– Похвальная проницательность, – пристав вновь сдержанно улыбнулся. – Ваша покровительница в вас не ошиблась. Именно по её указанию мы и беседуем.

Шаврин дождался, пока они вновь не свернут по тропинке в противоположную от института сторону. Так, чтобы из окон не видели их лиц.

Пристав и девушка чинно и невозмутимо вышагивали. Он держал руки за спиной, а его синяя папка с материалами допросов была весьма небрежно зажата под мышкой, словно ничего ценного в ней вовсе не было. Варя сцепила ладони на уровне живота, будто бы просто для удобства. На деле она жутко нервничала.

Расследование, невольной участницей которого Варя оказалась в минувшем сентябре, свело её лично с самой вдовствующей Императрицей. Более того, девушка получила приглашение в тайное женское общество, о существовании которого ходили лишь слухи. И хоть дальше этого приглашения дело не зашло, Воронцова отлично понимала: если Мария Фёдоровна знала о пропаже Кэти и велела Шаврину побеседовать с ней, значит, дела обстоят более чем серьёзно. От этого кому угодно стало бы дурно.

– Последний вопрос, Варвара Николаевна. Насколько хорошо вы знали пропавшую?

– Думаю, достаточно, – осторожно ответила Воронцова.

Волнение нарастало, и она крепче переплела пальцы так, что ткань перчаток заскрипела.

– И как же её звали?

Вопрос сбивал с толку. Варя пыталась понять, не шутил ли Шаврин.

– Екатерина Челищева, – наконец, осторожно ответила она.

– А отчество?

– Михайловна, – задумчиво произнесла девушка, а потом увереннее повторила: – Екатерина Михайловна Челищева. Mon Dieu, да не томите уже, Иван Васильевич!

Шаврин крякнул, довольный произведённым эффектом, после чего вполне благодушно пояснил:

– На самом деле вашу пропавшую подругу зовут Кэтрин Вудвилл, а Челищева – девичья фамилия её покойной матери.

Воронцова часто заморгала.

– Шутить изволите?

– Вовсе нет, – ответил пристав на сей раз без намёка на улыбку. Его лицо приобрело хмурое, даже несколько мрачное выражение. – Она дочь англичанина Майкла Вудвилла. Он знаменитый художник-портретист. Может, слышали о нём? Нет? Не беда. Я вам расскажу. Вудвилл вхож в высшие круги общества, общителен и весьма востребован среди аристократов многих стран. За портретом к нему записываются в очередь. Вот только он не просто художник. – Шаврин понизил голос: – Майкл Вудвилл – шпион Российской империи. Вернее, был им.

– Excusez-moi^[11]?

– Не делайте такие изумлённые глаза, Варвара Николаевна. – Шаврин оставался невозмутим. – Знаменитого художника охотно зовут в гости, стремятся произвести впечатление, но серьёзно не воспринимают. Вудвилл был хорош. Но, вероятно, допустил некую оплошность. Всё, что вам следует знать, – это то, что накануне пропажи вашей подруги Кэти Майкл Вудвилл должен был передать секретные документы императорскому агенту, но на встречу не явился, потому как был убит.

Варе всё менее казалось, что приставу вздумалось дурно пошутить над ней, но она лишь молча слушала и не перебивала, стараясь ничего не упустить.

– По одной из наших версий, Кэти не просто знала, где отец хранит эти документы, – негромким, обстоятельным тоном продолжал Шаврин, – она сама прятала их в Смольном по его указанию. Скорее всего, девочка не подозревала, что это такое. И именно из-за секретных бумаг её и похитили.

– Вам известно, кто это был? – без всякой надежды спросила Воронцова.

– Увы, нет. Однако, если это действительно так, документы могут всё ещё храниться где-то в институте. Вы, верно, со мной согласитесь, что их нужно найти раньше преступников, похитивших девочку.

– Те полицейские с собаками, выходит, искали не только Кэти, но и возможный тайник? – Варя закусила губу, когда Шаврин кивнул. – И раз вы со мною беседуете, ищейки ничего не нашли.

– Вы снова правы. Слишком много запахов и, уж простите, пыли, которая мешает собакам работать. Устраивать очередной переполох с поисками в Смольном – опасно. Привлекать внимание нельзя ни к этому щекотливому делу, ни тем более к столь уважаемому институту Мариинского ведомства. В последнее время забот у вашей начальницы Елены Александровны и без того хватает.

– Соглашусь с вами, Иван Васильевич, – взгляд Воронцовой снова заскользил по рядам окон. Здание было старым и огромным. Девочка могла спрятать бумаги где угодно. – А эти документы какого размера?

– Не уверен, но полагаю, что не больше конверта, – уклончиво ответил пристав, а затем высказал то, что Воронцова и без того поняла: – Мария Фёдоровна даёт вам поручение чрезвычайной важности. Вам надлежит отыскать эти пропавшие бумаги раньше людей, выкравших девочку. Я бы предпочёл закрыть институт на неделю-другую под предлогом карантина и заглянуть под каждый камушек, но Её Императорское Величество иного мнения. Она считает, что поиски должны произвестись тихо, руками человека, который был знаком с девочкой достаточно близко, чтобы вычислить её тайник. При этом такой человек свято верен государству. По счастью, Варвара Николаевна…

– Есть я для подобных целей, – договорила за него Воронцова.

– Именно, – Шаврин чуть подался к ней и шепнул: – Считайте это проверкой вашей… хм… деликатной договорённости.

Разумеется, отказать Императрице Варя не посмела бы, даже не будучи вовлечённой в тайное общество. Теперь же на кону стоял некий государственный секрет, опасный до такой степени, чтобы убивать из-за него художников и похищать маленьких девочек. Устраивать переполох с поисками было рискованно. А вот возложить на плечи обыкновенной институтки – вполне оправданно. И если это проверка, Варя обязана её пройти.

– Неужели Мария Фёдоровна столь высоко ценит мои способности?

– Я бы даже сказал, питает очень большие надежды. Прошу, не подведите.

– Сделаю всё, что в моих силах, чтобы оправдать ожидания Её Императорского Величества, – Варя сглотнула, поборов дрожь в голосе. – Но что же будет с милой Кэти?

Шаврин посмотрел на девушку долгим, оценивающим взглядом. Решал, стоило ли посвящать Воронцову в детали. Вероятно, счёл, что это ни к чему, поэтому ответил весьма коротко:

– Её, разумеется, ищут, но существует прискорбная вероятность, что вашей юной подруги в живых уже нет.

Глава 3

Вся эта история виделась Варе бесконечно возмутительной, а особенно та её часть, в которой оказалась замешана безвинная девочка.

Кэти украли из-за каких-то бумажек, пускай и сколь-либо ценных, но ни одна бумага наверняка не стоила жизни ребёнка. Девочку, вероятно, мучили, выпытывая месторасположение тайника, которого она могла и не знать. Столь прямолинейные слова пристава о том, что Кэти убили, не напугали Варю. Нет. Они её разозлили. Всколыхнули в душе глубокий протест, который Воронцова смогла усмирить лишь благодаря строгому воспитанию в Смольном: когда нужно, она отлично умела прятать чувства за безупречной учтивостью.

Отказаться от возложенного на неё поручения Варя тоже не посмела. Раз Её Императорское Величество приказала, значит, содержимое тех документов способно сгубить гораздо больше душ, чем уже сгубило. Однако и от размышлений о пропаже Кэти отделаться было попросту невозможно.

Шаврин покинул институт. Воронцова послушно возвратилась к занятиям. Но она решила не только искать тайник с документами, но и приложить все усилия, чтобы выяснить, кто именно похитил Кэти. Варя отрицала малейшую вероятность её гибели, что бы там ни думали приставы. От мимолётной мысли о том, что в эту минуту над девочкой издевались, ей становилось дурно.

На уроке немецкого Воронцова попросилась выйти, сославшись на внезапное головокружение и необходимость срочно умыться. Оскар Генрихович девушку одну не отпустил, отправил с ней Эмилию Драйер и велел идти в лазарет, если Варе вдруг станет хуже.

В умывальной комнате никого более не было. Один из неплотно закрытых кранов, потемневших от времени, ронял звонкие капли в керамическую раковину, покрытую желтоватыми подтёками от воды. Такие же скорбного вида раковины тянулись рядком вдоль стены до самого окна. Серо-голубая штукатурка местами потрескалась от сырости и осыпалась. Кафельные плитки покрывали пол лишь под умывальниками и обрывались узкой, грязноватой решёткой водостока, призванной сберечь от случайных брызг паркет. Рядом на крючках висели жёсткие вафельные полотенца. На противоположной стене имелись вешалки для одежды. Напротив окна стояли запертые на ключ шкафы с чистыми полотенцами, щётками и мылом. В углу на табуретке высилась стопка жестяных тазов и вёдер. Рядом располагалась неплотно прикрытая дверь в уборную. Никаких тебе роскошеств и особых удобств. Даже зеркало было всего одно: узенькое и мутное, висящее промеж шкафов.

Едва подруги оказались возле умывальников и Варя повернула скрипучий кран, Эмилия тотчас с тревогой спросила, заглядывая ей в лицо:

– Варенька, вы не заболели? Вы ужасно бледны.

Воронцова смочила ладони холодной водой и приложила их сначала ко лбу, потом к глазам, а затем к щекам.

– Вовсе нет. Просто страшно переживаю за Кэти, только и всего.

Эмилия нервно накрутила на палец кончик рыжей косы.

– Это всё из-за пристава? – осторожно спросила она. – Нам сказали, он с вами в сад выходил, чтобы с глазу на глаз поговорить. Марья Андреевна потом вас спрашивала, вы ей ничего конкретного не рассказали. Он вас чем-то напугал? – и без того большие глаза Драйер вдруг распахнулись ещё шире, и девушка сбивчиво затараторила, на немецкий манер произнося слова, что случалось всякий раз, когда Эмилия Карловна беспокоилась: – Не думают ли в упг`авлении, будто это из-за вашего последнего г`азговор-р-ра Ка́ти пг`опала?

Варя улыбнулась подруге грустно и виновато. Открыть правду Эмилии она не могла, несмотря ни на какие обстоятельства их дружбы, но и держать взволнованную подругу в неведении ей казалось предательством, поэтому Воронцова ответила:

– Не тревожьтесь, прошу вас. Иван Васильевич лишь пытался выяснить некоторые детали, о которых спрашивать при нашей строгой классной даме он бы не решился. И я с радостью ему помогла всем, чем могла в меру своих сил. Это мой гражданский долг, а ещё святая обязанность перед нашей милой Кэти. Сделай добро, дабы делать добро, а не ради того, чтоб приобресть похвалу или благодарность^[12]. Но, вы правы, любезная моя Эмилия, вся эта ситуация бесконечно меня пугает. Я страшно беспокоюсь за неё.

Варя снова умылась холодной водой, а Эмилия сходила за полотенцем и подала ей.

– Ничего удивительного, знаете ли, – спокойнее произнесла она. – Я и сама постоянно о ней думаю. Рядом река, в конце концов, – Драйер зябко повела плечами. – Стылая октябрьская река. А Кэти – ребёнок. Вон, даже взрослые тонут в холодной воде. Не глядите так, Варенька. От отца я однажды слышала рассказ о том, как его друг плавал по весне где-то в озере под Дрезденом, так у него вдруг свело ногу, и он утонул. А папа говорил, что тот пловцом был отменным. Все эти размышления кого угодно до нервного срыва доведут.

Эмилия перекрестилась.

Варя промокнула лицо. Она сомневалась, что девочка действительно могла просто утонуть, но вариант с похищением по воде не отрицала. Говорили, что собаки потеряли след. Быть может, Кэти посадили в лодку и увезли как раз таким способом?

С другой стороны, тайник Челищевой (или вернее говорить Вудвилл?) собаки тоже не отыскали. Либо он вовсе не в институте, либо там, где собачьи носы ничего не почуют. В таком месте, где некий сильный запах перебивает все прочие. Быть может, в лазарете? Нет. Маловероятно, что Кэти стала бы прятать там что-либо. Сёстры милосердия наводят такой порядок, что вряд ли хотя бы сантиметр поверхностей в комнатах пропускают.

Воронцова в задумчивости возвратила полотенце на крючок.

Эмилия, вероятно, истолковала меланхоличное поведение подруги по-своему, потому как сказала: