Морозный ветер холодил мои щёки, вплетался в косу, норовя растрепать волосы, тёплую круглую шапочку, отороченную собольим мехом, приходилось придерживать рукой. Скоро показалось белое полотно застывшей зимней реки – Волхова. Над ней, на высоком утёсе за окольным городом, поднимались стены детинца, на солнце шатровая крыша терема ярко сияла золотом. Видна была и Торговая сторона с белеющими храмами, темнело вдалеке озеро Ильмень. Поодаль просматривались монастыри, мелкие деревушки, окружившие Новгород, точно цыплята наседку. Дорога к детинцу была запружена санями, ехали бояре, купцы и приглашённые гости на пир княжеский, со своими ближними, с кметями. С удивлением поглядывали на меня из саней, шутка ли, девицу в столовые палаты пригласили.

Дядька грозно зыркал на любопытных, отводили мужи взгляд в сторону, знали Евсея Лукьяновича в городе и боялись его гнева.

Ратмир, схватившись за края саней, неотрывно смотрел по сторонам, любуясь чудным градом. А мне всё ощутимее становилось не по себе. Как там будет, на пиру?

Проехали окольный город, тоже входивший во владения Александра, возле ворот, ведущих в детинец; сани сбавили ход, чтобы не создавать толчею. На широком дворе всё было запружено возками, выбирались из них степенные важные бояре, тиуны княжеские, купцы родовитые.

К нам подбежали мальчишки из дворни, подхватили лошадей под уздцы, провели сани почти до самых ступеней терема. Парнишки, снующие между возков, ловко управлялись с транспортом, только гости сходили, сани тут же отправлялись в другой конец двора, конюхи принимали лошадей под свою опеку.

Я стояла перед высоким крыльцом, руки тихонько подрагивали, краска прилила к лицу, сердце билось в груди, точно пичужка в клетке.

– Идём, Яромила, – степенно подошёл ко мне Евсей Лукьянович, – не робей, самого князя ты гостья званая.

Вскинув голову и расправив плечи, пошла вслед за дядюшкой. Не стоит показывать, что я до жути боюсь. Подумают, что слаба княжна Словенская, и не видать мне больше родного города. Оробел и Ратмир, притих, шагая позади меня, как и положено гридню. Он хоть и купеческий сын, а всё же почёт ему сегодня оказан немалый.

Холопы провели нас в столовую палату. Большое помещение с куполообразной кровлей было богато украшено резьбой и росписью, на стенах висели тканые полотна, дорогое оружие и доспехи. У стен стояли длинные лавки, вдоль них столы. Место князя находилось на возвышении, сейчас там сидел Владыка Новгородский, муж годов пятидесяти с длинной окладистой седой бородой.

Бояре, тихо переговариваясь, занимали места по чину, в порядке строгой иерархии. Девицам отвели отдельный стол. Кресло с высокой позолоченной спинкой, стоявшее во главе, пока пустовало. Я растерялась, не зная, куда мне сесть. Дядя Евсей приостановился, ожидая, когда ко мне подбежит юноша из челяди.

– Княжна Яромила, дозволь проводить тебя, – обратился ко мне юркий парнишка в расшитой рубахе с алым кушаком.

Евсей Лукьянович довольно кивнул, указал Ратмиру его место в конце стола, а сам прошествовал дальше.

Юноша усадил меня возле стены, так что перед моим взором был открыт весь зал. Место мне досталось чуть ниже княжны и её ближних. Хорошо, значит, статус мой неплох даже для Новгорода. Девицы, сидевшие рядышком, не стесняясь, разглядывали меня, как таракана под микроскопом. Я видела зависть в их взорах, когда смотрели они на меха богатые, ярко сверкающие лалы и яхонты, крупный жемчуг, коруну усыпанную самоцветами.

Вокруг столов сновали стольники и чашники, разносили каши варённые с овощами, калачи, хлеба. В деревянных ковшах стояли меды, квас, кисели ягодные и сбитень.

Богатые закуски виднелись на блюдах: осетровая и севрюжья икра, стерляжья, белужья. Рыба жареная и вяленая, приготовленная на пару: лососина, белужина, осётр. Стольники подносили гостям калью – особый вид ухи.

На вертелах заносили в палаты расторопные стольники жареные туши поросят, на блюдах, украшенных брусникой и клюквой, исходили ароматным паром тетерева, перепела и фазаны. Пирогов разных не счесть: с мясом, капустой, рыбой и грибами.

К горячим блюдам на всех столах в изобилии стояли каши, пареная репа, редька и горох, солёные грибы и листья щавеля.

Если даже пробовать каждое блюдо понемногу, то мне дня два понадобится. От такого обильного застолья глаза разбежались. На миг я отвлеклась от мрачных мыслей, разглядывая всё это великолепие.

Места за моим столом всё заполнялись, послышались шепотки и тихие разговоры. Боярыни, допущенные на пир, понемногу пробовали закуски. А вот тарелка под суп была одна на двоих. Интересно как! Вот только мне не хотелось есть ни с кем из одной посуды, потому я незаметно отодвинула от себя калью.

Если девушки переговаривались тихонько, то мужчины не стеснялись. В зале стало шумно от голосов, кто-то перекрикивал соседей, общаясь со знакомыми, что сидели поодаль. Чашники обносили мужчин медами и сбитнем, приглашённые оживились, застучали ложки, ломали на куски пышные хлеба, зачерпывая ими икру.

Я решила поесть, пока князь не появился в столовых палатах, кто знает, как оно там повернётся. Передо мной стояло блюдо с перепелами, птица, томлённая в печи, была невероятно вкусной. И я не заметила, как приговорила две тушки, заедая грибами и пареной репой.

Вдруг шум стих, все обернулись ко входу в палаты. Там стояли князь Александр и княжна Ульяна.

Глава 9

Я застыла, чуть не подавившись куском пирога. Александр, как и его сестра, производили неизгладимое впечатление.

Князь был одет в тёмно-алую рубашку тонкого шёлка, всю расшитую узором из золотой нити, сверху кафтан, так плотно затканный золотом, что, казалось, его сделали из куска драгоценного металла, на воротнике блистали самоцветы, пояс перехвачен красным кушаком, расшитым яхонтами и смарагдами (изумрудами). На плечах красовалась парчовая пурпурная ферязь, как и весь остальной наряд, затканная золотом и каменьями. Князь явно хотел произвести на кого-то впечатление, и уж точно не на удельную княжну Словенска. Скорее всего, желает показать свою власть над боярами, особый свой статус. Новгород – город непростой, правителя сюда призывают, нет тут воли Великого Князя. Значит, шаткое положение у Александра сейчас. Хотя моих познаний для подковёрных интриг времён Древней Руси явно маловато.

Княжна Ульяна не уступала своему старшему брату: пурпурное платье, украшенное крупным жемчугом и каменьями, отложной воротник, искусно расшитый узорами из лалов, золотые наручи, на пальцах блистают шикарные перстни, коруна усыпана самоцветами. Девушка была высокой, статной. Русая коса толщиной с мужскую руку перевита богатыми лентами, сосватана, значит, Ульяна. Голубые широко расставленные глаза смотрели на бояр без тени смущения, подбородок высоко поднят, спина прямая. Алые губы чуть приоткрылись в улыбке.

А вот Александр совсем не походил на те портреты, которые мне довелось видеть. У князя были светло-русые, чуть вьющиеся волосы, большие глаза, того же цвета небесной синевы, как у сестры, прямой нос, тяжёлый подбородок, что несколько скрадывала короткая борода, более тёмного оттенка, чем волосы. Он был молод, однако во взгляде читалась несвойственная его годам мудрость и проницательность. Высокий, с тренированными мышцами. Не так, как у «качков», наращивающие свои мускулы в спортзале и на протеине. В нём была воинская стать, мужественность, которую можно приобрести, лишь пройдя не одно сражение.

В палатах повисла тишина, Александр и Ульяна, не торопясь, шли на свои места. Проходя мимо меня, князь обернулся и остановился.

– Рад, что ты жива осталась Яромила Владимировна. Не погиб род Словенских князей.

Я так растерялась! Не понимала, как мне себя вести. Встала из-за стола, поклонилась, насколько это было возможно.

– Благодарю, Александр Ярославович.

Князь уже шёл дальше, и негодующих взглядов от бояр я не заметила, значит, всё в порядке. Бухнулась на скамью, переводя дыхание.

Александр взошёл на возвышение, поклонился в обе стороны, поприветствовал гостей и лишь потом сел. Так же поступила и Ульяна. Боярышни, занимавшие места рядом с княжной, засуетились, предлагая закуски и блюда. Чашники подоспели, разливая напитки.

За столом князя прислуживали юноши в богатых одеяниях, наверное, сыновья бояр. Быть стольником государя – должность почётная.

В палатах становилось жарко, я вся вспотела под собольей душегреей и снять нельзя. Да и у многих на лбу выступили бисеринки пота, одежда бояр ведь тоже была многослойной, подбитой мехами. Я вытащила из рукава небольшую тряпицу, которую сунула мне Авдотья, отёрла влажное лицо. Тётка часто мужа на пиры провожает, знает, каково здесь.

Девушки усердно потчевали Ульяну яствами, остальные тоже сосредоточенно жевали, а вот за мужским столом всё больше прикладывались к чашам с хмельным. Разговоры стали громче, и я, прислушавшись, обомлела. Речь шла обо мне.

– У княжны дар от матери и второй жёнки не надо, сама чародеев нарожает. Да каких! Февронья водой повелевала, не раз Словенск спасла от нападений. Если княжна в мать пошла, лучше невесты и не сыскать, – басил низкий, однако широкий в плечах мужчина с чёрной бородой, заросшей до самых глаз.

– Уж не за свово ли Мишку её засватать задумал? – фыркнул высокий худой старик, тонко неприятно рассмеявшись. – Не по Сеньке шапка!

Я обернулась на Александра, тот разговаривал с Владыкой и речей, где мной торговали точно коровой какой, не слышал. Отыскала взглядом дядьку Евсея, он о чём-то спорил с соседом, не слыхать.

– Рты разинули, – вдруг громко крикнул захмелевший боярин с лицом, изрытым оспинами, – Илье моему такая невеста впору! Я за неё и откуп богатый дам, не поскуплюсь. Не вам чета! Захотели! В палаты княжеские забраться!

При этих словах, девушка, что сидела напротив, вдруг потемнела лицом и зыркнула на меня с ненавистью. Вот так история. Она-то, выходит, на Илью виды имеет или уже сосватана в его семью, вон и лента в косе виднеется.

Если до этого я была растеряна, то сейчас в груди раскалённой волной поднимался гнев. Я им что, кобыла породистая?! Внаглую торгуются, как за кусок мяса.

– Чего ж ты брешешь? – продолжался спор вокруг моей персоны. – Куда твоему Илюшке да Словенском володеть?! – теперь кричал мужик сверху стола, кряжистый, как столетний дуб. – Моему Белозару такая невеста впору! Наш род твоего древнее будет!

– В Белозаре твоём еле душа держится, все знают, квёлый он, сможет ли деток наплодить или княжна пустоцветом ходить будет? – не унимался рябой.

– Ах ты, собачья душонка! – подскочил кряжистый.

Дядька Евсей оторвался от своего разговора и, наконец, прислушался к дележу. Брови его сошлись на переносице, ноздри раздулись, на скулах заходили желваки, но боярин молчал, подмечая, кто и как себя ведёт. У Александра за столом тоже наступила тишина, князь и Владыка обратили внимание на слишком шумный спор. Невский метнул на меня быстрый, нечитаемый взор.

Кряжистый порывался выбраться с лавки, но соседи приструнили его, усадив обратно, однако он не унимался.

– Илюшка твой безродный, второй жены сын! Захотел чародея заполучить, да не вышло, – он рассмеялся, показав рябому кукиш.

– Словенском чародей должен владеть! – вмешался сосед кряжистого, высокий, рыжий мужик. – Как мой Елизар! Вот кто княжне Словенской ровня!

– Елизару твоему, – не унимался рябой, – годков то ужо сколько. Всё перебирали невест, пока старость к сыну не подкралась. Чароде-е-ей, – дразнил он рыжего, – едва жёлтым светит.

– Ты в своём уме?! – возмутился рыжий. – Годков-то всего тридцать сыну, самая пора.

– Ага, – не удержался кряжистый, – пора сынов уже своих сватать!

Александр зорко следил за каждым, подавшись вперёд. Я глянула на девушку, что сидела с лицом, мрачнее тучи. Та, заметив мой взгляд, отвернулась и громко сказала:

– Княжна без кола, без двора. Милостью дядюшки живёт, своего ничего не имея. Погнали из Словенска, как собаку безродную.

В голове что-то тонко, звонко треснуло. Ну, это уж слишком!

Сперва по рукам пробежал холодок. Потом странная дрожь, будто ледяная вода потекла по жилам вместо крови. Воздух вокруг меня стал густеть, наполняться морозной взвесью.

Не выдержав этого позорного спора, дележа и слов наглой девицы, я медленно поднялась из-за стола. В ушах нарастал звон.

– Хватит, – просипела я.

Но меня никто не усшылал.