Я знал, что король сейчас напряженно размышлял, готовясь к новой войне с Австрией. То, что она была неизбежной, стало ясно после того, как Фриц победил императрицу Марию-Терезию и лишил ее Силезии. Рассказывали, что та рыдала, как ребенок, у которого отобрали любимую игрушку, подписывая мирный договор в Дрездене, окончательно закрепивший Силезию за Пруссией. Но обиженные дети часто бывают злопамятными. Мария-Терезия поклялась примерно наказать Пруссию и вернуть утерянные земли. Для этого она стала сколачивать коалицию, направленную против нашего королевства.

Именно поэтому Фриц и стал готовиться к войне, ища союзников, которые могли бы помочь ему окончательно разгромить Австрию. Одним из самых влиятельных государств в Европе была Россия, которая еще не приняла окончательного решения, оставаться ли ей в будущей общеевропейской войне нейтральной или примкнуть к одной из противоборствующих сторон.

Хотя Россия и не граничила с Пруссией, да и явных противоречий между нашим королевством и этой огромной варварской империей вроде бы не было, стоило, однако, просчитать все возможные варианты развития событий, не исключающие возможность нападения на нас России. Мы с Фрицем обсудили в свое время вроде бы все, решив, что пока ленивая и нерешительная императрица Елизавета будет, подобно буриданову ослу, раздумывать, как ей поступить, отлично обученная и снаряженная армия Прусского королевства успеет разгромить Австрию и примкнувших к ней сателлитов, заставив Марию-Терезию признать свое очередное поражение. Но тут в Новом Свете произошло нечто, что заставило нас еще раз тщательно обдумать планы будущей военной кампании.

То, что англичане и французы постоянно сражаются друг с другом на американском континенте, ни для кого не было секретом. По всем нашим расчетам, французы в этой колониальной войне должны были потерпеть поражение и уйти из своих заморских владений. Но неожиданно в противоборство старых соперников вмешалась некая третья сила. Это были русские, которые, взявшись неизвестно откуда, наголову разбили армию генерала Брэддока на какой-то реке под труднопроизносимым на немецком языке названием Мононгахела. Практически одновременно англичане сумели захватить французскую часть местности под названием Акадия – это где-то на востоке Нового Света. И, судя по информации, полученной от коммерсантов, торговавших в тех краях, русские согласились помочь французам отвоевать эти земли – по слухам, в обмен на некие острова, на которых они намеревались создать свою колонию.

Именно поэтому, после того как мы узнали о случившемся, в Новую Францию отправился наш агент по имени Генрих Краузе. От него мы еще пока не получили никаких известий, что немудрено – моря в это время года очень бурные, а залив Святого Лаврентия, находящийся по пути к столице Новой Франции, городу Квебеку, к тому же замерзает. И тогда не только замирает торговля с этими землями, но и становится практически невозможна передача любой информации.

И вот недавно пришла новость от нашего агента в Париже – французы сумели-таки послать корабль из незамерзающего порта под названием Луисбург на самом востоке Акадии, и это судно благополучно добралось до берегов Франции. Оно привезло радостную весть о грандиозной победе новосозданной Акадской армии под командованием русских в этой самой Акадии.

По слухам, русские создали эту армию из французов, обучили ее доселе невиданным способам ведения войны и вооружили ее, помимо всего прочего, более дальнобойным и точным оружием. Мне неизвестны какие-либо революционные разработки русских в этой области, так что к этой информации я отнесся несколько скептически, но кто знает… Ведь факт победы, судя по всему, налицо – и это после позорного июньского разгрома находившихся в Акадии регулярных французских войск.

Еще было известно, что привезен текст договора, подписанный только что назначенным губернатором Новой Франции, Пьером де Риго, маркизом де Водрёй де Каваньияль, и русскими, а также документ о капитуляции англичан на всей территории Акадского полуострова. Далее – но это уже было на уровне слухов – рассказывали, что, согласно этому документу, русские отдали французам всю материковую Акадию в обмен на два острова, на которых они и устроили свою новую колонию. Так ли это, мне достоверно неизвестно, но я полагаю, что дыма без огня не бывает.

Фриц, обеспокоенный всем происходящим, велел генералу Кристофу Манштейну, родившемуся и выросшему в России, разузнать все, что можно, об этих «русских американцах». Меня же, имевшего счастье пробыть несколько лет послом Пруссии в Санкт-Петербурге, он пригласил для того, чтобы задать несколько вопросов.

– Карл, – сказал мне король, – из того, что мне стало известно, я сделал вывод о том, что за горсточкой русских, неожиданно объявившихся в Америке, стоит одна из влиятельных в России партий. Ну не верю я в то, что все, произошедшее в тех краях, случайно. По описанию очевидцев те русские – отменные вояки, имеющие немалый боевой опыт. И вооружены они весьма сложным и качественным оружием, которого нет ни у французов, ни у англичан.

Скажи мне, кто при дворе императрицы Елизаветы мог снарядить и вооружить этих бойцов, наводящих сейчас страх и ужас на британские колониальные войска?

Да, вопрос, который задал мне мой друг детства, был для меня непростым. Чуть подумав, я попытался объяснить королю положение дел в русских партиях, боровшихся за влияние на императрицу Елизавету.

– В России всех политиков можно разделить условно на две партии. Первую возглавляет канцлер Бестужев, которого я считаю одной из сильнейшей фигур, стоящих у императорского трона. Но канцлер – англофил, поэтому маловероятно, что он станет действовать против своих покровителей.

– Да, но я слышал, что Бестужев алчен до безобразия и за золото может предать кого угодно, – заметил Фриц.

– Не спорю, что канцлер продажен, – согласился я. – Но мои агенты при русском дворе ничего не сообщали мне о том, что французы попытались его перекупить. Бестужев к тому же много пьет и потому не умеет держать язык за зубами. Думаю, что он давно бы уже разболтал всем о пансионе^[5], который пообещали бы ему агенты французского короля.

– А кто возглавляет вторую партию? – с любопытством спросил король.

– Вторая партия – это партия вице-канцлера Воронцова. Вот он-то вполне мог бы собрать небольшую армию, которая, подобно Кортесу, отправилась на завоевание Америки. Только вот…

– Говори, говори, Карл! – нетерпеливо воскликнул король.

– Воронцов – приятный в общении человек, который, правда, довольно скверно говорит по-французски и по-немецки. К тому же он ненавидит Бестужева и будет весьма рад, если тот свернет себе шею в придворных баталиях. Воронцов, состоявший при дворе тогда еще великой княжны Елизаветы Петровны, стал одним из руководителей дворцового переворота, который и возвел дочь Петра Великого на российский престол. За что он был ею обласкан и стал графом. Не назову его гением, однако отмечу, что он полон здравомыслия, а ум его если и не блестящий, то справедливый и основательный. Он честолюбив, вот только есть у него один недостаток – Воронцов робок и боязлив. Поэтому я считаю, что он вряд ли самостоятельно решился бы на столь рискованный поступок.

– Гм, Карл, – покачал головой король, – а может быть, среди русских военных нашелся некто, кто мог бы организовать и профинансировать такую экспедицию?

– Пожалуй, я знаю в России лишь одного такого человека, который мог решиться на подобную авантюру. Только он сейчас не у дел.

– Ты имеешь в виду бывшего шефа генерала Манштейна, фельдмаршала Бурхарда Миниха? – спросил Фриц. – Знаешь, я бы совсем не удивился, узнав, что за русской экспедицией в Америку стоит именно этот человек. Только ведь он был приговорен императрицей Елизаветой к смертной казни, которую в последний момент заменили ссылкой в Сибирь.

– Да, – согласился я. – Как мне стало известно, Миних живет сейчас в местах, где дикие кочевники пасут стада своих оленей. Но он здоров и бодр. Только возможности как-либо влиять на российскую политику у него нет. Других же русских военачальников, кто по собственной инициативе решился бы помочь французам изгнать британцев из захваченных ими владений короля Людовика, я не знаю.

– Ну что ж, Карл, – вздохнул король. – Будем вместе с тобой ожидать новых известий из этой Акадии. Как мне кажется, они еще немало нас удивят. Надо отдать должное русским – они умеют совершать дерзкие поступки, на которые не решились бы многие из европейцев. Если ты получишь новые известия о «русских американцах», то немедленно сообщи их мне. Я готов выслушать тебя в любое время дня и ночи.

1 марта 1756 года. Атлантический океан. Борт французского военного корабля «Жанина». Кузьма Новиков, глава посольства Русской Америки

Вот и сподобил меня Господь снова выйти в открытое море. Много лет назад я, совсем тогда еще несмышленыш, отправился в Новый Свет, сбежав из французского плена. А теперь вот возвращаюсь снова во Францию, но уже не как беглец, а как человек уважаемый, с кем вежливо раскланивается при встрече маркиз Дюкень, бывший губернатор Новой Франции.

И возвращаюсь я домой не один-одинешенек, а с Кристиной, красавицей-женой. Правда, и годочков мне за сорок, седой уже, но духом пока силен, и, даст Бог, послужу еще России-матушке. Вот только не знаю, как у меня все это получится. Времена у нас дома совсем другие, многих моих сверстников уже, пожалуй, и в живых-то нет. Ну ничего, с Божьей помощью разберемся как-нибудь.

Маркиз Дюкень меня успокаивает, дескать, встретить нас во Франции должны хорошо. Все же мы побили в землях заморских британское войско, отвоевали захваченные англичанами города и селения. Уж сам-то маркиз в этом знает толк. Он смолоду служил на флоте, как его отец и дядя. У него есть чин флотского капитана, так что в случае чего он может командовать кораблем. Во Франции, куда его отозвали с поста губернатора, маркизу обещали дать под начало Тулонскую эскадру.

Он был чуть старше меня, но внешне выглядел даже помоложе. Да и ростом его Господь не обидел. Сложения он был крепкого, осанку имел гордую, и держал себя скорее несколько высокомерно. Но мы с ним быстро нашли общий язык. К тому же он хорошо помнил, чем он был нам обязан.

В разговорах со мной маркиз Дюкень честно признался, что не все во Франции готовы сражаться, себя не жалеючи, с англичанами, которые, словно бульдоги, вцепились в заморские земли, принадлежащие королю Людовику. Многие из дворян и вельмож считали, что ни к чему королевству тратить большие деньги на содержание этих территорий. Кому они нужны, если там нет ни золота, ни драгоценных камней? То ли дело Мартиника, откуда плантаторы ввозили во Францию сахар и кофе, или Гваделупа, которую власти предержащие в Париже готовы были обменять с британцами на Новую Францию^[6].

Маркиз Дюкень рассказал мне, что в Париже он будет решительно отстаивать интересы Новой Франции.

– Мой друг! – восклицал он. – Разве можно отдавать практически без боя такие огромные территории? Ведь даже если они сейчас не приносят большую прибыль, то это совсем не значит, что в ближайшем будущем эта земля станет кормилицей и родным домом для десятков тысяч наших бедняков. Пашни в старой доброй Франции истощаются, а население быстро растет. Я уже не говорю о несметных рыбных стаях, которые водятся в море у побережья Акадии! Нет, было бы просто преступлением добровольно отдать все это британцам…

– Да, но мы тоже хотим получить из рук короля Франции кое-какие земли, – деликатно заметил я. – Впрочем, права и интересы подданных его величества Людовика XV будут нами учитываться. К тому же новосозданная армия Русской Америки станет вместе с французскими войсками сражаться против нашего общего врага.