В то время драгоценные монеты были дефицитом, и гинея составляла 27 шиллингов в банкнотах. В 1817 году гинея в качестве основной золотой монеты была заменена золотым совереном. Сумма в 21 шиллинг до перехода Британии в 1971 году на десятичную денежную систему иногда называлась гинеей и применялась в качестве расчетной единицы.

С гинеей случилась и другая метаморфоза: видимо, из-за утраты гинеи положения дензнака, она как мера стоимости стала «джентльменской». Аристократы и джентльмены расплачивались в гинеях, фунты же были мерой стоимости для простолюдинов, подходившей для торговцев и неджентльменских товаров. В гинеях измеряли (и до сих пор иногда измеряют) стоимость предметов роскоши, назначались цены на землю. В гинеях, наконец, заключались пари.

Кстати, особенно на конных бегах, гинеи нередко используются до сих пор – как для ставок, так и для призового фонда; и даже скакуны иногда продаются за гинеи. Стоимость гинеи в таких случаях приравнивается к одному фунту пяти пенсам.

16 марта 1756 года. Ля-Рошель, Франция. Томас Форрестер Робинсон, помощник главы посольства Русской Америки к императрице Елисавете Петровне

Считается, что каждый отпрыск виргинской аристократии должен хотя бы раз посетить Европу, пока он не успел жениться и обзавестись собственной семьей. Я собирался это сделать после того, как окончу университет Вильяма и Мэри и отправлюсь в Лондон для врачебной практики. Между делом я надеялся провести два-три месяца в вояжах по Франции, Италии и, возможно, Голландии или германским землям. А вот в экзотические страны, такие как Польша, Россия или Турция, практически никто не добирался.

По независящим от меня причинам я покинул свой университет еще на первом курсе и был вышвырнут из родного дома. Вместо европейского турне я оказался в горах, где жили в основном индейцы. Потом мне довелось потрудиться разнорабочим у немцев и, наконец, послужить наемником в армии генерала Брэддока. Но теперь мне наконец-то улыбнулась удача, и я смотрел, как передо мной, посреди широкой равнины, открываются высокие башни и импозантные стены Ля-Рошели, главного французского порта, через который метрополия торговала с Новой Францией.

Больше месяца я провел на «Жанине», не слишком крупном, но достаточно маневренном и быстроходном корабле, на котором путешествовал бывший губернатор Новой Франции, Мишель-Анж де Меннвилль, маркиз дю Кень – или Дюкень, это как кому угодно. И наша делегация отправилась в Старый Свет с ним за компанию.

А состояла эта делегация из нас с Дженни, нескольких оружейников, кузнецов, врачей, а также дюжины солдат бывшей Акадской армии, оставшихся на службе Русской Америки. Ими командовал старший лейтенант Аластер Фрейзер, тот самый, который на четверть сасквеханнок. Вторым командиром был его тезка и кузен, сержант Аластер Фрейзер, на сей раз чистый шотландец. А всей нашей группой руководил мсье Кузьма Новиков, кстати, единственный русский в нашем посольстве, путешествовавший со своей супругой, Кристиной.

Во время нашего вояжа он настаивал на ежедневных занятиях по русскому языку для всей группы – даже для тех, кто страдал морской болезнью, в числе которых, увы, оказался и ваш покорный слуга. Кроме того, оба Фрейзера при каждой возможности занимались физическими упражнениями со всеми желающими. Вообще-то я хотел отказаться, ведь мне было так плохо при малейшем волнении, но Дженни заставила меня, сказав, что это отвлечет меня от страданий телесных. И оказалась совершенно права – да и морская болезнь к концу путешествия практически отступила от меня.

Одно радовало – в это время года море, как правило, очень бурное, после полутора недель «болтанки» стало ощутимо потише. А в последние дни плавания было и вовсе хорошо – сияло ласковое солнышко, но ветер все еще был, и дул он в правильном направлении. Потому-то мы и пришли в Ля-Рошель примерно неделей раньше, чем нам в самом начале нашего путешествия объявил капитан.

Теперь нам предстояла долгая дорога через всю Францию до Кале, из которого мы собирались отправиться в один из голландских портов, а оттуда прямиком в Россию. Но сначала нас поджидали таможенные формальности. Ведь шутка ли – у нас с собой было оружие и кое-какие лекарственные препараты, а также подарки для французского короля – и, отдельно, для ее величества русской императрицы.

Все разрешилось самым лучшим образом – маркиз Дюкень всего лишь произнес: «Эти господа со мной» и царственным жестом указал на нас. Так я сделал первые свои шаги по Европе, до кареты, на которой де Менвилля и его «самых знатных» спутников – Дженни, меня и Кузьму с Кристиной – отвезли в резиденцию губернатора Живе и Шарлемона, маркиза де Сенестэр де Пизани, где мы и остановились по его приглашению. Всем остальным пришлось поселиться в одной из местных гостиниц, где их, как впоследствии рассказал Аластер-младший, изрядно покусали блохи и клопы.

В Ля-Рошели мы решили немного отдохнуть после вояжа – все-таки дорога измотала почти всех, особенно Кристину, супругу Кузьмы, а также, увы, вашего покорного слугу. Чтобы провести это время с пользой, мы решили именно здесь приодеться по последней французской моде, будь она неладна – ведь нам предстояла аудиенция в Версале у его величества Людовика Благословенного.

Нам нужно было пошить треуголки, длинные камзолы, жилеты, короткие панталоны, а еще закупить чулки и непрактичные, но обязательные для такого мероприятия башмаки, а также трости – ведь какой же настоящий дворянин может быть без трости? Представительницам прекрасного пола нашей делегации полагались платья новейших фасонов и прочие аксессуары, считавшиеся необходимыми для каждой дамы, которая не желает, чтобы ее посчитали провинциалкой.

Маркиз де Сенестэр немедленно послал за соответствующими людьми. Наших дам увели бойкие девушки из мастерских, занимавшихся пошивом женской одежде, а мужскую часть нашей делегации утомили показом моделей и примерками. Нас попытались уговорить еще и купить новые, более элегантные шпаги, но тут уж мы уперлись – те, что мы привезли с собой из Нового Света, были боевыми, и с ними мы решили не расставаться. Нам пообещали, что все будет готово не более чем за три дня, дабы мы смогли уехать в Париж вместе с маркизом Дюкенем.

17 марта года. Франция, Ля-Рошель. Кристина Новикова, супруга главы посольства Русской Америки

Наконец-то закончились наши морские приключения (а точнее, мучения), и мы ощутили под ногами земную твердь. Но сие совсем не означало, что теперь мы, измученные долгим путешествием через океан, можем наконец отдохнуть. Мой любимый муж предупредил меня, что самое трудное впереди, а передвигаться по дорогам Европы не менее опасно, чем по бурным океанским волнам.

Впрочем, об этом я могла догадаться и сама – несмотря на то, что маркиз Дюкень был не последним человеком во Франции, ему приходилось прилагать немало усилий для того, чтобы те, кому полагалось встретить нас и оказать посильную помощь, по крайней мере, не чинили нам препятствия. Французы это умеют делать – на словах они любезно улыбаются, кланяются и говорят вам комплименты, а на самом деле под разными предлогами стараются вам помешать. Маркиз Дюкень сказал мужу, что во Франции существуют партии, цели которых далеко не совпадают. И все они пытаются повлиять на короля, который часто под их влиянием принимает прямо противоположные решения.

– Кристя, – не раз говорил мне мой любимый муж, – помни о том, что друзей у нас в здешних краях не так уж много, а вот тех, кто захочет сделать нам гадость, найдется предостаточно. Поэтому смотри в оба и, если что-то тебе покажется странным и непонятным, спрашивай у меня, не стесняйся.

А окружали нас действительно разные люди, по поведению которых было сложно понять – то ли они пытаются выведать у нас нечто очень важное, то ли просто удовлетворяют свое неумеренное любопытство. К тому же хватало и обычных жуликов, пытавшихся проникнуть в дом, предоставленный нам губернатором Ля-Рошели, и нагло стащить какую-нибудь вещь, имеющую ценность.

Впрочем, местный губернатор, маркиз де Сенектэр, оказался весьма радушным хозяином. Он пригласил нас с мужем, а также Томаса Робинсона и его замечательную супругу, Дженнифер, поселиться в своем дворце, во флигеле с отдельным входом. И в первый же день, по нашей просьбе, он пригласил целую кучу мастеров и мастериц, дабы соорудить для нас наряды, коих будет не стыдно показаться в высшем свете.

А на следующий день, когда мы завтракали у милого маркиза, какие-то злоумышленники открыли дверь отмычкой и стали рыться в наших вещах. К счастью, оружейники изготовили для нашего вояжа крепкие сундуки с надежными замками. Причем если человек, не знающий секреты этих замков, попытался бы их открыть, то специальные колокольчики начали бы громко звенеть, заставляя вора спасаться бегством. Именно это и произошло, но, пока слуги маркиза прибежали в наши апартаменты, воры успели сбежать, не прихватив с собой ничего интересного и даже потеряв с перепугу отмычку.

Как оказалось, один из наших оружейников, Жак Беливо, в молодости сам ходил по кривой дорожке, но сумел в свое время бежать в Акадию, когда арест, казалось бы, был неминуем. Неисповедимы пути Господни – Жак сначала стал подмастерьем у кузнеца, специализировавшегося по замкам, а потом, бежав из Акадии в Порт-ля-Жуа, сделался учеником у Кинцера. А теперь он – член нашей делегации. Кстати, именно он руководил изготовлением наших сундуков. Посмотрев на отмычку, он с видом знатока произнес:

– Это были не простые воры, мсье Новиков – так искусно почти никто бы не смог открыть входную дверь. И заметьте, что они ничего не взяли из того, что лежало на столах либо висело в армуарах – а там были кое-какие украшения и мадам Новиков, и мадам Робинсон. Я подозреваю, что они искали либо документы, либо что-то еще. Неплохо было бы организовать дополнительную охрану флигеля – они вряд ли отступятся от своих намерений.

Сказать, что маркиз де Сенектэр был вне себя от ярости – это означало не сказать ничего. Он переселил нас в комнаты, расположенные рядом со своими покоями, а в коридоре денно и нощно теперь дежурили его слуги. Кроме того, он пообещал сделать все, чтобы злодеи были пойманы. И попросил, чтобы в город мы отныне ходили лишь в сопровождении вооруженной охраны.

– Мои друзья, – сказал он покаянным тоном. – Видите ли, Ла-Рошель была гнездом гугенотов, которые восстали против законной власти короля после отмены Нантского эдикта. К счастью, справедливость тогда восторжествовала, и местное население частично уехало в другие страны, а перешло в истинную католическую веру. Но я подозреваю, что многие из них до сих пор не смирились с происшедшим, и вполне вероятно, что напали на вас именно эти гугенотские недобитки.

Единственное, что нас несколько огорчило, так это то, что он отказал нам в организации охраны наших помещений силами наших ребят во главе со старшим лейтенантом Фрейзером. И, когда мы остались одни в своей компании, Томми Робинсон лишь сказал:

– Если учесть, что ничего не было взято, я подозреваю, что это был заказ кого-либо из тех партий, которые противостоят созданию Русской Америки. Тогда понятно, почему губернатор не захотел, чтобы наши люди нас охраняли – а вдруг мы узнаем что-нибудь эдакое… Так что следует держать ухо востро.

На следующий день нам привезли наши новые наряды. Тогда же нам доставили нужное количество карет и фур, в которых мы и наш груз должны были отправиться к месту назначения. Мы вздохнули с облегчением и приготовились к выезду. Но наутро выяснилось, что за ночь от неизвестной болезни пало несколько лошадей, выделенных нам маркизом де Сенектэром. Он немедленно послал за новыми, а также начал поиски виновных. Но, как бы то ни было, наш выезд на время откладывался.