Лёд и сахар (страница 4)
– Да! – отвечаю я чуть громче, чем хотела, и тут же кусаю губу. Сердце колотится где-то в горле, а ладони предательски потеют.
– И уже есть опыт готовки для небольшой кофейни?
– Именно! – Я сжимаю в руках цветной флаер какого-то фитнес-клуба, который мне всунули по дороге, бумага шуршит под пальцами, превращаясь в мятый комок моего волнения.
– Хорошо, Сандра, – наконец произносит он, и я ловлю каждый звук его размеренной речи. – Скажите, вы готовы сделать для нас небольшой заказ, чтобы мы могли понять ваш почерк?
– Конечно!
Слишком много энтузиазма в голосе. Сандра, возьми себя в руки!
– Я могу приготовить мини-пирожные с различными начинками и объединить их единой концепцией, как вы обычно делаете, когда запускаете лимитированные коллекции от приглашенных кондитеров.
– Это было бы отлично, так мы сразу сможем оценить и ваш подход к дизайну! – Леон протягивает руку, и я с воодушевлением пожимаю её.
– Сандра, я буду в отъезде в ближайшую неделю, моя помощница свяжется с вами и согласует дату дегустации. – сообщает мне Леон, все ещё удерживая мою руку в своей ладони.
– С нетерпением буду ждать информацию, спасибо вам!
Через пятнадцать минут я окрылённая выхожу из ресторана, вдыхаю воздух, который кажется стал слаще, а солнце ярче. У меня осталось всего пара часов, чтобы успеть добраться до дома и приготовить обед для Антона и Марка.
Я влетаю в квартиру и принимаюсь готовить в бешеном темпе. На сковороду бросаю овощи, достаю уже приготовленное мясо су-вид и бросаю на гриль, чтобы придать ему аппетитный вид. Параллельно замешиваю заправку на основе аджики, мёда и соевого соуса. Спустя полчаса слышу, как щёлкает замок входной двери, и на кухню вбегает Марк.
– О, вы уже здесь? – я метаюсь, словно ужаленная, заканчивая последние приготовления.
– Что у нас на ужин? – мальчик весело забирается на высокий стул, болтая ногами в воздухе.
За ним входит Антон с измученным выражением лица. Честно говоря, у него всегда такое выражение, будто я работаю на древнего вампира, которого разбудили посреди жаркого лета, и теперь он страдает от вечного солнца и бесится, что ему не дают никого как следует покусать.
– Я учла пожелания твоего папы и приготовила овощи с мясом су-вид, – подмигиваю мальчику и принимаюсь сервировать стол.
– А на десерт?
– Никаких десертов на ночь глядя, – ласково, но с нотками непреклонности замечает Антон. – Мы же договаривались, что сладкое у нас в первой половине дня?
– Но можно только сегодня? – мальчик складывает руки молитвенно, а его глаза становятся большими, как у персонажа аниме.
– Ты всегда так говоришь. Нет, ты же хочешь быть профессиональным хоккеистом?
– Да, хочу, – отвечает сын без всякого энтузиазма, и я ловлю себя на мысли, что это, кажется, не совсем то, о чём на самом деле мечтает мальчик.
– Значит, нужно слушаться папу, договорились?
– Да, – грустно соглашается Марк и направляется в ванную мыть руки.
Я молча раскладываю еду на тарелки, ставлю воду и лимонад в центр стола, перечницу и солонку.
– Тебя сегодня не было утром, – замечает Антон и его холодный тон заставляет меня съёжиться.
– Эм, да, мне нужно было отбежать по делам, но я ведь приготовила завтрак…
– Я думал, в своё рабочее время ты должна быть на рабочем месте?
Его слова звучат как вполне конкретная претензия. Я стараюсь не прерываться, но внутри меня зреет волнение.
– Да, извини, мы не оговаривали этот момент. Просто решила, что могу отходить, если это никак не влияет на выполнение моих обязанностей.
Антон какое-то время молчит, сверля меня взглядом, чувствую, как его недовольство растёт, но потом он выдыхает:
– Будь добра, ставь в известность. Я рассчитываю на тебя. Я искал того, с кем могу оставить ребёнка, и мне нужно быть уверенным в этом человеке.
– Конечно, прости я…
Не успеваю закончить фразу, как на кухню врывается Марк с телефоном в руках, его лицо светится от восторга.
– Пап! Ты видел, как сыграл Бостон?
– Конечно, видел! – смеётся Антон и забирает телефон у сына. – Это ты так руки ходил мыть?
– Я помыл!
– И сразу схватился за телефон! – стыдит сына Антон, но в его голосе нет ни грамма злости. Он старается выглядеть строгим, но доброта и мягкость пробиваются сквозь натянутую маску отцовской серьёзности.
Я ставлю две ароматные тарелки с горячими блюдами перед Антоном и Марком. Мальчик сначала с недоверием накалывает кусочек мяса на вилку, но как только тот оказывается во рту, его лицо меняется.
– А это не так уж и плохо… – оценивает он и я воспринимаю это, как достойный комплимент. Марку явно нравится, он с аппетитом зачерпывает овощи и довольный жуёт с набитым ртом. – Такая не-в-ная… – добавляет он, пытаясь произнести слово «нежная».
Антон бросает на сына вопросительный взгляд. Ему не очень нравится, что моя «стряпня» приходится по вкусу мальчику. Странно: он должен радоваться тому, что угадал с поваром, разве нет? Какой же железный дровосек без сердца мне попался в работодатели!
Соколов решает оставить сына без ответа, качает головой и принимается за свою порцию. Он делает два порывистых движения вилкой и застывает. Просто смотрит в тарелку и молчит.
– Всё в порядке? – аккуратно интересуюсь я, испугавшись, что вдруг ему попался какой-то ингредиент, на который у него аллергия – а это забыли указать, когда предоставляли мне информацию о клиенте.
– Да-да, всё в порядке, – он медленно поднимает на меня глаза. – Это…
– Что? – испуганно таращусь я на парня, желая провалиться сквозь землю.
– Это вкусно. – Говорит он бесцветной интонацией, и я не могу понять: он издевается или серьёзно?
– Я рада, – парализовано отвечаю, не зная, чего ожидать от этого человека в следующую секунду.
Антон возвращается к своей тарелке и молча продолжает есть. Я принимаюсь убирать грязные тарелки, оставшиеся после готовки. Марк включает на телевизоре детский канал, и под нелепый детский ситком с пронзительными голосами проходит ещё десять минут. Звуки смеха из динамиков контрастируют с напряжённой тишиной кухни, пока Соколов снова не прорезает пространство своим резким тоном.
– Мне нужно отъехать, – говорит он, и я оборачиваюсь с миской для замешивания крема в руках.
– И, наверное, буду поздно… – продолжает он, голос его полон сомнений.
Уверена, он думает, не выглядит ли плохим отцом, оставляя сына с незнакомой женщиной. Его брови слегка сдвинуты, а взгляд мечется между мной и Марком.
Я решаю облегчить ему задачу, хотя, если честно, он этого не заслуживает.
– Без проблем, мы с Марком поиграем в настольные игры и ляжем спать в девять вечера, – говорю как солдат, произнося то, что он хочет услышать.
– Да! Он должен спать в девять, у него тренировка завтра утром, – подтверждает Соколов и снова о чем-то задумывается.
– Конечно, ни о чем не беспокойся, – киваю и демонстрирую ему самую обворожительную улыбку, на какую только способна.
Мы смотрим на Марка, который полностью поглощён телевизором. Яркие вспышки экрана отражаются в его широко раскрытых глазах. Соколов аккуратно встаёт из-за стола и подходит ко мне.
– Не давай ему смотреть взрослые фильмы и сладкого – максимум йогурт, если будет необходимо, – чуть тише говорит он, и его тёплое дыхание касается моих выбившихся из-под платка волос. Непрошеные мурашки пробегают по телу, и я на долю секунды краснею от постыдного удовольствия от такого незначительного момента.
– Да, конечно. – На этих словах мне кажется, что мои лёгкие окончательно перестали работать. Я не могу понять, что происходит: Антон слишком напряжён, уверена, он решает в своей голове, стоит ли оставлять сына со мной. А может, он вовсе не хочет уходить туда, куда собрался. Но при чём тут я? Зачем он так на меня смотрит и перекладывает тяжесть своего решения на меня? Я откровенно не знаю, куда себя деть.
– Ладно… – выдыхает, отстраняясь и даруя мне немного личного пространства.
– Ладно, – вторю я и жду, пока он наконец-то уйдёт и даст мне спокойно вздохнуть.
– Марк! – Соколов резко переключается на сына. – Я отъеду, вечер проведёшь с Сандрой. Ты не против?
Мальчик отрывает глаза от телевизора и, словно проснувшись от глубокого сна, выкатывает их, поражённый реальностью.
– А ты куда?
– Старый друг пригласил встретиться и пообщаться. Я его не видел много лет…
– А можно я с тобой?
Антон по-доброму улыбается – впервые за весь вечер – и присаживается на стул, чтобы быть на одном уровне с сыном. В этот момент строгий работодатель исчезает, уступая место любящему отцу.
– Извини, парень, пока не могу тебя с собой взять, но как подрастёшь – обязательно.
– Обещаешь?
– Конечно!
Марк тянет кулачок к отцу – их личный ритуал, как я понимаю. Антон отбивает его кулак своим и обнимает сына. На секунду его лицо смягчается, становится почти человечным. После чего он бросает последний хмурый взгляд на меня, давая молчаливые наставления по поводу воспитания своего сына, и исчезает за дверью квартиры.
Звук захлопнувшейся двери эхом раздаётся в коридоре, и я с облегчением выпускаю воздух из горла.
Хвала небесам, хоть пару часов побуду без его пристального внимания. Не Соколов, а Коршунов у него должна быть фамилия – летает и вечно нагнетает обстановку.
– Можно мне мороженое? – прерывает мои мысли радостный Марк, очевидно думая, что главный источник контроля устранён и он сможет сломить меня своими пронзительными голубыми глазами, как у отца.
– Мне казалось, у тебя режим? – с улыбкой спрашиваю я, вытирая руки кухонным полотенцем.
– Да-а… режим, – грустно подтверждает Марк и возвращается обратно к тарелке с овощами.
Я ожидала более бойкой реакции.
– Расскажи мне про хоккей, – подбадриваю его и начинаю раскладывать на мраморной столешнице необходимую посуду и продукты для своего заказа.
– А что рассказывать? – Марк пожимает плечами. – Гоняем целыми днями по льду в тяжёлой экипировке, а потом тащим её домой, чтобы снова притащить утром.
Самая «вдохновляющая» речь, какую я когда-либо слышала.
– Как-то без энтузиазма, – замечаю, закидывая ингредиенты в глубокую стеклянную миску. Ставлю её в автоматический миксер, и кухню наполняет мерное жужжание лопастей. – Ты любишь то, чем занимаешься?
– Конечно! – вдруг, будто опомнившись, отвечает мальчик. – Я хочу быть как папа!
– Как папа? Быть хоккеистом?
– Ну, сильным, богатым и… и хоккей – это здоровье и возможность путешествовать.
Я смотрю на мальчика с лёгким прищуром. Что-то мне подсказывает – это совсем не его слова.
– Ты сам так решил? Или кто-то подсказал?
– Мама говорит, что папа был бедным до того, как стал хоккеистом.
