– Натали, конечно. Девочка-подросток только и мечтает, чтобы за ней всюду следовали не слишком тактичные телохранители. Одно это способно поставить крест на личной жизни… Которая у нее, как ни странно, все-таки есть.

– Зато она жива, – пробормотал Тор, убирая невидимую пылинку с лацкана пиджака.

Никлас никогда не бывал у него дома, но имел четкое представление, как должен выглядеть гардероб пресс-секретаря. Ряд абсолютно одинаковых костюмов. Ряд белых рубашек. Абсолютно неразличимые галстуки, за исключением одного, с рисунком из флагов, на День Швеции. И одинаковые итальянские полуботинки на полке для обуви. Тор не был человеком настроения.

При этом Никлас не мог желать себе лучшего секретаря. Тор оставался рядом с ним, с тех пор как Никлас занял свой пост. Просто иногда Тор не умел вовремя остановиться.

– Я ценю твою заботу, – сказал Никлас, – но за свою дочь буду отвечать сам. В конце концов, это начинает раздражать. Меня вполне устраивает охрана, и то, что произошло летом, все-таки больше не повторялось. Я хочу вести нормальную жизнь, насколько это возможно.

На самом деле все обстояло не совсем так. Никлас был не прочь усилить охрану. Он желал бы все время иметь за спиной как минимум десяток человек с лазерными прицелами. Следующие две недели, по крайней мере. Но это не поможет. Часы тикают, обратный отсчет пошел. И количество охранников не имеет значения.

– Тебе известно мое мнение на этот счет, – пробормотал Тор, покидая комнату.

Никлас перевел глаза на увесистую папку на столе. Тысяча страниц, а он никак не мог сосредоточиться. Кровь стучала в висках. Вчера, после того как Мина ушла домой, он до самого рассвета просидел на кухне со стаканом рома. Несколько раз приходилось уверять Натали, что все в порядке. Но правда состояла в том, что он не осмеливался лечь в постель, опасаясь того, что могло присниться. Беспокойство оказалось напрасным. Он так и не смог уснуть.

Первое, что Никлас сделал утром, – снова позвонил по этому номеру. Все то же сообщение в записи. С той только разницей, что сегодня оставалось тринадцать дней вместо четырнадцати.

Тор заметил темные круги у него под глазами, но все обстояло гораздо хуже. Никлас был совсем не уверен, что у него хватит сил встать со стула. Тело обмякло. Никлас отодвинул стопку бумаг, кресло из темной древесины и кожи и положил длинные ноги на стол.

Визитная карточка жгла в кармане пиджака. Господи, какая чушь… Он попал в плохой боевик или паршивый криминальный триллер. Так не бывает. Только не в реальной жизни. И все-таки надо понимать, что делаешь. Это ведь был его выбор. Никлас сам согласился продолжать жить на новых условиях. И принял положенные по договору льготы. Те самые, которые привели его в Розенбад.

Он достал визитку и посмотрел на символ в виде восьмерки. Положил карточку на стол обратной стороной вверх. Со стен кабинета смотрели его предшественники. Приходилось ли им когда-нибудь делать выбор, не отдавая себе отчета, во что это выльется, не задумываясь, насколько он оправдан морально? И потом расплачиваться за это? Наверное, приходилось, так или иначе.

Единственным, в чем не сомневался Никлас Стокенберг, было то, что нельзя так сидеть и ждать. Нужно действовать. Заставить себя почувствовать, что он хотя бы отчасти контролирует ситуацию.

И начать нужно с самого главного.

Никлас достал телефон. Пульс все учащался, поэтому пришлось сделать глубокий вдох. Нет смысла нагнетать лишний стресс. Подождав, пока дыхание не придет в норму, Никлас набрал номер бывшей жены.

Винсент ходил за продуктами. А когда вернулся и отпер входную дверь, услышал свой голос из гостиной. Он стряхнул снег с ботинок, прежде чем войти и снять их. Повесил пальто в прихожей, пакеты из магазина отнес на кухню. Голос продолжал говорить.

Войдя в гостиную, Винсент понял его происхождение. Беньямин и Ребекка сидели на диване, а на экране телевизора транслировали шоу Винсента, который только что вызвал блондинку из зала, чтобы помогла со следующим номером.

– Я хочу, чтобы вы загадали число, которое что-то значит для вас лично, – сказала телевизионная версия Винсента, вручая женщине блокнот и ручку. – Запишите его и держите блокнот так, чтобы никто ничего не увидел. Прежде всего я.

Винсент поморщился. С тех пор как его сотрудничество с полицией стало достоянием общественности, Viaplay регулярно вставляло его выступления в свой потоковый сервис.

То, что смотрели Беньямин и Ребекка, было его первым шоу.

– Зачем вы это включили? – спросил Винсент. – Разве ты не должна быть в школе, Ребекка?

– Чтобы пристыдить тебя, – ответила Ребекка, не отрывая глаз от экрана. – Почему ты всегда приглашаешь на сцену женщин? Тебе не кажется, что это отдает сексизмом? И кстати, с сегодняшнего дня у меня рождественские каникулы. У Астона они начнутся через два дня, чтобы для тебя это не было неожиданностью.

– Я вызываю не только женщин, – оправдывался Винсент. – Просто некоторые номера больше подходят женщинам, а некоторые мужчинам. Когда задействованы эмоции, женщины, как правило, смотрятся на сцене лучше. Они не стесняются показывать, что чувствуют, в отличие от мужчин.

– Господи, папа!

Ребекка выглядела не на шутку возмущенной.

Винсент пожал плечами. Может, не совсем современный подход, но на сцене это работает.

Его телевизионная версия около минуты смотрела на женщину. После чего достала грифельную дощечку и быстро записала шестнадцать чисел, расположив их в клетках квадрата четыре на четыре.

Ага, то самое шоу. Винсент успел забыть этот номер.

– Ну, очень эмоционально, – Ребекка скептически поджала губы. – Не думала, что когда-то ты давал уроки математики в качестве завершающего номера.

– Это магический квадрат, – поправил ее Винсент. – Старая математическая головоломка, впервые появившаяся в Китае в тысяча девяностом году до Рождества Христова. Там, конечно, был квадрат три на три. В шоу я использую куда более сложный вариант. Думаю, человечество дошло до него не раньше чем спустя восемьсот лет. И не в Китае, а в Индии…

– Ну вот, – вздохнула Ребекка. – Теперь начинается урок истории. Не знаю, слышал ли ты, но у меня рождественские каникулы.

– А ведь вы уже видели магический квадрат, – оживился Винсент. – Подожди, я принесу альбом с барселонскими фотографиями.

Конечно, Ребекка права. Но она любила Барселону, куда они всей семьей ездили пару лет тому назад. Так что должна оценить.

Винсент поискал среди альбомов в книжном шкафу. Он предпочитал распечатывать фотографии, а не только хранить в компьютере. Что ни говори, приятно переворачивать страницы, сидя в кресле. Да и отыскать нужный снимок среди пятидесяти тысяч в компьютере гораздо труднее, чем просто взять нужный альбом с полки.

Винсент сел на диван между Ребеккой и Беньямином и пролистал альбом, пока не наткнулся на фотографии великолепного творения Гауди – здания собора Святого Семейства. Краем глаза он заметил, что дети начали недоуменно переглядываться.

– Ну вот, – Винсент показал на снимок. – Это работа скульптора Субиракса, главного автора так называемого Страстного фасада.

Эту деталь он заснял крупным планом. На стене было выгравировано шестнадцать чисел, расположенных в сетке квадрата четыре на четыре.

– Если сложить числа в каждой строке, получится тридцать три, – пояснил Винсент. – Сумма чисел в каждом столбце даст столько же. Равно как и в каждой из диагоналей. Четыре числа по углам квадрата тоже в сумме дают тридцать три. Вообще, существует триста десять способов получения числа тридцать три из этого квадрата. Христиане полагают, что в этом возрасте умер Иисус.

Беньямин провел пальцем по фотографии:

– Это нереально круто.

Винсент удовлетворенно кивнул. Нереально крутой магический квадрат.

– Но это не все, – он ткнул пальцем в фотографию. – Именно этот квадрат Субиракса содержит еще одно скрытое сообщение. Обратите внимание, что почти все числа встречаются по одному разу. Почти, – Винсент поднял указательный палец. – Потому что есть два исключения, 10 и 14. Они встречаются в квадрате дважды. Их сумма, помноженная на два, дает 48, что в латинском алфавите составляет сумму позиций букв INRI, то есть аббревиатуры слов Iesus Nazarenus Rex Iudaeorum – Иисус Назаретянин Царь Иудейский. Так было написано на кресте Иисуса.

Винсент многозначительно шевельнул бровями.

– Господи… – Ребекка закрыла руками лицо. – Повсюду менталисты.

Телевизионная версия Винсента между тем только что продемонстрировала, что шестнадцать чисел, которые она вписала в свой квадрат, в сумме, как их ни крути, дают пятнадцать.

– Это навеяно вашим присутствием, – сказал телевизионный Винсент женщине на сцене. – Что бы я с ними ни делал, получаю пятнадцать. Понятия не имею, почему так выходит. Для вас это число значит что-то особенное?

Блондинка чуть не плакала.

– Столько лет я замужем за своим спутником жизни, – ответила она, явно шокированная догадкой Винсента. – И сегодня годовщина нашей свадьбы.

Она перевернула блокнот и показала публике. На белой странице было выведено красным число 15.

Ребекка рассмеялась.

– Ну, хорошо, – сказала она. – Я так и не поняла, как ты это делаешь. И все-таки это не более чем урок математики. Наверное, ты самый странный папа на свете. Кстати, тебе не нужно раскладывать продукты из магазина?

– Беньямин, – Винсент показал на фотографию в альбоме, а затем кивнул на экран, – это ведь здорово, правда?

– Извини, папа, – отозвался Беньямин, – но Ребекка права.

– И ты, Брут…

Винсент вздохнул и направился к шкафу, чтобы вернуть альбом на место.

Он знал, что Беньямин притворяется. Кто-кто, а его старший сын не считал глупостью то, чем занимается папа. И не только унаследовал склонность Винсента везде усматривать закономерности и шаблоны, но и превзошел отца в наблюдательности.

Слова женщины из шоу не шли из головы Винсента, когда он направлялся на кухню разбирать пакеты с продуктами. «Спутник жизни» – как же он ненавидел такого рода выражения. И даже не потому, что они плохо коррелировали с реальностью, предъявляя к человеческим отношениям совершенно необоснованные требования. Но если так называемые родственные души все-таки существовали, второй половинкой Винсента могла быть только Мина. Что существенно все усложняло.

Он ведь до сих пор так и не придумал, что ответить на ее рождественское поздравление.

Кристер вытянул ноги под столом. Боссе сел, но несчастные собачьи глаза тут же пробудили в Кристере совесть. В результате он вернул ноги в прежнее положение, чтобы Боссе мог на них лечь.

Одновременно Кристер зашел в полицейскую базу данных на компьютере и ввел имя Юна Лангсета в поисковую строку. Здорово все-таки, что Мина с ходу его идентифицировала. Обычно опознание жертв занимало много времени. На этот же раз оказалось достаточно зубной карты Лангсета, которую Мильда легко получила у его стоматолога, чтобы подозрения Мины подтвердились.

Кристер прищурился на экран. Лассе уговаривал его носить очки, но Кристер пока отказывался. И не потому, что считал себя слишком молодым и красивым для этого, нет. Кристер давно смирился с той внешностью, что дала ему природа, и не претендовал на большее. Просто любое напоминание о неумолимом ходе времени, так или иначе, внушало мысли о неизбежном конце, тем самым его приближая.

Впервые в жизни Кристер Бенгтссон боялся смерти, потому что был счастлив. Незнакомое ощущение, даже пугающее. Еще больше страшила мысль утратить нечто значительное и дорогое, что теперь у него было.

Ему потребовалось собрать в кулак все оставшееся мужество, чтобы сделать ставку на жизнь с Лассе. Потому что прежде всего это означало показать, кем он, Кристер, был на самом деле.

Но ставка была и оставалась заоблачно высокой.

Итак, никаких очков.