Когда его последний раз называли Джудом?

Три месяца спустя…

Глава 1
Калли-роуз

Кое-что я знаю наверняка.

Меня зовут Калли-Роуз. Без фамилии.

Сегодня мне исполняется шестнадцать. С днем рождения меня.

Моя мама – Персефона Хэдли, дочь Камаля Хэдли.

Камаль Хэдли – глава оппозиции (и законченный ублюдок).

Моя мать – Крест, представительница так называемой правящей элиты.

Отцом был Каллум Райан Макгрегор.

Нуль.

Убийца.

Насильник.

Террорист.

И теперь он горит в аду.

Каждый раз при взгляде на меня мать всем сердцем жалеет, что он не выжил – и что я не погибла.

Эти факты – все, что у меня есть и во что я верю. Прочее – лишь глупые увертки в попытках избежать правды. Так что я не особо жалею, что оставила такую жизнь позади. Не за что там держаться.

Бабушка Мэгги однажды сказала, что после смерти попадаешь в рай – и оказываешься прямо как дома.

Вот только не знаю я, что такое дом.

Речь ведь не про определение, написанное в словаре, а о том, что идет из самого сердца. Не об абстрактном образе дома, а об ощущении. В этом плане дома у меня никогда не было. Именно поэтому и рай я представить не могу. Видимо, меня ждет иное место. Как там говорят – яблочко от яблони недалеко падает?

Вообще, если так поразмыслить, я уже давно ступила на этот путь. И через несколько часов достигну конечной цели. Ну а пока есть время посидеть тихонько и прогнать все сожаления прочь…

Здесь, на частном пляже бабушки Джасмин, было мирно, спокойно. Окажись и весь остальной мир таким, мне не потребовалось бы то, что лежало в рюкзаке рядом со мной. Я глубоко вдохнула чистый морской воздух. Вот бы навеки остаться в этом мгновении. Берег и море казались безграничными. Но как бы они ни завораживали, больше всего меня занимал сам пляж. Он не походил на вылизанные открыточные пейзажи. Тут и там валялись коряги и ошметки водорослей, песок был грубым, а камни – настолько большими, что по ним порой приходилось карабкаться. Волны набегали и отбегали от берега, постоянно двигались, не останавливаясь ни на миг. Я понимала, почему мама так любила это место.

Тут и правда было невероятно.

К горизонту море темнело, а небо расцвечивалось буйством красок восхода. Мне хотелось, чтобы этот момент никогда не заканчивался. Сам воздух вокруг был напоен грустью и странным волнением.

– Калли, ты совсем про меня позабыла?

Я обернулась к своему спутнику:

– Конечно нет. Я…

– Ты за все утро двух слов мне не сказала, – перебил он. – Зачем было приглашать, если теперь внимания не обращаешь?

Я с грустью посмотрела на него – ну как он не понимал? Хотя откуда ему. Зачем я позвала его на пляж? Чтобы поделиться этим морем, этим небом и тем, что они во мне пробуждали. Посидеть с тем, кто хочет со мной быть. Провести с кем-то свое последнее утро. Но он не понял.

– Просто нет настроения болтать, – попыталась я выкрутиться.

– А какое есть?

Я пожала плечами, но он воспринял это по-своему. Склонился ближе, попытался поцеловать. Не в первый раз, но теперь в последний. Я не смогла. Уж слишком ярко это напоминало обо всем, чего со мной больше не случится. Я отстранилась.

– Не надо. Целоваться у меня настроения тоже нет.

– Что ж, хотя бы честно, – ответил он, чуть помолчав.

Мы оба вновь повернулись к морю, но атмосфера стала уже не та. Как бы я ни таращилась вдаль, море было просто темной водой, а небо – невнятной мешаниной цветных полос. Хотя какая разница? Все это неважно. Так чего переживать?

– Калли, что не так?

Я встала и отряхнула штаны. Он тоже поднялся, не сводя с меня глаз.

– Ничего. Мне пора. – Я нагнулась за своим рюкзаком, но спутник перехватил мою руку:

– Поговори со мной. Что не так?

– Прошу, не надо, – взмолилась я, неожиданно осознав, что готова расплакаться, и с трудом сглотнула. Может, выйдет прогнать его по-плохому, раз по-хорошему не получается? – Ну чего ты привязался? Я вообще не хотела тебя звать, но ты сам настоял, притащился за мной, словно жалкий щенок.

Я грубила нарочно. Если он сейчас уйдет не оглядываясь, то и я смогу. Но упрямец не пошевелился, даже не рассердился на меня. А я хотела его разозлить. Мне было это нужно.

К моему изумлению, он вновь меня поцеловал. Поцеловал как никогда – страстно, что сердце запрыгало, точно гимнаст на Олимпийских играх, но одновременно так нежно, что захотелось закрыть глаза, вдохнуть его аромат и уцепиться за него изо всех сил. На миг я растерялась, но вскоре очнулась и пихнула его в грудь. От неожиданности он отшатнулся, даже не сразу сумел выправиться. Вот тут я и воспользовалась шансом, испугавшись, что другого у меня не будет. Схватила рюкзак, развернулась и побежала. Побежала так стремительно и далеко от него, как только могла. Перепрыгивала по две-три каменные ступени за раз.

– Калли, постой! – крикнул он мне вслед. – Увидимся завтра, Калли. Погоди…

Я заставила себя отвлечься, заглушая его слова шумом собственного дыхания.

«Беги, Калли. Беги и не останавливайся».

Увидимся завтра? Все мои «завтра» превратились в одно «сегодня» – и больше у меня ничего не осталось.

Десять минут спустя я вошла в дом бабушки Джасмин. Она в одиночестве обитала в этом огромном мавзолее. Единственными ее постоянными спутниками были личная помощница Сара Пайк (Нуль) и миссис Соамс, экономка и кухарка (тоже Нуль). Бабушка дала нам с мамой собственные ключи, чтобы мы могли приходить и уходить когда вздумается. Мама не появлялась тут без приглашения, а вот я часто забегала, в основном после школы. Дом бабушки Джасмин и дом бабушки Мэгги, где жили мы с мамой, находились на равном расстоянии от моей школы, Хиткрофт, просто в противоположных направлениях. Бабушка Джасмин отказалась продавать свой «коттедж», как она его называла. Он отошел ей после бракоразводного процесса, и она намеревалась сохранить его, хотя огромный дом было трудно протопить зимой. Однако бабушка Джасмин заявила, что дом – это она, а она – это дом, и поэтому ей никак с ним не расстаться – что бы это ни значило! На ее месте я бы поспешила продать особняк, а на вырученные деньги хорошо погуляла бы с друзьями.

Бабушка Джасмин была одинока. После развода с дедом Камалем она даже на свидания больше не ходила – огромное упущение, ведь, несмотря на болезнь, бабуля сохранила прежнюю красоту и вообще не выглядела на свой возраст. Я однажды спросила, почему она не выйдет замуж второй раз.

«После таких браков, как был у меня, остаются шрамы. И они еще болят», – ответила бабушка Джасмин.

Похоже, годы их так и не залечили. Теперь я знаю, что некоторые раны вовсе не заживают.

– Бабушка? – позвала я.

Обычно, стоило мне переступить порог, навстречу выходили миссис Соамс или Сара. Но не сегодня.

– Калли, милая, это ты? Я на кухне, – отозвалась бабушка Джасмин обычным спокойным голосом. Она вообще не понимала суть криков, если речь не шла о пожаре.

Я прошла на кухню, больше которой до сих пор в жизни не видела.

– Привет, бабуль, – улыбнулась я.

Ее взгляд упал на рюкзак в моих руках. Я сжала его крепче – и она заметила. Тем не менее бабушка Джасмин пошла ко мне с улыбкой и непременным стаканом апельсинового сока. Поцеловала в лоб, как обычно, и отдала угощение. Дождавшись, пока она отвернется к холодильнику, я поставила рюкзак на пол.

– Спасибо, что пришла проведать. О, и с днем рождения! Пока ты не ушла, отдам тебе подарок.

– Ты не обязана мне ничего дарить, – сказала я. Все равно воспользоваться не успею.

– Знаю, но мне все равно хотелось, – твердо парировала бабушка.

Я пожала плечами, не желая спорить:

– Ты сегодня отлично выглядишь.

Это был не просто пустой комплимент. Глаза бабушки буквально сияли. С прошлой нашей встречи она значительно преобразилась.

– Спасибо. Мне лучше, – неизменно вежливо ответила бабушка.

– Я правда ненадолго, – призналась я, отпивая сок. – Мне на встречу надо, нельзя опаздывать.

– Пара минут ничего не изменят.

Она налила себе стакан минеральной воды. Бабушка Джасмин никогда не пила ничего крепче фруктового сока и в основном употребляла именно воду. Такая идеальная, такая правильная… Наверное, родилась сразу с нимбом и под ангельское пение.

– Ладно, с чем там нужно помочь? – спросила я.

– Допей сок, тогда скажу. Тебе нужен витамин С.

Да ради бога. Я залпом опустошила стакан, бабушка забрала его у меня, сполоснула и убрала в посудомойку. Ну хоть допить дала!

– Так что там у тебя за встреча такая срочная? – спросила она.

Я не ответила. Мне не хотелось лгать.

– Это имеет отношение к Джуду Макгрегору? – ошарашила меня вопросом бабушка.

Судя по всему, ответ сам отразился на моем лице.

– Ясно, – мрачно подытожила бабушка.

– Ты за этим меня пригласила? Отчитать из-за дяди Джуда? – завелась я. – Если так, то…

Хоть слово, хоть звук против дяди – и я вылечу из дома так быстро, что бабушке придется гадать, не померещился ли ей мой приход. Я сердито воззрилась на нее, почти бросая вызов, но она опять меня удивила. Бабушка просто улыбалась.

– Калли, я хотела повидаться с тобой в твой день рождения. Что тут плохого? Присядь, милая. Я хочу кое-что у тебя спросить.

Охваченная подозрениями, я опустилась за обеденный стол, аккуратно поставив рюкзак у ног. Нельзя выпускать его из виду, даже на миг, – слишком ценно содержимое. Бабушка села рядом со мной.

– У меня пара вопросов.

– Ну так давай, – проворчала я, но она лишь снова улыбнулась.

– Не дуйся, дорогая. Ужасная привычка, – попеняла бабушка с сияющими глазами. Но затем глянула на мой рюкзак, и ее веселье поугасло. – Калли, обещаешь отвечать честно?

Я задумалась:

– Давай так: либо говорю правду, либо не говорю ничего.

– Справедливо. Ты член Освободительного Ополчения?

Ого! А она не стала ходить вокруг да около, сразу к сути. Поначалу я не ответила, а затем прикинула: почему нет? Какая уже разница? Моя жизнь принадлежала только мне – и больше никому.

– Да, – сказала я, вздернув подбородок.

– Так и подумала, – кивнула бабушка. – И давно?

– Последние два года.

– Ясно. Когда твой дядя впервые с тобой связался?

– Четыре или пять лет назад, точно не помню.

Бабушка поспешно замаскировала свое изумление.

– А ты… ты имеешь отношение к тем ужасным событиям, что произошли на прошлых выходных?

На это я отвечать не собиралась.

– Понимаю.

Что она понимала? Слишком много или слишком мало?

– Встреча, на которую ты так спешишь, имеет отношение к ОО?

Я не ответила.

– Ясно. Не волнуйся, Калли, больше я допытываться не стану. – Она поднялась. – Пока не ушла, поможешь мне с одним делом?

– С каким?

– Мне нужно достать несколько бутылок вина из погреба. Надо как следует декантировать красное вино и убедиться, что белое охлаждается.

– И ты меня позвала за этим лишь?

– Да, дорогая. И кстати, фраза построена ужасно. Ты… ты очень близка со своим дядей, не так ли?

Хотя ее тон оставался ровным, она все равно умудрялась говорить так, будто обвиняла меня в чем-то. Я понятия не имела, как ей это удавалось. С нейтральным лицом, почти без интонаций, она ухитрялась выразить свое неодобрение дядей таким образом, что сомнений почти не осталось. Ну я здесь не для того, чтобы говорить о нем.

– Я помогу поднять бутылки из погреба, но потом мне действительно нужно идти.

– Ты не поможешь мне с ужином?

– У меня нет времени, бабушка.

– Справедливо. Что ж, принеси мое вино, я вызову такси, и поезжай туда, куда захочешь.

Я кивнула. И тут меня осенило. Это последний раз, когда я вижу бабушку. Последний раз, когда я с ней разговариваю. Последний раз…