– Так дорого всё в магазинах, и попробуй ещё найди – печенья импортного полно, а разве это еда?! Скоро новый год, вот мы огурчиков солёных повезём, капусту квашенную по пакетикам нафасуем, яичек сколько-то возьмём, продадим. У тебя Ленка приедет на новый год, хоть ей денежку какую-то дашь.

Подумала Капитолина, да и пошла сумку в чулане искать. Сергей уже чуть не полгода денег не шлёт, только три коротеньких письма пришло, что приехать не сможет. А девчонку учить надо…

А Лена сама понимала, что времена изменились. От отца помощи ждать не приходилось, это ей было понятно, а тянуть с бабушки совестно, ведь взрослая уже. Стала Лена присматривать себе работу – брала все газеты, какие только попадались на глаза, и внимательно изучала объявления, которыми были оклеены все остановки. Но, к сожалению, про работу там почти ничего не было, только – продам, продам…

И пока Лена искала работу, она старалась экономить на всём, но цены росли с такой быстротой, что стипендии хватало на скромный набор продуктов – примерно на неделю… А дальше – выворачивайся, как хочешь. Выручали овощи со своего огорода и то, что давала бабушка со скромного их хозяйства, только всё равно есть хотелось постоянно, и Лена вскоре привыкла к неведомому ей раньше чувству постоянного голода. Ну, думала она, зато похудела, а раньше стеснялась своих румяных «деревенских» щёк.

Лена шла из библиотеки и решила срезать путь через двор выстроенной недавно элитной многоэтажки. Улица города теперь чистили от снега редко, а тут, в широком дворе, снег был вычищен чуть не до асфальта и уложен на газоны аккуратными горками. Ленка засмотрелась на такую картину, зимний вечер был тих, с неба большими хлопьями медленно спускался снег, сверкая в свете фонарей.

– Чего ты тут бродишь? Чего надо? – возле ровной горки снега стоял пожилой мужчина с лопатой в руках и нахмурившись смотрел на Лену, – Ходят тут по чужим дворам…

– Я в общежитие иду, вон туда, – показала Лена, – Решила немного путь срезать… красиво тут у вас. Это вы такие ровненькие сугробы сделали?

– Я, – голос деда потеплел, – Дворником тут работаю, а ты, выходит, студентка?

– Да, студентка. В библиотеку ходила, – тут Лена приметила небольшую доску объявлений возле подъезда и подошла, вдруг что про работу есть.

– Я бы тоже куда-нибудь дворником пошла, подработать, – вздохнув, сказала она деду, – Да только где сейчас устроишься…

– Что, тяжко на стипендию-то, оно и понятно, – дед подошёл поближе к Лене и негромко спросил, – А полы мыть не согласишься поди? Молодёжь сейчас всё больше другую работу ищет…

– Соглашусь! – воскликнула Лена, – А платят за работу или задерживают? И где мыть?

– Ишь ты, – усмехнулся дед, – Согласная она, надо же! Ну ладно, коли так, приходи что ли послезавтра. Я вон там, в дворницкой обретаюсь, дедом Семёном меня кличут. Я с кем надо поговорю, а там уж они сами всё тебе скажут – где мыть, и сколько платить станут. А так, зарплату дают, не обижают. Иногда и премия сверху.

Ленка от радости чуть не подпрыгнула – появился какой-то просвет, надежда на заработок! Пусть даже немного денег будут платить, но всё же хоть что-то, она сможет помочь бабушке и купить себе обновки… Сейчас все девчонки ходят на большой рынок, там можно сторговать подешевле что-то, вот сумка у неё совсем поистрепалась, надо новую…

В назначенный день Лена пришла пораньше, чем говорил ей дед Семён, на всякий случай, чтобы её не ждали. И была встречена им самим, в той самой «дворницкой», как он называл небольшое помещение рядом с подвальной дверью.

– А я думал, не придёшь, – заулыбался дед, – Ну, садись покуда, сейчас придёт работодатель твой, скажет всё. Опоздает поди опять, не знают люди нынче, что такое пунктуальность.

– А как вас по отчеству? – смущённо спросила Лена, – Как-то неловко вас дедом величать.

– Ну, коли неловко, зови Семён Ильич, – усмехнулся дед, – Вон, идёт Геннадий Петрович, на работу тебя принимать.

Так и устроилась Ленка полы мыть в двух подъездах «дома для богатеев», как называл его Семён Ильич. Работы было много, но так как подъезды закрывались на железные двери и посторонние здесь не ходили, грязи было немного. Убираться Ленка приходила после пар в институте, и добросовестно делала свою работу, мыла лестницы, протирала подоконники и перила. Жильцы тут были своеобразные… при встрече здоровались единицы, в основном все проходили с заносчивым выражением лиц, некоторые останавливались указать, что окна бы тоже неплохо мыть чаще…

После работы Семён Ильич угощал Ленку чаем в своей «дворницкой» и рассказывал разные истории. Сам он жил неподалёку, и после смерти супруги, с которой прожил душа в душу почти пять десятков лет, устроился вот сюда работать, помог бывший его сосед, этот самый Геннадий Петрович.

– Управляющим тут служит, – говорил про Геннадия дед Семён, – А раньше подсобником в гастрономе работал, подсобным рабочим, значит. Хлебная была должность, знакомства нужные завёл, вот сейчас и управляет тут, у богатеев. Ты гляди, дочка, ежели кто тут грубить тебе станет, не отвечай. Промолчи, стерпи, себе дороже выйдет. Народ тут хоть богатый, а насквозь гнилой. А ты сюда за зарплатой ходишь, и всё.

Ленка благодарила Семёна Ильича и за чай, и за советы. Она и сама не собиралась ни с кем ругаться, молча делала свою работу, улыбалась при встрече и кивала головой, когда её учили, как правильно мыть подъезд. Ей деньги были нужны, дед Семён был прав.

Глава 8.

Говорят, если пришла беда – отворяй ворота́, потому что одна она не приходит, как известно. Ленка ехала домой на каникулы, сдав сессию на «отлично». Она подкопила немного денег, купила бабушке отрез ткани на платье и два платка, деду Федосею рубашку, а себе новые сапожки. Заработанного хватало ещё на то, чтобы заказать дрова, которые они с бабушкой экономили в каждый Ленкин приезд, а уж когда внучка уезжала в город, бабушка и вовсе обходилась парой поленьев, едва подтапливая печь. Ну вот, теперь можно купить дрова и топить остаток зимы так, чтобы от печи шло блаженное тепло до самых промёрзших углов дома. Только на дровяной сарай надо замок новый купить, покрепче… чтоб дрова не растащили!

Такие времена настали, люди выживали, кто как мог, и, хотя в деревне было жить чуточку полегче, со своим-то хозяйством, а всё же опаснее – до Бога высоко, до царя далеко… ну, то есть до милиции, которая теперь сама всего опасается. В прошлый Ленкин приезд бабушка рассказывала, как по поздней осени приехали городские на машинах и постреляли скот у Федоркиных.

– Ты же знаешь, они овец выпасают завсегда до самого снега, уже вроде и щипать нечего, а всё водят. Шура Федоркина говорит – так у них шерсть лучше, крепче получается. Так вот, эти приехали и трёх овец постреляли, ещё две как-то сбежали, или может те сами не тронули. В багажник туши покидали и уехали… Дед ихний, Федоркиных, побежал с ружьишком своим, а этих уж и след простыл! Ты смотри, Ленка, в городе этом, осторожнее будь! Не шастай нигде, сиди лучше в общежитии, спокойнее будет.

– Бабушка, да я только в библиотеку и хожу. Или в театр с девочками, когда в институте билеты бесплатно дают.

– А у Карташовых в старом доме погреб очистили, – задумчиво продолжала свой рассказ бабушка, – Старая-то Матрёна, мать Иринкина, померла на Покрова́, дом пустой стоял, так сороковины не прошли ещё, Иринка пошла утром прибраться немного в материн дом-то, а там! – Капитолина схватилась за щёку и покачала головой, – Замок раскурочен, двери нараспашку… Из погреба всё выгребли, картошку и банки с соленьями, а в доме и брать-то нечего, какое тут богатство у старой старухи могло быть. Так только всё пораскидали, посуду побили. Ох, что же делается в мире, что с людьми сталось…

Вот потому теперь и думала Ленка, глядя на проплывающие мимо заснеженные поля, что нужно купить новый замок на старый дровяник, и, пожалуй, на курятник. Серко уж совсем стал староват, больше в конуре спит, какой из него охранник! Хотя, бабушка говорит, лису недавно учуял, но что та лиса, когда люди сейчас стали страшнее любого хищника.

Электричка мерно постукивала колёсами и заснуть под этот стук Ленке мешал только голод. После занятий, сдав последний в сессии зачёт, она поспешила в общежитие, за собранной ещё накануне сумкой, а потом рванула на вокзал. Можно было, конечно, задержаться до завтра и поехать утренней электричкой, но Ленка не хотела терять ни единого часочка и сидеть в общежитии, вместо того чтобы оказаться дома, с бабушкой! И даже если ради этого ей предстоит идти по узкой тропке от станции, через заснеженное поле, но зато вечером она будет сидеть у тёплой печки, бабушка достанет вкусный варенец и небольшой каравашек хлеба, который она печёт каждый раз к Ленкиному приезду.

На полустанок электричка прибыла уже вечером, и Ленка со своей сумкой едва успела выскочить на старый, плохо почищенный от снега перрон, как состав тронулся дальше. Кроме Лены из электрички выскочили ещё двое – женщина с большой сумкой, которую встретили два мальчика-подростка, и сухонький дед с палкой вместо клюшки. Женщину Лена не узнала, та была в пушистой вязаной шапке, надвинутой на лоб, а вот деда признала сразу – это был Филимон Кондрашов, он жил за Вишняками, в небольшом домике у ручья.

От полустанка в Вишняки шло несколько тропинок – это кому в какую часть деревни надо идти, поэтому совсем скоро Ленка осталась одна, ей нужно совсем в другую сторону. Она вдохнула звенящий морозный воздух, надела варежки и зашагала по тропинке, ведущей к дому на пригорке, у самой околицы.

Звёзды рассыпались по иссиня-чёрному небосводу, там, вдалеке поблёскивали огоньки в деревенских окошках, и Ленке казалось, что воздух никогда ещё не пах так завораживающе приятно. Даже сумка казалась не такой тяжёлой, только вот ноги в новых сапожках почему-то быстро замёрзли.

Серко радостно вилял хвостом, встречая влетевшую в калитку Ленку, потирающую варежкой замёрзший нос и щёки. Мурка, шедшая по верху соседского забора, видимо возвращаясь домой с охоты, остановилась, поблёскивая зелёными огоньками глаз в вечерней темноте.

– Это я! – сказала им радостная Ленка, – Ну, как вы тут без меня, лохматые? Бабушку слушаетесь?

Только теперь Ленка увидела, что в глубине двора стоят сани деда Федоса, бабушкиного брата, пожилая дедова кобылка Зорька, судя по всему, уже в сарае спит. Видать, в гости заглянул, но почему же так поздно задержался? У деда Федоса хозяйство немаленькое, рук требует. Редко он в гости выбирается, а уж с ночевой никогда и не бывал. Страх обжёг Ленкину душу – а вдруг с бабушкой плохо!

Ленка кинула на крыльце свою сумку и рванула на себя тяжёлую дверь в сени, три широкие ступени, покрытые тканым половичком, миновала в один прыжок. Отворила дверь в дом и заскочила внутрь, задохнувшись теплом от печи и собственным беспокойством.

За столом в кухне сидела бабушка, дед Федос – напротив на старом табурете качал седой головой, а перед ними на цветастой клеёнке лежала какая-то бумага.

– Ленка! Ты что же, я думала, ты завтра приедешь! – всплеснула руками бабушка, – Хоть бы в ночи не каталась, сколько говорёно тебе, сороке! Всё спокойней дневным то поездом!

– Бабушка! Дедуся! – Ленка скинула пальто и сапожки, кинулась обнимать родных, – А я гляжу, дедушкины сани во дворе! Испугалась, аж сердце замерло, думала, случилось что!

– Ступай, умойся с дороги, да в тёплое оденься, – говорила бабушка, поглаживая прижавшуюся к ней внучку, – Поди застыла вся, со станции то пешком! Все руки вон холодные!

Пока Ленка умывалась и переодевалась, блаженно надев на промёрзшие свои ноги коротенькие валенки, ждавшие хозяйку на припечке, дед Федос занёс Ленкину сумку в дом, повздыхал на крыльце, смахнул слезу, пока никто не видал, и уж потом вошёл в дом.

Вскоре Ленка сидела за столом, за обе щёки уплетая картошку с грибами и запивая молоком. Голод был настолько сильным, что она не сразу приметила…

– Бабушка… ты плакала. Что… что случилось? – Ленка отложила в сторону кусок каравая и взяла бабушку за руку.