Уэйд Дэвис: В тишине Эвереста. Гонка за высочайшую вершину мира

Посвящается моему деду, капитану Дэниелу Уэйду Дэвису, военному врачу медицинской службы Королевских сухопутных войск, служившему в 1915–1916 гг. во Франции в 80-м полевом госпитале, 32-й дивизионный обоз, и в Англии в составе медицинского корпуса Канадской армии в 1916–1918 гг.

© Into the Silence: The Great War, Mallory, and the Conquest of Everest

© 2011 by Wade Davis

© Бойко С.В., перевод и научная редактура, 2025

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2025

Предисловие

Утром 6 июня 1924 года на высоте 7 километров на ледовом уступе высоко над ледником Восточный Ронгбук и чуть ниже Северного седла Эвереста руководитель экспедиции подполковник Эдвард Нортон попрощался с двумя восходителями. Эти двое готовились предпринять последнюю отчаянную попытку штурма вершины. Джордж Ли Мэллори в свои 37 был самым известным британским альпинистом. Двадцатидвухлетнему студенту Оксфорда Сэнди Ирвину альпинистского опыта недоставало. И время играло против них. Погода пока держалась, но на юге виднелись огромные гряды облаков, означавшие, что муссон достиг Бенгалии, подбирается к Гималаям и, как выразился один из альпинистов, скоро накроет все. Мэллори, впрочем, сохранял свойственный ему оптимизм. В письме домой он сообщал: «На этот раз мы нацелились прямо на вершину, и, надеюсь, Бог на нашей стороне, иначе будем пробиваться, идя против ветра».

У Нортона настрой был не столь оптимистичный. «Несомненно, – сказал он Джону Ноэлю, ветерану гималайских исследований и фотографу экспедиции, – Мэллори знает, что пошел на безнадежное дело». Возможно, Нортона тяготили воспоминания о потерях. Семь шерпов погибли на горе в 1922 году, еще двое – в этом, а во время разведки подступов к Эвересту в 1921 году умер врач экспедиции Александр Келлас. Да и сейчас опасных ситуаций было предостаточно. Сам Мэллори, техничный и сильный альпинист, трижды едва не погиб на Эвересте.

Нортон на собственном опыте знал, как жестока гора. Очевидный маршрут к вершине со стороны Тибета идет от Северного седла по Северному, а затем по Северо-восточному гребню. Всего день назад Нортон и Говард Сомервелл предприняли попытку добраться до вершины из штурмового лагеря с отметки 8168 метров. Чтобы избежать ураганного ветра на гребне, они поднимались траверсом до большого кулуара, который разделяет Северную стену Эвереста и идет от основания вершинной пирамиды до ледника Ронгбук, лежащего тремя километрами ниже. Сомервелл сдался на высоте 8534 метра. Нортон пошел дальше, дрожа от холода так сильно, словно у него начался приступ малярии. Чуть ранее, карабкаясь по скалам, он по глупости снял солнцезащитные очки. Теперь же, в кулуаре, в глазах стало двоиться, и все, что он мог сделать, – попытаться не сорваться. Нортон добрался до отметки 8573 метра, отсюда до вершины оставалось еще 275 метров по вертикали. Сомервелл спас подполковника, сведя его вниз по покрытым льдом скалам. Но на подходе к седлу сам Сомервелл упал на снег не в состоянии сделать ни единого вдоха. Из последних сил он ударил себя в грудь, выбил комок слизи, заблокировавший дыхательное горло, и смог откашляться.

Вскоре Нортон совсем перестал видеть из-за снежной слепоты. Мучаясь от сильнейшей боли в глазах, начальник экспедиции обдумывал план штурма вершины. Мэллори решил подниматься не по кулуару, а по гребню, где путь преграждали два серьезных препятствия: хорошо различимая скала, прозванная Первой ступенью, и дальше за ней – Вторая ступень, по сути сорокаметровый взлет, который тоже придется преодолеть. Нортон беспокоился из-за неопытности Ирвина, но не стал менять состав штурмовой связки. Мэллори был одержимым. Он участвовал в трех первых экспедициях на Эверест и знал гору лучше всех.

Утром 8 июня Мэллори и Ирвин вышли из палатки штурмового лагеря и направились к вершине. Яркий утренний свет вскоре сменился мягкими тенями – над горой поплыли облака. Ноэль Оделл, блестящий альпинист из группы поддержки, в последний раз разглядел штурмовую связку в 12:50: две темные точки двигались вверх по гребню. Затем снова надвинулся туман, словно занавес опустился. Оделл стал последним и единственным свидетелем. Больше живыми Мэллори и Ирвина никто не видел. Их исчезновение стало притчей во языцех и величайшей загадкой в истории альпинизма.

Оделл не сомневался, что они достигли вершины и погибли на спуске. Также никогда у него не возникало сомнений относительно величия цели, к которой стремились альпинисты. Они преодолели сотни километров пешком по Индии и Тибету, только чтобы добраться до подножия горы. Оделл так сказал о погибших друзьях: «Я последний раз увидел того, кто обладал столь замечательным характером, что нравился всем, и чьи природные дарования позволили подняться выше всех и разделить с другим прекрасным человеком такое видение великого, которое мало кому из смертных доводилось иметь. Познавая запредельное, они растворились в нем».

Глава первая
На другой горе

В день, когда Джордж Мэллори и Сэнди Ирвин пропали без вести на Эвересте, другая группа британских альпинистов медленно поднималась к вершине другой горы и при совсем иных обстоятельствах. Грет-Гейбл высотой почти 900 метров, несложная для восхождения, но ее называют «самым прекрасным из английских пиков». Это одна из вершин Кембрийских гор, отделяющих Уэльс от Англии, и с нее видно с десяток холмов и скалистых обрывов Озерного края, где многие британские альпинисты впервые почувствовали свободу открытого пространства и испытали на себе силу ветра, дождя и снега, нащупывая замерзающими руками надежные зацепы на стенах из гранита и сланца.

Печальная процессия состояла примерно из 80 мужчин и женщин, в основном членов альпинистского клуба Fell and Rock Climbing, основанного в 1906 году любителями восхождений исключительно в английских холмах. Среди присутствующих были секретарь клуба Лесли Сомервелл, чей брат Говард поднимался сейчас на Эверест, и Артур Вейкфилд, президент клуба с 1923 года. Вейкфилд работал врачом в экспедиции на Эверест в 1922 году и был первым, кто пришел на помощь альпинистам, сметенным лавиной на Северном седле, которая заживо похоронила семерых шерпов-носильщиков. Что такое смерть, Вейкфилд знал не понаслышке.

Наиболее заметной фигурой на Грет-Гейбл в тот день был Джеффри Уинтроп Янг. Он шел позади всех, поддерживаемый своей супругой Элеонорой, и медленно перебирался по мокрым скользким валунам. Дождь лил так сильно, что сорвал накидку со спины Янга. Многие считали его величайшим английским альпинистом своего времени, он был наставником Мэллори, и именно благодаря ему Мэллори и Вейкфилд получили приглашение в экспедицию на Эверест. Для Янга восхождение на Грет-Гейбл стало первым после потери ноги от взрыва австрийского снаряда в ночь на 31 августа 1917 года на горе Сан-Габриэль в битве при Изонцо в Италии. Тогда после ампутации он самостоятельно преодолел более 25 километров, чтобы не попасть в плен. Впоследствии Янг, одаренный поэт и прекрасный оратор, взойдет на Маттерхорн с протезом собственной конструкции, но пока он пытался сохранить равновесие и не отставать от других. Янг отправился на Грет-Гейбл по приглашению Вейкфилда, чтобы участвовать в открытии мемориальной бронзовой доски с именами погибших на войне членов клуба и освятить в их память участок земли, купленный оставшимися в живых и переданный британскому народу. Несколькими месяцами ранее, 13 октября 1923 года, Вейкфилд вручил документы на землю представителю Национального треста на традиционном ежегодном ужине клуба в близлежащей деревне Конистон.

«Эти бумаги, – сказал он, выступая в тот вечер перед собравшимися, – напоминание о наших друзьях, которые погибли за страну, с которыми мы ходили по этим горам и чьей дружбой дорожили. Они заплатили высочайшую цену. Мы вверяем вам память об этих людях, надеемся и верим, что грядущие поколения будут вдохновляться тем же чувством самопожертвования и преданности великой цели». Затем в полной тишине зачитали имена погибших.

Многие из присутствовавших на октябрьской встрече теперь собрались на вершине Грет-Гейбл. Мемориальную доску прикрывал промокший от дождя «Юнион Джек» – тот самый флаг, который развевался на мостике линкора «Бархэм» 5-й эскадры Королевского флота в Ютландии^[1]. Артур Вейкфилд решил предварить открытие памятника речью. Он говорил о родине, о красоте окружающих пустошей, о духе свободы, который побудил людей отправиться на войну. Присутствовавший репортер газеты Manchester Guardian напишет позднее, что это были «вдохновляющие слова, которые напомнили о страшных годах испытаний и самопожертвования».

Риторика Вейкфилда была проникновенной и искренней, однако Янга поразила его внешность. Последний раз они виделись еще до войны. Оба были представителями британской элиты. Они родились с разницей в полгода в 1876-м, вместе учились в Тринити-колледже во время, когда не менее 190 членов британского парламента, то есть треть палаты, были выпускниками Кембриджа, и 68 из них – из Тринити. Янг запомнил Вейкфилда как невысокого широкоплечего парня с привлекательной улыбкой и вьющимися волосами, который нравился всем. Он порекомендовал Вейкфилда капитану Перси Фаррару из Альпийского клуба и Комитета Эвереста как кандидата в экспедицию из-за его недюжинной силы. Вейкфилд, известный в кругу друзей как Неспящий, очень любил ходить. В 1905 году он установил рекорд в Озерном краю, за 22 часа и 7 минут пройдя по горам 95 километров, поднявшись и спустившись в общей сложности более чем на 7 километров. Восхождениями Вейкфилд начал заниматься в Швейцарии в 1893 году, а весной 1894-го впервые попробовал свои силы на скалах Озерного края. Мощный, осторожный, методичный, он всегда лазал надежно, без срывов.

Но теперь рядом с Янгом стоял и готовился стянуть с монумента флаг совсем другой человек: будто тень прежнего Вейкфилда, мужчина со взглядом, устремленным в прошлое, сосредоточенный на том, что невозможно забыть, от чего невозможно избавиться. Неожиданно тучи ненадолго расступились. Как писал Янг, «лучи солнца пробились к земле, и в туманном ореоле моросящего дождя я на несколько мгновений снова увидел Вейкфилда таким, каким он был в беззаботной юности». Другие вспоминают, как Вейкфилд, когда монумент открыли, внезапно прекратил говорить, словно запнулся, а затем начал всхлипывать. На мемориальной доске теперь были видны имена погибших – тех, кто превратился в кровавый туман, застрял навсегда в колючей проволоке, утонул в грязи, задохнулся в маслянистой слизи газа, повис с переломанными конечностями на таких же обломанных ветвях сожженных деревьев; имена тех, чьи тела, раздувшиеся и почерневшие от мух, с черепами, обглоданными крысами, лежали в окопах, и чья кожа быстро стала цвета серой земли – цвета смерти. По словам сына Вейкфилда, на Грет-Гейбл его отец последний раз проявил эмоции. До конца жизни он ни разу не заговорил о войне, но был снедаем лютой ненавистью ко всему немецкому.