Маркиз соглашался со мной, но, как мне казалось, его все же терзали некоторые сомнения. Он пару раз намекнул мне, что в Париже среди вельмож, стоящих у трона французского монарха, нет полного согласия. Несколько партий пытаются уговорить короля принять решения, которые были бы выгодны только их сторонникам. А насколько они будут выгодны Франции – это интересовало приближенных короля в последнюю очередь.

– Мой друг, – говорил мне маркиз Дюкень, – вас надо непременно познакомить с герцогиней де Помпадур. Мнение этой женщины и сейчас очень важно для короля. Она умна, приятна в обхождении и будет рада вас выслушать. Если же вы при этом сможете убедить ее в пользе нахождения русских в Новой Франции, то считайте, что половина дела сделана. Хотя…

Я заметил тревогу, мелькнувшую на лице маркиза, и осторожно поинтересовался, не грозит ли нам неприятностями недовольство противников мадам де Помпадур.

Моему собеседнику, как я понял, не очень хотелось рассказывать мне о несогласии, царившем среди французских вельмож. Он обещал мне более подробно поведать обо всем, когда наш корабль достигнет берегов Франции. Видимо, у него на родине не все было так просто. Как сообщил мне маркиз Дюкень, в Европе в самое ближайшее время должна была начаться большая война.

Из рассказов Хаса я знал про эту войну, получившую название Семилетней. К сожалению, русские войска оказались втянутыми в нее, и хотя в сражениях они и проявили немалую доблесть, победив своих врагов, война сия оказалась абсолютно бесполезной для России. Чтобы ее предотвратить, мы и отправились в долгое и опасное путешествие. Вот только чем оно закончится?..

Глава 2. Деньги решают всё!

1 марта 1756 года. Бузонвилль, Лотарингия. Шарль-Франсуа де Брольи, маркиз де Рюффек, посол Франции в Речи Посполитой

В начале февраля я получил в Варшаве с нарочным письмо от принца Конти, моего непосредственного начальника по «Секрету короля». В нем он приказал мне оставить вместо себя своего заместителя, а самому безотлагательно направиться в городок Бузонвиль на севере Лотарингии, где мне надлежало поселиться под чужим именем в трактире «Цур Зонне». И, ничем не привлекая к себе внимания, терпеливо ждать его дальнейших указаний.

Я боялся, что с последним могут возникнуть трудности, но, как оказалось, мои опасения были напрасными. Город этот немецкоязычный, и местные называют его Бузендорф. В городе по-французски практически никто из жителей не говорил, и местным немцам не было никакого дела до приехавших французов, коих они считают лотарингцами из французской части герцогства. Ведь другие гости этого города редко появляются в здешних краях. Если бы я не знал немецкий язык, то жить мне здесь было бы очень сложно. Тем более что между собой обитатели Бузонвиля говорят на особом диалекте, который, я полагаю, даже немцы из близлежащих земель вряд ли поймут.

Трактир «Цур Зонне», хоть и считался лучшим в городе, но оказался самым настоящим клоповником, каких еще надо было поискать. Однако приказ есть приказ, и я, назвавшись шевалье де Брюлем из Вердена, провел в этой дыре, где из достопримечательностей имелось разве что небольшое аббатство Святого Креста Господня, незабываемые девять дней. Каждый день я ходил на службы (благо они были на латыни, как и везде в местах, где исповедуют истинную веру), гулял по окрестностям, давился грубой местной едой, с трудом сдерживая позывы рвоты… Но сегодня служанка наконец-то объявила, что меня желает видеть мой кузен, шевалье де Куртуа, и что он ждет меня в отдельном кабинете.

Я ожидал найти там кого-либо из приближенных принца, но, к моему величайшему удивлению, моим «кузеном» оказался он сам. И, что было для него совсем несвойственно, он сразу же перешел от слов к делу.

Я впервые узнал от него, что некие русские помогли нам победить англичан в Новом Свете на какой-то забытой Господом реке Мононгахеле, а затем и отвоевать Акадию у англичан. В заключение своего повествования принц с сардоническим выражением на лице заявил:

– Только зачем нам все это нужно? Ведь земли эти находятся за тысячи лье от нас, и освоение их ляжет тяжким бременем на нашу и без того бедную казну. К тому же населения и, следовательно, налогоплательщиков там практически нет. И из-за того, что мы любезно приняли от этих московитов помощь, Луи считает, что мы им чем-то там обязаны.

– Вы правы. Мне кажется, что Франция должна ограничить свои колониальные владения Карибами и теми территориями, которые принадлежат нашей Ост-Индской компании. Даже Новая Франция нам особо не нужна.

– Мое мнение об этом примерно такое же, как и ваше. Так вот. Я договорился с англичанами, и они готовы в обмен на возвращение им Акадии и земель у истоков реки Огайо – а именно там находится эта никому не нужная Мононгахела – гарантировать неприкосновенность наших границ на Карибах, в Новой Франции и в Индии. И даже оставить нам Луисбург для снабжения наших владений в Новом Свете.

– Но его величество, как я понял, настроен против этого? – осторожно спросил я.

– Да, против. Но его сын – внук Станислава Лещинского. И если он придет к власти, то, есть у меня такая надежда, прислушается к голосу разума и крови и не позволит русским водить себя за нос.

– Значит…

– Вы меня поняли. И меня не интересует, как именно ЭТО произойдет. Вот только… Как раз перед моим отъездом сюда я получил весточку, что вместе с маркизом Дюкенем в Париж должна отправиться русская делегация, и что они будут в Ла-Рошели примерно в середине или конце марта.

– Вот, значит, как. И их… тоже?

– Пока не нужно. А вот было бы неплохо, если смерть Луи оказалась привязана по времени к прибытию этой делегации в Версаль, чтобы в случае чего можно было бы свалить все на них. Никто же разбираться не будет – иностранцы, да еще из недружелюбно настроенной к Франции нации. А на всякий случай…

И он протянул мне увесистый кожаный мешочек. Я развязал его шнурки, заглянул внутрь и увидел золотые гинеи явно британской чеканки.

– Это мне передал один… впрочем, не будем об этом. Именно такими деньгами неплохо бы подкупить тех, кто окажет нам… эту услугу.

Я усмехнулся про себя – хоть у принца и без того прослеживались связи с британцами, но гинеи, чеканенные в Соединенном Королевстве, – это уж слишком очень ярко выраженный английский след.

– А что произойдет, если его новое величество… тоже не оправдает наших надежд?

– Тогда, мой дорогой маркиз, я не знаю, что и делать.

И он хитро посмотрел на меня.

– Я все понял, ваша светлость.

– Вот только… имейте в виду, что я не смогу прикрыть убийц ни одного величества, ни другого. Сами понимаете, посягательство на жизнь короля…

Вот, значит, как. Другими словами, делай, что я от тебя требую, а, если у тебя ничего не получится, или, если узнают, что виноват в убийстве короля ты, то я тебя знать не знаю. Ну что ж, мне не впервой попадать в такую ситуацию. «Секрет короля» – хорошая школа жизни.

– Я вас понял, ваша светлость.

– Тогда рад был вас увидеть, шевалье. Да, забыл сказать – желательно, чтобы вас никто больше не видел во Франции. А теперь прошу меня извинить – дела.

Он встал и вышел из-за стола, а я, подождав минут пять, вышел вслед за ним. Вечером я объявил трактирщику, что завтра по неотложным делам мне придется покинуть его гостеприимное заведение. Людей своих я оставил в соседнем Тионвилле, где они маялись от безделья уже десять дней. Пора бы им наконец заняться серьезным и опасным делом…

Историческая справка

«Джентльмен» из Африки

Разобраться в денежной системе Англии в XIX веке было весьма непросто. Дело в том, что в Британской империи существовали две системы денежных знаков и система мер стоимости, и эти две системы не совпадали, хотя и соответствовали друг другу.

Основные меры стоимости – это знаменитые фунты (pounds), шиллинги (shillings) и пенсы (pence). В одном фунте было 20 шиллингов, в одном шиллинге – 12 пенсов. Но самое интересное заключалось в том, что денежные знаки, имеющие хождение, были совсем другими.

Вся история на монетах

Один фунт как мера стоимости соответствовал банкноте в один фунт или монете, которая называлась совсем по-другому – не фунтом, а совереном (sovereign). А монета в полсоверена (half sovereign) была равна половине фунта, или десяти шиллингам. Четверть фунта или пять шиллингов равнялись монете под названием крона (crown). Два с половиной шиллинга – это полкроны (half crown), а два шиллинга – флорин (florin). Одному шиллингу соответствовала монета шиллинг. Но после монеты сикспенс (sixpence), равнявшейся шести пенсам, шла монета гроут (groat), равнявшаяся четырем пенсам. Дальше шли три пенса (threepence) и два пенса (twopence), один пенс как мера стоимости овеществлялся монетой пенни (penny), полпенса – полпенни (halfpenny или нередко ha‘penny), четверть пенса – фартингом (farthing), одна восьмая пенса – полфартингом (half farthing).

Но была еще одна монета, именуемая гинеей (guinea). Эта золотая монета, первоначально приравненная к двадцати одному шиллингу, и появилась она на свет в 1663 году. Отчеканена гинея была из золота, привезенного из африканской страны Гвинеи, откуда и появилось ее довольно экзотическое название.

Английский король Карл II Стюарт (правивший в 1660–1685 годах) придал этой монете статус основной золотой монеты королевства. Это была первая английская золотая монета, отчеканенная машинным способом. Вес гинеи колебался в пределах 8,3–8,5 г (содержание золота превышало 90 %), диаметр ее был 25–27 мм.

В обращении первоначально находились золотые монеты достоинством в половину гинеи, одну гинею, две гинеи и пять гиней. Позднее стали чеканиться еще более мелкие монеты: четверть гинеи и треть гинеи.

Очень часто в гинеях отражались происходящие в мире исторические события. Так, например, в 1703 году на гинее и полугинее, отчеканенных из захваченного у испанцев во время Войны за испанское наследство золота, под портретом королевы было вычеканено слово VIGO – место морского сражения, в котором англо-голландская эскадра разгромила франко-испанский флот и в качестве трофеев захватила несколько испанских галеонов, нагруженных золотом.

В 1707 году, после заключения унии Англии и Шотландии, изменилась легенда на реверсе монеты: теперь она гласила MAG BRI FR ET HIB REG (королева Великобритании, Франции и Ирландии). В данном случае речь шла о королеве Анне Стюарт, в правление которой и был заключен Акт об унии.

Некоторые монеты, отчеканенные в 1729–1739 годах, имеют отметку EIC под портретом монарха, обозначая происхождение золота, из которого чеканили монеты (East India Company).

В 1745–1746 годах были выпущены серебряные и золотые монеты, отчеканенные из металла, захваченного в результате пиратских рейдов британских военных кораблей в Тихом океане, а также разграбления южноамериканских колоний в период между 1741 и 1745 годами. Такие монеты были помечены надписью LIMA под портретом короля. В 1745–1746 годах было отчеканено золотых монет на 750 000, серебряных – на 130 000 фунтов стерлингов.

Стоимость золота относительно серебра постоянно менялась, потому соответственно менялась и стоимость гинеи в шиллингах. В 1680 году гинея уже приравнивалась к 22 шиллингам, позже стоимость достигла 23 шиллингов. Наконец, королевской прокламацией в декабре 1717 года гинея была снова официально приравнена к 21 шиллингу.

В 1799 году в связи с начавшейся войной против Франции чеканка гиней прекратилась. Продолжили чеканку только монет в полгинеи и треть гинеи. Взамен золотых гиней были выпущены банкноты.

В 1813 году, после некоторого перерыва, в последний раз был выпущен тираж 80 000 гиней. Эти деньги были предназначены для выплаты денежного довольствия английской армии герцога Веллингтона на Пиренеях. Потому эта монета и получила название «военной гинеи». На реверсе монеты был изображен орден Подвязки с девизом ордена: «Honi soit qui mal y pense» (наиболее точный перевод с французского: «Пусть стыдится подумавший плохо об этом»).