В огромном сундуке, заполненном старинными платьями из посеченной временем парчи, Маргарита нашла мягкую шерстяную шаль, расшитую незнакомыми ей шелковыми узорами. Это было так потрясающе красиво, что юная баронесса не удержалась – провела рукой по мягко сияющим ниткам, хотя знала, что старой ткани такое не полезно.

Второе чудо было в том, что шаль не рассыпалась. Оказывается, шерсть была спрядена с шелком, и это помогло узору сохраниться.

– Эта шаль из приданого моей свекрови, – вздохнула баронесса. – Ее отец занимался торговлей и привез ей эту шаль с южных берегов.

– Но шаль шерстяная! – удивилась Маргарита.

– Говорят, что ночи там холодные, – отозвалась матушка. – Увы, тогда носили платья из парчи, с широкими юбками и сложными рукавами, так что шаль пролежала без дела.

– Зато сейчас в моде шелковый муслин, и дамы зябнут на балах, кутаясь в невесомые шелковые шарфы… Матушка, у меня появилась мысль, но я должна ее обдумать!

Маргарита унесла шаль в свою комнату, разложила ее на полотне и всю ночь переводила узор на шелковую бумагу. А утром предложила отцу и матери план восстановления их состояния. О добром имени речи не шло, но будут деньги, будет и имя!

Барон, покрутив головой, решил, что план этот не хуже любого другого. Матушка и вовсе одобрила его, посетовав лишь на то, что шаль не нашлась раньше. После чего вся семья баронов Меглен отправилась в столицу – продавать остатки найденных на чердаке сокровищ и закупать породистых коз, шелковые нитки, бумагу для узоров и модные журналы.

Глава 3

Конечно, все получилось не сразу.

Коз привезли, разместили в хлеву, а кормов-то для них не закупили! Нюансов содержания тоже никто не знал. Пришлось всей семье изучать журналы по животноводству, расспрашивать знающих людей и ставить эксперименты.

Впрочем, Маргарита сразу предложила разделить ответственность. Папенька занимался, собственно, козами – содержание, лечение, корма и пастбища. Маменьке досталось прясть шерсть и ткань шали, платки и палантины. А Маргарита взяла на себя вышивку.

Первым делом, конечно, набрала в деревне мастериц и принялась обучать их хитростям того самого узора, что так ее поразил.

Закупленный в столице белый шелк красили сами – природными красителями, дающими мягкие, глубокие оттенки, и модными химическими составами для блеска и яркости красок. Нитки переливались из одного оттенка в другой по воле вышивальщицы, и на мягкой черной шерсти расцветали лазоревые цветы, порхали алые птицы, извивались, блестя чешуей, зеленые змеи.

Маргарита разрабатывала каждый узор во всех подробностях, следила, чтобы мастерицы вышивали все точно по рисунку, и сама половину дня проводила за пяльцами.

Не сразу, не вдруг, а только через полтора года у нее получилось повторить тот самый узор на заморской шали. А дальше она отказывалась продавать хоть одну, пока в замке не соберется приличный запас готовых изделий.

Матушка и отец немного ворчали – все же денег на шелк, корм для коз и оплату работы мастериц и пастухов уходило немало. Но из козьего молока постепенно научились варить сыр, а прясть в деревне умеет каждая женщина, и все они готовы были подработать зимой, вычесывая и прядя шерсть так, как нужно было баронессе.

Наконец в конце второго года, в промозглую осень Маргарита решила, что запаса достаточно, и попросила родителей поехать в столицу, чтобы действовать по заранее оговоренному плану. Сама брошенная невеста осталась в замке, чтобы контролировать дальнейшую работу мастериц.

Барон и баронесса приехали в столицу, поселились в скромной гостинице и начали наносить визиты. При этом баронесса всюду появлялась в шали, расшитой тем самым переливчатым узором, от которого просто веяло чем-то экзотическим.

Немолодую уже даму не смущали сквозняки, слякотная погода или презрительные взгляды. Она улыбалась и куталась в свою шаль, не забывая рассказывать легенду о шали, привезенной матушке барона с южных берегов.

А в конце недельного пребывания в столице баронесса поднесла шаль с другим узором одной из первых модниц столицы. Поднесла, конечно, анонимно, но дама не устояла. Да и кто бы отказался от роскошного куска мягчайшей гладкой шерстяной ткани, увитой гирляндами цветов?

– Это все равно что завернуться в одеяло, – признавалась шепотом маркиза подруге, – но ткань такая тонкая, вышивка изысканная, и эти кисти с бусинами!

Подруга млела от зависти и мечтала о такой же шали. Конечно, расследование было проведено мгновенно, и в замок баронов Меглен полетело письмо.

– Две дюжины заказов на шали! – ахнула баронесса, вернувшись домой. – Маргарита, ты была права, сделав запас! Нам едва хватит того, что есть, чтобы отослать шали самым знатным дамам королевства!

– И главное, – улыбнулась Маргарита, – эти покупки оплачены золотом!

Следующие несколько лет земли баронов Меглен процветали.

Разведением пуховых коз занялся уже не только барон, но и его крестьяне. В некоторых семьях женщины оставили домашнее хозяйство на старух и дочерей, а сами дни напролет проводили за прялками и ткацкими станками.

А вот вышивкой занимались исключительно в замке. Для такой работы нужны были тонкие иглы, шелковые нитки и узоры, особые узоры, которые рисовала Маргарита. Ее особый стиль стал узнаваемым настолько, что шали и палантины с такой многоцветной вышивкой стали называть “мегленками”.

Разумеется, на волне успеха появились подражатели. Нашлись дельцы, организовавшие подобные мануфактуры, чтобы изготавливать аналоги. Вот только для скорости и дешевизны брали они не тонкий козий пух, а обычную овечью шерсть. Пряли ее не на шелк, а на хлопок, да и узоры вышивали не шелком, а тем же хлопком или шерстью.

Такие шали и шарфы тоже пользовались спросом среди горожанок средней руки и жен торговцев, но именно поэтому Маргарита планку не снижала – только высококачественное пуховое полотно, только шелк и уникальные узоры. Притом баронесса отслеживала веяния моды и вовремя добавляла на свои шали то павлиньи перья, то шлемы и копья, то эллинские профили и вазы.

За семь лет неустанного труда девушка привыкла к тихой провинциальной жизни, постоянной занятости и практически полному одиночеству. Родители вели дела, ездили в гости, бывали в столице. Она же так и оставалась “брошенной невестой”, и пусть ее бывший жених уехал в столицу, делал там карьеру, не вспоминая о Маргарите, но приглашений на светские мероприятия она не получала.

Скучала? Порой скучала. Но вкладывала свои эмоции в узоры, и становилось легче. К тому же прибыль позволяла самой Маргарите выписывать книги и журналы, быть в курсе столичных новостей и даже вести переписку с модистками, чтобы отслеживать перспективные направления моды.

Вот два года назад линия талии вновь вернулась на предназначенное ей природой место, и огромные шали вышли из моды. Зато в нее вернулись вышитые кушаки с пышными кистями, бальные накидки с воротником-стойкой и мужские жилеты – все это шили и расшивали в замке Меглен, поддерживая моду и баронский кошелек.

Глава 4

Погрузившись в воспоминания, Маргарита налила себе чашку чая, но не выпила его, заглядевшись на встающее солнце. Это были неплохие семь лет. Тихие, спокойные, но кажется, она устала. Может, пора съездить на воды, набраться новых впечатлений, посмотреть на пеструю и довольно демократичную публику приморских городов, поискать новые идеи для композиций?

Вдруг внимание девушки привлекла спешащая по дороге матушка. Осенью рассвет наступает не так уж рано, да и старшая баронесса Меглен не любила долго валяться в постели. Но почему она идет по аллее так поспешно, закутавшись в любимую шаль?

– Дорогая! Дорогая! – что-то так взволновало матушку, что она начала говорить, не восстановив дыхание. – Взгляни!

Леди Эльжбета протянула дочери газету. Точнее, последний лист, на котором печатали объявления.

– Что такое? – Маргарита безразлично скользнула взглядом по слегка смазанным печатным строчкам.

– Наверху, в рамочке, там, где печатают объявления о помолвках!

Девушка присмотрелась, и взгляд сразу уперся в нарядную рамку из голубков и сердечек: “Маркиз Фредерик Александр Уолш объявляет о намерениях в отношении баронессы Маргариты-Амалии Меглен”.

– Что это такое? – не поняла девушка. – “Объявляет о намерениях”? Впервые слышу!

Матушка уже отдышалась и дрожащими руками налила себе чашку чая:

– Это… очень старинное правило. Когда-то мужчины заявляли о намерениях, если собирались жениться, но что-то мешало браку. В принципе, это такое уведомление о том, что лорд начинает ухаживания и приглашает соперников принять участие в светской дуэли.

– Светской дуэли? – переспросила младшая баронесса Меглен.

– Другие молодые люди будут соревноваться с потенциальным женихом в ухаживании, светских манерах, приглашениях на приемы…

– Матушка, вы же знаете, что меня никто не пригласит!

– Дочь, – вздохнула леди Эльжбета, – ради привлечения молодых людей на свои мероприятия тебя будут приглашать все! Это объявление все равно что сигнальный флаг над твоим именем. Лучшие невесты сезона будут крутиться рядом с тобой, потому что с этого дня ты – сенсация! А значит, ловкой и разумной барышне может повезти подобрать крошки с этого стола.

– Мама! – возмутилась Маргарита.

– Именно поэтому объявление о намерениях делается публично, чтобы никто не перепутал ажиотаж со скандалом, – баронесса вновь отпила глоточек чая. – Право слово, маркизу стоило нас предупредить! Сезон начинается, а у тебя абсолютно нет новых платьев!

– Да кто он такой, маркиз Уолш? – возмущенно подняла брови Маргарита. – Я с ним даже не знакома! Почему он объявляет о намерениях, ни разу не явившись к нам в дом?

Маменька вздохнула, потупилась и ответила:

– Думаю, у него были на это причины… Видишь ли, дорогая… Маркиз Уолш бастард его величества…

– Что? – Маргарита поперхнулась глотком чая и долго кашляла.

– Мы не знаем, что произошло на самом деле, – леди Эльжбета расправила юбку и задумчиво взглянула на зеленеющий сад, – сама понимаешь, при Дворе мы не бываем, поэтому сплетни до нас долетают через третьи руки. Говорят, его матерью была иностранка, прибывшая к нам с посольством. Его величество увлекся красавицей и даже намеревался сделать ее морганатической супругой, но девушка исчезла. А много лет спустя на пороге дворца появился молодой человек в траурных одеждах и с письмом для его величества.

Маргарита слушала эту историю как сказку. Скорее всего, сказкой она и была. Его величеству сейчас слегка за сорок. Он женат, есть наследник и еще четверо детей. Кто бы допустил беременность посторонней девицы? Да еще отпустил бы ее в другие края?

– С письмом? – поддержала она разговор, тоже разглядывая сад, стараясь справиться с раздражением.

От светской жизни она давно отвыкла, предпочитая проводить время в мастерской или рисовать эскизы в рабочем кабинете. Тратить время на пустую болтовню и танцы она не собиралась. Да и боль от поступка барона Риглера никуда не делась. Она приходила эхом каждый раз, когда Маргарита шла в часовню, чтобы расставить цветы или застелить алтарь новой расшитой шалью. Колола пальцы вместо иглы, когда получала заказ на свадебный подарок или часть приданого. Зачем ей эти картинные ухаживания незнакомца, если он придумал это все, чтобы привлечь к себе внимание? Может, шали будут лучше продаваться? Тогда стоит потерпеть. Но вряд ли.

– Иностранка скончалась, оставив завещание с распоряжением, – неторопливо пояснила баронесса, отпивая чай. – Молодой человек доставил ее последнюю волю его величеству, а тот как-то сумел убедить юношу остаться при Дворе. Дал титул, земли…

– Ее величество смирилась? – вновь задала точный вопрос Маргарита.