– ХВАТИТ!!! – выкрикнула, перекрывая голоса всех и одновременно возле меня словно что-то взорвалось!

Девиц, что сидели напротив, вышвырнуло из-за стола под ноги боярам. Стены палат не просто вздрогнули, они заскрипели, заходили ходуном от волны силы, что исходила от меня, подпитываемая бушующей яростью. Взор заволокло серебристой дымкой, будто я смотрела на весь мир сквозь кристалл льда. Каждый вдох обжигал легкие холодом, каждый выдох превращался в морозное облачко.

Краем глаза заметила, как подскочил князь, выставив ладони. Вокруг него взметнулись алые всполохи.

Ледяные лезвия всё летели и летели, и я не собиралась их останавливать!

Вы у меня получите племенную кобылу! Пожалеете, что даже мысль о сватовстве допустили в свои дурные головы!

Я устрою вам делёжку добычи на одре моего отца!

Стены быстро покрывались ледяными узорами, затягивало их морозной коркой. Князь выскочил из-за стола, метнувшись куда-то вбок. Увидела, что там чуть не раскроило голову незадачливому рябому, упавшим со стены боевым топором. Александр взмахнул рукой и оружие смело в сторону.

– Яра! – громко крикнул дядька Евсей. – Охолонись! Поубиваешь всех до единого!

Но холод во мне был сильнее его слов. Лёд был сильнее всего.

– Мало вам! – будто и не я отвечала вовсе, будто иная сила пробудилась во мне. – Отца похоронить не успела, сваты уж пожаловали! Получайте невесту!

Ледяной вихрь взъярился вокруг меня пуще прежнего, девицы, не прекращая визжать, разбежались кто куда. Туча острого, точно ножи, ледяного крошева металась по залу, на стенах повисли лохмотья от гобеленов, бояре прятались под столы, прикрываясь блюдами, с которых выбросили еду.

И среди этого буйства морозной стихии ко мне шёл князь. Вокруг него возник воздушный кокон, игравший всеми оттенками алого.

– Яромила! Стой! Прекрати!

– Нет! – дерзко крикнула в ответ, сама не понимая, откуда во мне столько злости и… азарта? Адреналин буквально кипел в крови.

Александр, преодолевая сопротивление, всё же смог подобраться вплотную ко мне. Наши взоры встретились, радужки глаз князя были белыми, только чёрные точки зрачков остались. Он смотрел на меня без злости, спокойно будто вокруг нас ничего не происходит. Ещё шаг и вот он схватил меня за плечи, с душегреи посыпались ледяные осколки, весь мой наряд покрылся морозной коркой.

– Яра, – тихо сказал Александр, – я не дам тебя в обиду, слово даю.

Гнев мой уже унимался, а речь князя подействовала, как успокоительное. Я опустила руки, и пурга, бушевавшая в палатах, тотчас улеглась. Бояре испуганно выглядывали из-под столов, их бороды и ресницы были все в инее. Изо рта людей вырывался пар, кто-то стонал.

– Тихо, тихо, – князь гладил меня по плечам, стряхивая льдинки, – никто не посмеет тебя замуж против твоей воли взять. Не гневайся, Яромила.

Он говорил со мной точно с ребёнком, но это подействовало, хоть его слова и доносились до меня сквозь звон в ушах. Я медленно села на лавку, чувствуя, что едва держусь на ногах. Меня замутило, голова закружилась. Александр устроился рядом, неведомо откуда в руках у него возникла чаша с мёдом, которую он мне и протянул.

– Испей, сил прибавит.

Тремя глотками осушила внушительную посудину, в горле была пустыня.

Потихоньку все выбирались из своих укрытий, по залу побежали шепотки:

– Княжна-то алая! Алая! А норов-то крут! Где с такой сдюжить…

Я обвела мутным взором палаты, и силы стали стремительно покидать меня, сознание затягивало тьмой, последние проблески его померкли, уступая мгле, что приняла меня в свои объятья.

Глава 10

Время и пространство потеряли значение, я тонула в воспоминаниях Яромилы, как в омуте. Они хлынули бурным потоком, стоило мне погрузиться в туманное марево сна. Яркие, живые, осязаемые. Передо мной проносились детские годы, потеря матушки, её уроки, горе отца после смерти любимой жены, учёба княжны с церковным дьяком. Наши сознания взаимопроникали друг в друга, и не понять, где была Виктория Северцева, а где княжна Яромила Владимировна. Я переживала её чувства, её эмоции, запоздалой болью резануло сердце воспоминание о потере отца. Ощущала, как по лицу текут слёзы, и не понимала, во сне это или наяву.

Иной раз перед глазами начинали виться морозные узоры, лёд заключал меня в кокон, словно оберегая от чего-то. Я смотрела на своё отражение и видела, как пылает вокруг меня ало-карминовое пламя, ближе к телу переходящее в синеву. И глаза… Из карих они стали льдисто-голубыми.

Я нашла ответы на все вопросы, вернее, вспомнила. И про воинов, чей пустой взор так поразил меня у дяди Евсея.

– Когда-то только князья, да ближние их владели магией, – звучал в моей голове голос отца, – но потом жениться начали княжичи на простолюдинках.

– Разве можно так, тятенька? – маленькая Яра пытливо заглядывала в глаза князя.

– Они не по-настоящему женились, вырастешь, поймёшь, – смутился тогда отец.

– Понарошку? Это забава такая была? – не унималась маленькая княжна.

– Можно и так сказать. Хватит. Я не об этом, – оборвал меня Владимир, – так вот, когда детки одарённые стали рождаться у людин (прим. автора – свободные крестьяне, члены сельской общины, участвующие в ее жизни и вечевых собраниях), смердов (прим. автора – основная масса крестьян, земледельцы, прикреплённые к земле) и холопок простых, князья посоветовались и решили их на службу поставить, дабы силу волшебную крестьянской кровью не разбавлять. А девиц-чародеек вторыми жёнами себе бояре брали.

– Как это? – пискнула княжна. – То понарошку женятся, то вторыми жёнами берут. И у тебя есть вторая жена, папенька?

– Нет, – шутливо щёлкнул по носу отец Яромилу, – никто мне кроме матушки твоей не нужен.

– Разве не перед богом люди венчаются? Дьяк Архип говорил: никто такой союз разделить не в силе. А про вторых жён он не сказывал.

– Мала ты ещё, Ярушка. Вырастешь, всё узнаешь.

И снова княжна беседует с отцом, только постарше она уже. Идут они к гриднице, где живут дружинники Словенска.

– Сейчас увидишь, Яромила, как чародеев из крестьян на службу ставят, никого не допускают сюда, однако ты княжна, тебе многое знать надо.

В просторной избе, что примыкала к гриднице, увидела Яра мальчишек от десяти до четырнадцати лет. С ними были наставники, хмурые седые кмети, которые уже не принимали участия в битвах, лишь заботились о молодых ратниках.

Юнцы сидели рядком на лавках с большими кружками в руках, откуда шёл едва различимый парок.

– Каждому пить до дна, – поучал их старик-наставник, – палки, что дали вам ранее, после того, как отвар примете, зажмите в зубах, чтобы от боли языки не пооткусывать.

Мальчишки боязливо переглянулись между собой. Наставники нахмурились.

– Без этого настоящим воином не стать, – резко сказал один из них, – пейте.

Будущие ратники принюхались к напитку, поморщились и судорожно глотая, осушили кружки до дна. Не прошло и минуты, как их тела начало выворачивать судорогами, глаза закатились, наставники кружили над своими подопечными, кого придерживая, кого отодвигая от лавки, чтобы голову не расшиб. Не знаю, сколько это продолжалось. Яромила, вцепившись в руку отца, широко раскрыв глаза, смотрела на испытание. Сколько времени прошло – неведомо, только мальчишки по одному начали открывать глаза: пустые, холодные.

– Встань, – к каждому подходил высокий кметь лет сорока.

Парни поднимались, занимая место у стены, безвольные и безмолвные, точно страшные ожившие куклы.

Яромила отпрянула от окна, откуда наблюдала за жестоким превращением, и я очнулась.

– Яра! Как же ты нас напугала! – надо мной склонилась Голуба. – Как ты?

– Н-нормально, – язык еле ворочался, прилипая от жажды к нёбу, – водицы бы испить.

– Сейчас, сейчас, – сестра сделала знак чернавке, и та поднесла кружку.

Утолив жажду, огляделась кругом: горница с высокими сводами, в углу печь изразцовая, стены коврами завешаны.

– Где мы?

– В княжьем тереме, – ответила Голуба, – меня допустили ухаживать за тобой. Ай да шороху ты навела! – сестрица тихо рассмеялась. – Пока тебя лекари опекали, по приказу Александра, тятенька домой приехал, поведал нам всё, что случилось. Ох и осерчала маменька, сама к терему поспешила, бояре, что с вами вместе пировали, разъехаться ещё не успели. Матушка бороды-то им знатно прорядила, – Голуба расхохоталась в голос. За ней и я развеселилась, представив эту картину, как разбегались от Авдотьи Матвеевны степенные мужи, опасаясь гнева боярыни.

– Сколько же я здесь?

– Так со вчерашнего, – Голуба что-то тихо сказала чернавке, и та вышла из спальни, – с тобой князь говорить желает.

– Ты за ним послала? – испугалась я.

– Да где же это видано, чтобы мужчина в девичью светёлку ходил? – всплеснула руками сестра, – лекаря позвать велела. Вот посмотрит тебя и решит, можно подниматься или рано ещё.

Скоро в горницу чернавка привела старичка такого согбенного, что, казалось, он носом до пола достанет.

– Сядь, дитятко, – сказал дедушка бодрым голосом, который никак не вязался с его внешностью.

Длинными пальцами, похожими на паучьи лапки, лекарь повертел мою голову, заглядывая в глаза, оттянул книзу по очереди веки.

– Чары послушны тебе, княжна?

Я подняла ладонь, на ней начал появляться морозный узор, сила текла ровно и спокойно, полностью мне подчинившись. Будто сорвало все блоки, что мешали мне совладать с волшебством. А не те ли травки так подействовали на меня, которые дала Устинья? Я ведь выпила отвар перед самым отъездом в Городище.

– Здорова, – кивнул старичок, – много сил на пиру отдала, а вот поди ж ты, – будто сам с собой говорил лекарь, – молодость и не то осилит. Впредь, княжна, чарам своим воли такой не давай, выжжешь себя.

Чернавка увела старичка, я же поднялась с постели, чувствуя в теле необычайную лёгкость.

– Садись, – кивнула мне Голуба на стул с резной спинкой, – косы заплету и одеваться будем.

– Платье моё, наверное, негодное? – спросила я.

– Из дома тебе другой наряд прихватила. Уговорила маменьку с ней ехать, а потом и князя умолила за тобой ходить. Кто же лучше родных о тебе позаботится?

Я обернулась к сестре:

– Спасибо тебе, Голуба, как бы справилась без тебя и не ведаю, – обняла девушку, услышав едва заметный всхлип.

– Ну что ты, что ты, – успокаивая то ли меня, то ли себя, сказала сестра, – для чего же родня нужна. Вместе всем держаться надо, в том наша сила.

С удвоенным рвением она принялась за мои волосы, чуть не выдергав половину, заплела свободную косу. Потом достала синее платье, расшитое зелёным с серебром узором, душегрея из рыси, на голову очелье, украшенное каменьями.

– Беги, скажи князю, Яромила Владимировна в себя пришла, – обернулась Голуба к чернавке.

Солнце через высокие, узкие окошки заливало горницу слепящим светом, время обеденное, долго же я провалялась.

Минут через сорок нас позвали к Александру. Я попросила Голубу сопроводить меня, и сестра согласилась, наедине девице с мужчиной говорить не пристало.

Нас провели по переходам до княжьего терема, там на втором этаже, находились палаты, где Александр принимал просителей в кругу приближённых. Та же искусная резьба, позолота, богатый декор: я будто попала в музей. Князь сидел в высоком кресле, больше похожем на трон. Рядом с ним были тиуны, челядинцы, военные советники.

– Здравствуй, Яромила Владимировна, – кивнул Александр, приветствуя меня, – здорова ли ты, хорошо ли почивала?

– Благодарю, Александр Ярославович, за заботу твою, – поклонилась я князю.

– Присядь, – указал мне Невский на скамеечку, что стояла подле его кресла, – потолкуем с тобой, как дальше быть.

По коже метнулись противные мурашки, Голуба опустилась рядом со мной, слегка придерживая мою руку чуть повыше локтя, чтобы подбодрить.

Люди, окружавшие князя, повинуясь его лёгкому кивку, отошли поодаль от нас.