Мы называем это место «ямой», хотя по сути это подвал, который раньше использовали для хранения продуктов, когда здесь, в старом корпусе детдома, ещё была кухня и столовая. Сейчас это просто более уродливое заброшенное здание, чем то, где мы живём. В нашем такие же серые и облупленные стены с пятнами от протечек и трещинами, в которых застряла грязь десятилетий. В коридорах пахнет хлоркой и чем-то ещё, кислым, будто кто-то давно блеванул в углу и плохо вытер. На полу линолеум, стёртый до дыр, местами видна бетонная основа. В спальнях кровати железные, скрипучие, матрасы тонкие, набитые чем-то жёстким. Одеяла колючие, подушки плоские… Бывает, лежишь, смотришь на эту уродливую зелёную краску на стенах – и хочется уснуть и больше никогда не просыпаться.

Подвал воспитатели стали использовать как высшую меру наказания за проступки. Как правило, сюда попадают только хулиганы из средних групп, старших ведут сразу в полицию или в кабинет психолога. Странный подход, и абсолютно несправедливый: я провожу ночь в аду за пару мазков краски на фасаде, а Бегемот, амбал из старшей группы, просто посидит в тёплом кресле и послушает монотонные речи Оксаны Мозгоправовной за воровство сигарет в магазине.

Поднимаю голову вверх – всегда было интересно, сколько здесь метров? Два-три? Самое страшное, что ни черта не видно. Стены кое-где выложены кирпичом, но по большей части – голая глина, влажная и липкая. Я один раз попробовал опереться на неё – ладонь скользнула, и на пальцах остался этот холодный жирный след. Отвратительно.

Сверху дырявая крыша, что по совместительству является полом старой кухни. Доски высохли, линолеум прогнил, может, пол когда-нибудь обвалится и сюда попадёт хоть капля света.

И тогда я увижу вокруг себя кладбище грызунов?

Меня передергивает. Нет, спасибо! Мне резко расхотелось что-либо рассматривать в этом месте и вообще знать, насколько всё плохо. Лучше посижу здесь вот так, тихо-мирно, соберусь в комочек, может, усну.

Я играюсь со складным швейцарским ножом, который, сколько себя помню, всегда был со мной: то ли я нашёл его, то ли мне кто-то дал, когда я был поменьше. Это самая ценная вещь, что есть у меня, и поэтому я тщательно прячу её от чужих глаз. Ведь стоит только кому-то заприметить что-то твоё в детдоме – это перестаёт быть твоим. Кто сильнее, тот и прав. Только в яме могу безнаказанно рассматривать, а точнее ощупывать, все имеющиеся ножи, успокаивая себя трением пальцев о приятный шершавый корпус.

Вчера вечером меня поймал Лёха-Шнур – ему пятнадцать, он главный среди старших. Тощий, но жилистый, с прыщами на лбу. Он очень хитрый и умный, наверное, иначе как он сумел подчинить себе даже Бегемота, которого все стороной стараются обходить. Говорят, он своего батю топором зарубил, когда тот мать душил.

Не знаю, правда ли это, но лучше не проверять.

– Контрабас, – я сразу напрягся, потому что уже по интонации можно понять, чего от тебя хотят. – Дело есть!

Контрабас – это самое безобидное прозвище, которым меня называют в интернате. По большей части я «жирдяй», «толстожопый», «сарделька». Я жирный, родился таким, так как на помоях, которыми нас кормят, особо не потолстеешь. Живот висит, щёки как у хомяка, пальцы будто опухли. Внешность определила меня в лузеры, и из-за этого, сука, я вынужден выполнять всякие поручения таких, как Лёха, в надежде, что они однажды примут меня в свою банду и перестанут издеваться.

Лёха даёт мне пачку петард и зажигалку.

– Завтра после обеда нужно взорвать в сральниках, отвлечь страшил.

Страшилами они называют воспитателей и всех работников детдома.

– Накажут же, и унитазы же разорвёт.

– И чё? Боишься, что срать некуда будет? – передразнивает Шнур. – Жирный, я тебе реальное дело предлагаю, пока страшилы будут разбираться, мы их кабинеты обчистим. Сегодня зарплату выдавали, сечёшь? А после отбоя тусовку устроим, ты приглашён, если, конечно, не налажаешь.

– А если поймают?

– Да кто поймает, пока сбегутся, ты уже в окно сиганёшь, они никак не докажут, кто это сделал. Ну кто-то взорвал, и чё? У нас у каждого второго снаряд припасён. А мы подкинем эти петарды другому корпусу, всё на них свалим.

Я рассматриваю пачку и всеми фибрами души понимаю, что это плохая идея.

– Контрабас, не ссы! Или ты чё? В банду уже не хочешь?

– Ты снова обманешь.

– Я никогда не обманываю! – на полном серьёзе заявляет Лёха. – Сделаешь сегодня всё как надо, завтра будешь своим! Всё, давай!

Я взорвал. Всё как просили: воспитателей отвлёк, сам скрылся через окно. Вот только меня всё равно нашли и без разговоров отправили в яму. Не знаю, как они меня вычислили, а может, и не старались – просто уже знали, что если какая-то чернь произошла, то точно Соколов виноват.

Интересно, а Шнуру за это прилетело? Он ведь их ограбить планировал, неужели за такое ему не положено что-то вроде этой ямы?

Куртка промокла насквозь в районе спины – то ли от влажной стены, то ли от капающей воды с потолка. Я прижимаюсь к коленям сильнее и думаю о том, что когда-нибудь я точно отсюда вырвусь. Буду жить в настоящем большом доме, где всегда тепло и пахнет домашним печеньем.

Каждый раз обещаю себе и каждый раз вру.

Глава 7. Соль и карамель

Антон.

– Доброе утро! – летит в меня, как только я переступаю порог кухни, еще не успев как следует проснуться.

– О! Снова ты! – бурчу я с долей сарказма.

– Представляешь, я здесь, оказывается, работаю, – не уступая в остроте, отвечает эта королева венчиков и продолжает суетиться и готовить миллион блюд одновременно.

– Да? Я думал, это просто прикрытие, чтобы захватить мою кухню и больше никого сюда не пускать.

– Ты меня раскусил, – она посылает мне милую улыбку, – но кое-кто всё же может сюда приходить без всякого приглашения.

Я приподнимаю бровь, её фраза звучит немного двусмысленно, и мои мысли летят в совершенно неправильном направлении.

– Кого? – я задаю вопрос с легким волнением, будто хочу услышать свое имя и… и продолжить флирт?

– Марка! – весело произносит Сандра, заставляя меня застопориться. – Ты же не можешь отрицать, что у него неплохо получается готовить.

– Эм…

– Антон, я знаю, это ты съел половину противня с печеньем. – Она складывает руки на груди, демонстрируя свою уверенность в сказанном.

– Домашнее печенье – это запрещенный прием! – обвинительным тоном выпаливаю я, будто это может меня оправдать.

– Что значит «домашнее»?

– То и значит! В моем доме не должно быть больше никаких сладостей и печенья!

– Тебе же оно понравилось! – хнычет Сандра.

– Именно поэтому и не должно! Никаких вредных сладостей! – гну свою линию, стараясь не плыть под ее напором и обманчиво милой улыбкой.

– Антон, Марк ребенок, не лишай его…

– Сандра! Я сам буду решать, как воспитывать своего сына! – Пресекаю ее попытку поговорить о Марке и получается грубее, чем нужно.

Девушка на пару секунд застывает от неожиданности – диалог, который начался на легкой игривой ноте, внезапно стал напряженным.

– Извини.

– Достаточно того, что ты и так постоянно готовишь, и искушаешь его…

И меня.

Опускаю данное уточнение, потому что кажется, меня искушают не только то, что она готовит, но и она сама.

– Я поняла, не переживай, я буду делать это, когда он на тренировке или уже спит.

– Спасибо, – соглашаюсь я с её предложением.

И понимаю, что это неправильно, она отлично справляется с обязанностями. Очевидно, для неё создание тортов настолько же важно, как для меня хоккей. Но почему же тогда я, как последний мудак, усложняю ей жизнь? Она и так кажется не спит совсем, а я ещё и ставлю ей условия, когда именно ей заниматься своими делами, даже если это никак не отражается на обязанностях, за которые я плачу.

На пороге появляется сонный Марк, и я не успеваю придумать, что еще добавить к своей сухой благодарности, чтобы не выглядеть полным придурком.

– Доброе утро, Марк, как спалось? – радостно приветствует его Сандра, показательно демонстрируя, насколько общение с моим сыном ей нравится больше, чем со мной.

Марк, который только-только открыл глаза и кажется ничего не соображает, озаряется улыбкой.

Вот как она это делает? Всего пару дней в доме, а уже всех очаровала.

– Привет, мне снились наши печенья, давай еще испечем! Я придумал рисунок!

– Обязательно! – коротко отвечает Сандра, бросив мимолетный взгляд на меня, в котором я отчетливо читаю: «Не смей вмешиваться!».

Какого-то хрена я подчиняюсь, но не потому, что она имеет какой-то авторитет, а потому что рад видеть сына счастливым и увлеченным, и еще мне кажется, что я перегибаю. Идея с детства приучать ребенка к правильному питанию пошла от Ванессы, но, может быть, все не так однозначно? Что плохого в одной-двух печеньях?

Вчера я съел полпротивня как обезумевший маньяк.

– Пап, только не ругайся, мы с Сандрой съели по одной печеньке.

– Конечно, не буду, тем более оно такое вкусное – как удержаться, правда?

– Ты пробовал? – глаза сына расширяются, и я чувствую, как меня загнали в угол.

– Эм…

– О да, он пробовал, – будто между прочим сообщает Сандра, выкладывая перед сыном тост с рыбой, авокадо, яйцом и зеленью.

– А мне? – облизываясь, смотрю я на безупречный завтрак для сына, достойный звезды Мишлен.

– А тебе овсянка! – Сандра звонко ставит передо мной миску с кашей.

Она издевается?

– Но я не ем рыбу, – хнычет Марк, а я чуть сдерживаю ухмылку. Сейчас она обломается, и предназначенный изначально для меня тост вернется ко мне.

На этот раз победа будет за мной, Пироженка!

– Почему? – спрашивает она у Марка, скрестив руки.

– Она пахнет рекой, и в ней кости.

Королева кастрюль расплывается в улыбке.

– Ты когда-нибудь пробовал филе нерки?

– Не знаю.

– Давай ты попробуешь, если не понравится – сделаю тебе кашу, договорились?

Марк недоверчиво откусывает тост и хмуро дуется, заведомо уверенный, что ему не понравится.

А ему и не понравится. Он ребенок, вкус рыбы еще не понятен ему, он предпочитает кашу, потому что туда можно добавить сироп и ягоды, а еще…

– М-м! Она почти не чувствуется! – комментирует Марк, впечатленный бутербродом.

– Что? – удивленно таращусь я на сына.

– Это вкусно, пап! Почему мама такого не делала никогда?

– Твоя мама не ест хлеб, – недовольно фыркаю я и обреченно зачерпываю кашу ложкой.

Кажется, мне больше ничего не остается, кроме как… Твою ж мать!

На мгновение мои рецепторы парализует резкий вкус соли, обжигающее чувство застает меня врасплох. Какого хрена? Она что, такую кашу подает моему сыну каждый день? Это ни в какие ворота не лезет! Я молниеносно вскидываю голову на Сандру, собираясь уволить её с позором в эту же секунду, но сталкиваюсь с довольной лисой, только и ждущей моего праведного гнева.

Сучка! Она сделала это специально!

– Что-то не так, Антон Владимирович? – приподняв бровь, спрашивает коза с наигранной доброжелательностью.