шею в том месте, где чернела оставленная мной метка.

И хлопнула дверь. А я присела на скамью и посмотрела на руку. То ли это подействовала мазь Эсмонда, то ли и вправду Боги пожалели меня, приняв предлагаемые условия, но рана затянулась, оставив багровый рубец. А метка Чёрной Луны снова сделалась гладким однородным пятном.

– Миледи, что случилось? Она навредила вам? – Адамина Кейтарская вбежала в двери через пару секунд после того, как из них выбежала Констанция. – Вам помочь дойти до покоев?

– Слава Богам, ты одна, – прошептала я, вглядываясь в лицо Главной фрейлины. Адамина не потеряла былой привлекательности. И я была рада, что она служит мне, потому что мы обе знали, что нам лучше держаться вместе. –  Со мной всё хорошо. Как Эрлин? Как твоя метка?

– Эрлин здорова, ваше величество, спасибо. А метка, она стала чернее, с тех пор как я служу вам.

И Адамина с улыбкой расстегнула ворот платья и оголила ключицу. Она была права: её пятно разрослось и почернело, сделавшись похожим на моё.

– Констанция больше ко мне не подойдёт, вот увидишь, – ответила я и, отстранив протянутую руку, поднялась сама. Уже на пороге бросила взгляд на алтарь Богини-Матери и вышла в коридор.

В ту ночь спалось мне хорошо. На следующее утро я всё ждала, что Анкильд позовёт меня к себе и устроит выволочку, но никто меня не трогал.

Я навестила детей, ещё раз наказав Хельге, чтобы она ни  с кем не откровенничала и не показывала свои способности.

– Нам могут навредить. Пусть всё пока останется втайне, а я буду тобой гордиться. Всегда.

Кажется, малышка меня поняла. По крайней мере, она встряхнула отросшими рыжими кудряшки и кинулась на шею.

– Мама, ты самая… – тут она замолчала. В силу возраста ей было сложно подбирать слова.

– Хорошая? – я решила ей немного помочь.

– Не. Высокая.

Я засмеялась.

– Ну, не настолько я и высока. Не выше твоего папы, его величества короля.

– Выше, выше, – смеясь твердила она, пока я не передала дочь нянькам.

Смысл её слов открылся для меня и окружающих гораздо позднее. Когда Хельгу уже стали называть Алым Георгином. А я и вправду стала выше всех.

Но до того времени было ещё далеко.

А пока мне принесли очередное сухое письмо от лорда Фармана. Он благодарил за оказанную помощь его жене Каталине и выражал желание видеть меня на церемонии её посвящения. Она была назначена на послезавтра.

– Ваше величество, вы снова выглядите лучше всех, – шептали мне фрейлины и улыбались, желая перещеголять одна другую. Теперь они регулярно доносили мне о положении Констанции при дворе.

Боялись, что я поступлю с ними так же.

После нашего разговора моя соперница, эта розовощёкая овечка, слегла, призвала короля, чтобы якобы попрощаться с любимым и жизнью. Никто не знал, о чём они говорили наедине, но вышел король воодушевлённым и задумчивым.

А через день Констанция чудесным образом выздоровела и заказала два новых платья, которые должны быть расшиты чёрным жемчугом. Он стоил целое состояние. Пошив и ткани с драгоценностями были оплачены из казны.

– Моя болезнь отступила, дамы, – ответила я на все комплименты. – И больше не вернётся. В королевстве наступили спокойные времена.