Тут же в тени сидели мастерицы с челноками в руках. Они перебрасывали яркие нити, сплетая красивые пояса с пышными кистями. Рядом сидели девочки и тоже занимались рукоделием. Кто-то плел поясок, кто-то соединял полоской кожи половинки сумки, кто-то плел оберег из медных и коралловых бусин. Особенно усердные еще и нарезали на полоски кусочки выделанной кожи, и украшали ее тиснеными узорами.

В общем, ручей был местом ремесла, и судя по тому, как все было устроено, здесь всерьез работали каждый день.

При этом местность вокруг ручья выглядела довольно аккуратно. Дэлиана присмотрелась и поняла, что мусор, обломки и отходы складывали в яму, которую потом закапывали, а ведь граф Корф и другие аристократы нередко называли орков воинственными лентяями и грязными дикарями!

Вверх по течению раздавались веселые крики, плеск воды и какой-то шум. Дэлиана поманила свою спутницу ближе и спросила:

– Что там?

– Купаются, – ответил девочка.

Они немного прошли вдоль ручья и обнаружили тихую заводь, в которой плескались орчанки. Женщины постарше мыли детей, молодые девушки сидели на берегу, расчесывали и сушили на солнце длинные черные косы.

– А мужчины где моются? – вдруг спросила Дэлиана и покраснела. Вопрос прозвучал слишком неприлично для благородной леди.

– Воины моются вечером, – ответила Тырта, – днем они возле стад. Пригонят скот доить – и помоются, и поедят. А вечером будут танцы!

Дэлиана покивала. Она не очень знала, как у орков все устроено, но понимала, что травы возле постоянного становища нет совсем. Орки потому и кочуют, что их стадам нужна трава. Этот стан остается на месте, потому что в нем живут ремесленники, старики и женщины с младенцами, да и то не все. Однако все время кочевать невозможно, вот и меняются семьи в становище. Одни уехали, другие приехали. Поставили шатры на те же места, разожгли огонь на старом кострище, а людям кажется, что стан стоит незыблемо, как каменные человеческие города.

У воды графиню начали одолевать насекомые. Она отмахивалась от них, сколько могла, потом ее беду заметила орчанка средних лет. Подошла, потрогала тонкую белую кожу и сказала:

– Белая, сладкая! Едят. Вот, держи! – и сунула ей в руку горшочек.

– Что это? – спросила Дэлиана у Тырты.

– Насекомых отгонять, – ответила девочка, – надо мазать. Стада пригонят, тут будет ж-ж-жух сколько кусалок.

Графиня понюхала содержимое горшочка. Пахло полынью, овечьим жиром и чем-то знакомым. Кажется, этим самым пахли орки, приезжающие в замок. А еще… запах вдруг всколыхнул в памяти зеленую крепкую грудь в кожаных ремнях, черные пряди волос на зеленой коже… Судорожно вздохнув, Дэлиана нанесла мазь на лицо, руки и, немного посомневавшись – на ноги. Девчонка одобрительно кивала и хлопала в ладоши.

Потом они бродили у ручья до заката, присматриваясь к мастерам, бросая в воду камушки, а когда солнце склонилось за горизонт и вдалеке раздался звук колокольчиков, Тырта потянула Дэлиану в становище.

– Сейчас дойка будет! Потом ужин! Ирлында ждет!

Графиня послушно шла за девочкой, но в какой-то момент поняла, что они поднялись на невысокий холм, и с него открылся вид на освещенные закатным солнцем стада коз, овец и коней. Орчанки с ведрами в руках выходили из становища, усаживались на маленькие скамеечки и ставили рядом ведра и крынки. Животные сами подходили к ним, чтобы избавиться от тяжести в налитом вымени, получали несколько кристалликов соли с ладони и подставляли бока ловким зеленым пальцам.

Мальчишки и девчонки сновали от матерей к шатрам, унося посудины с молоком под защиту войлочных крыльев, а животные все шли и шли.

Когда дойка закончилась, пастухи увели скот поить, а потом на ночевку в небольшие загоны, расположенные ниже по течению ручья. Оставив возле загонов сторожей и собак, большая часть мужчин вернулась в стан и занялась делами. Кто-то отправился мыться, кто-то сначала делал мелкие, но важные дела вроде починки упряжи, окапывания шатра, или заточки оружие. Кое-кто играл с детьми, пока на очагах доходил ужин.

Женщины занимались молоком – цедили, разливали в глиняные крынки, опускали крынки в ямы, выкопанные в земле и прикрытые шкурами. В этих своеобразных погребах молоко дольше оставалось свежим.

Кто-то снимал сливки, кто-то сбивал масло, некоторые достали большие котлы, чтобы варить сыр. Все были при деле. От стариков до детей. Только Дэлиана смотрела на все эти хлопоты со стороны.

Когда солнце село окончательно, семьи собрались у костров. В воздухе поплыли запахи мяса, вареного теста, крепкого травяного отвара и кислого молока. Тырта привела графиню к шатру шаманки, и та сунула женщине огромную миску с вареным мясом, сдобренным травами и корешками:

– Ешь, госпожа соленых камней! Тебе силы понадобятся. Сегодня ночью буду духов звать!

Дэлиана осторожно взглянула на варево – последнее время ее часто тошнило от любой еды, а бывало, что один запах супа или жаркого выворачивал желудок наизнанку. Однако запах этого мяса вызвал обильное слюноотделение. Она хотела есть! Именно эту нежнейшую баранину и незнакомые ей корни!

Приборов никто не предложил, так что графиня принялась есть руками, с наслаждением слизывая мясной сок, текущий по пальцам. Шаманка хитро щурилась и подливала гостье ягодный отвар. Ай, сильный у госпожи сын! Мужскую еду любит, на сыр не смотрит даже. Что ж, силы госпоже нужны – скоро луна встанет над шатром, придет время камлать – звать духов на помощь!

Глава 5

Тыргын был рад, что после поездки к людям его направили к стадам. Три месяца он кочевал, до самой осени, а приняв ягнят, явился в главный стан, чтобы отлеживаться в шатре у матери, попивая кумыс и заедая его мясом.

За первую же неделю его отдыха в шатре побывали все симпатичные дочери соседей. Кто за нитками заглянул, кто за травами для острого сыра, кто булавку в шатре забыл, кто бусину – в общем, каждая нашла заделье покрасоваться, позвенеть амулетами в косах, поблестеть зубами. Только ни одна из них не тронула сердце Тыргына.

С той поездки за солью он был сам не свой.

Обычно на ярмарки орки ездили осенью, после стрижки овец, и весной – так же после стрижки, чтобы продать излишки шерсти и закупить для кочевья разные мелочи. В главный-то стан торговцы иногда приезжали сами, а вот в мелкие кочевые улусы если только случайно заглянут. А в пути много всего нужно. Ножи, иглы, крепкие котлы, пряжки для упряжи и шила для починки обуви и сбруи. И соль. Много соли.

Старики отправляли к людям мужчин и пару старух.

Мужчин выбирали жребием, но старались, чтобы было всех поровну – два-три мудрых старика для закупок, два-три середняка для выбора, пять-шесть молодых мужчин для охраны и таскания тяжестей. Ну и подростков парочку, чтобы учились всему и не боялись говорить с людьми.

Тыргын попадал в торговый караван не первый раз. Он и язык людей хорошо выучил, и в ценах разбирался, и, было дело, ездил не только в графство Корф, но и в Линей – за сырым железом для кузнецов, и в Берстов – менять бараний жир с травами на зерно и сладости.

Только на этот раз в графстве произошло что-то странное. Они все закупили, сложили в кибитки соль, дерево и зерно. Оставался последний вечер в этих землях, так что старый Дургын покормил духов мясом и жиром, плеснул в огонь немного араки, чтобы духи были благосклонны к ним, а после все собрались спать.

Тыргыну спать не хотелось. Он отошел немного в сторону и засмотрелся на восход луны. Почему-то здесь, среди высоких деревьев и каменных домов, луна выглядела иначе, вызывая в сердце щемящую тоску по просторам Степи.

Вдруг рядом раздался шум.

Тыргын обернулся и получил удар дубиной под колени. Он свалился как подкошенный, грянувшись всем телом о землю. Из груди выбило воздух, и он судорожно пытался вдохнуть. Из кустов выглянул граф Корф, оценил лежащего на земле орка и вздохнул:

– Слишком хорош. Впрочем, какая разница? Эта сучка умрет от ужаса и отвращения завтра утром!

С этими словами аристократ склонился над орком и влил ему в рот зелье из флакона. Подождал, пока он невольно проглотит горькое зелье, и влил второе, а потом третье.

– Вот так, послушный беспамятный дикарь. Вставай! Иди за мной!

С этого момента Тыргын не помнил ничего.

Очнулся утром на земле у костра. Рядом неопрятной кучей лежала одежда. Тело было покрыто мелкими синяками, царапинами и укусами. А еще кое-что говорило о том, что он провел время с женщиной. Страстной, огненной женщиной! Но в поездку не брали девиц брачного возраста или замужних женщин. Иногда приглашали вдов в надежде, что у них сладится в пути с кем-нибудь из одиноких орков, только в этот раз в обозе кашеварили две сухопарые старухи, вырастившие правнуков, и ни одна из них не сумела бы так укатать сильного воина на шкурах!

Стыдясь, Тыргын сбегал к ручью, смыл все следы ледяной водой, намазал царапины мазью и натянул чистую одежду. Спутникам утром объяснил, что споткнулся, упал и сильно расшибся. Те косились недоверчиво – молодые орки ловки как кошки, но сделали вид, что поверили. Запрягли коней и тронулись в путь, не оглянувшись на замок.

Духи были благосклонны – караван добрался до становища без происшествий. Уже в становище Тыргына свалила непонятная болезнь. Он метался на шкурах, стонал, словно от сильной боли, ослабел и несколько дней не в силах был разжевать мясо. Вызванный на помощь шаман сказал, что духи не открывают причину болезни. Мать Тыргына пожертвовала духам красивое ожерелье из металлических и деревянных бусин, добрый кусок мяса и полоску ткани. Тыргыну стало легче, и вскоре он встал и отправился на кочевье, совершенно забыв про болезнь и поездку к людям. А теперь вот вернулся и почему-то не находил себе места.

Вечером, когда скот пригнали на дойку, молодой орк сгреб в охапку ведра, крынки, скамью и понес их туда, где мать обычно доила овец, коз и кобылиц. Гырдына шла и гордилась сыном, вспоминая, как в подростковом возрасте он запальчиво отказывался помогать ей, называя дойку «женской работой». Как уверял, что будет воином и никогда больше не понесет ведро с молоком, как ребенок.

А вот теперь нес. Вырос. Осознал! Ох, дали бы духи ее мальчику добрую жену! Крепкую орчанку из хорошей семьи, с добрым шатром в приданое, да со всякой домашней утварью. Еще хорошо, чтобы здоровая была и быстро родила внуков. И мастеровитую хорошо бы. Тыргын воин, одежду рвет и пачкает часто. Порой руки в кровь сотрешь, замывая пятна, а иногда легче их шитьем прикрыть, чтобы не перешивать добрую рубаху или штаны!

Гырдына запнулась, налетела на сына и высунулась из-за его широкой спины взглянуть, что его так изумило.

На холме стояла женщина. Не орчанка – слишком тонкая, невысокая и хрупкая. Солнце золотило ее волосы, вплетая огненные лучи. Благодаря ветру платье обнимало фигуру. Звенели амулеты в косах и на поясе. Эх, будь она орчанкой, более рослой и крепкой – не сыскать лучше невестки, да только…

– Это госпожа соленых камней, сынок. К шаманке приехала. Говорят, обряд для нее проводить будут.

– Давно приехала? – сын отмер и шагнул дальше.

– Да сегодня только. Девчонки-помощницы уже весть разнесли. Болтают, что на праздник полной луны останется. Что-то ей Ирлында пообещала.

Тыргын отвел глаза.

Почему-то эта женщина не показалась ему ни слабой, ни больной, как все те, кого он встречал у людей. Тонкая и звонкая, как клинок в ножнах. Пока не вынул – не видна сталь. Красивая. Странно, что он видит красоту этой госпожи. Обычно орки не замечают людских женщин, а те вообще пугаются зеленокожих гигантов. Правда иногда находятся среди людских жилищ любительницы экзотики, что приглашают орков к себе в постель, но не каждый орк соглашается. Если уж совсем немощный, или слабый духом, падкий на деньги или женскую слабость.