Носильщик пожал плечами и двинулся дальше, разгоняя криками людей на перроне.

– Дорогу! Дорогу! Поберегись!

Дама, однако, задержалась. Смерив Клару взглядом, она поморщилась, словно под нос ей сунули дохлую крысу.

– Совсем обнаглели, – сказала она. – Весь страх растеряли.

– Простите?

Дама не удостоила ее ответом. Задрав подбородок, она удалилась вслед за носильщиком и при этом вся тряслась не то от холода, не то от гнева. Клара только захлопала глазами.

Что-то не так? Может, с дороги она выглядела помятой, да и пальто не новое, потертое, но в целом – ничего особенного. Она видела свое отражение в окне вагона. Женщина же смотрела на нее так, словно, сама того не заметив, Клара превратилась в страшное насекомое. Да и другие пассажиры, проходя мимо, то и дело бросали в ее сторону недобрые взгляды. Неужели настолько заметно, что она не местная? И что с того? Это же Столица, здесь каждый второй – приезжий.

Она глубоко вдохнула холодный туман, пахнущий дымом, угольной пылью, тиной и чем-то кислым. Спокойно, Клара Сильва, спокойно. Держи себя в руках. Ничего такого нет, никто на тебя не косится, всем на тебя наплевать. Просто ты устала с дороги, одна в чужом городе, вся как на иголках. И немудрено: за последнюю неделю ей ни разу не удалось нормально выспаться. Тут и не такое померещится.

Клара едва запомнила эти дни, наполненные поездами, пересадками, незнакомыми станциями, вокзальными буфетами и мутными обрывками снов. Дни, слипшиеся в серую массу, в которой невозможно отличить одно от другого. Но сейчас ее долгое путешествие подошло к концу. Клара нащупала в кармане картонный прямоугольник размером с сигаретную пачку. Осталось совсем немного. Уставившись себе под ноги, чтобы не засекаться на косых взглядах, она зашагала к зданию вокзала.

У высоких деревянных дверей топталась парочка молодых людей в оливково-зеленых рубашках. С дежурными улыбками они раздавали всем проходящим цветные листовки. Вручили и Кларе; она взяла мимоходом и только потом посмотрела, что именно ей сунули в руки. Пропагандистская листовка… На картинке героически улыбался краснолицый рабочий, точно младенца, прижимая к груди огромный гаечный ключ:

ПОДДЕРЖИ ПРЕЗИДЕНТА!

СТРАНЕ НУЖНЫ НОВЫЕ ФАБРИКИ И ДОРОГИ!

ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ЗАЕМ – 5 %

ВЫГОДНО И ПАТРИОТИЧНО!

Вот уж с чем Клара точно не собиралась связываться.

– Спасибо. Мне не надо.

Один из парней повернулся. Его рубашка была застегнута на все пуговицы, а узкий черный галстук так сильно сжимал ворот, что на шее выступили красные пятна.

– Че?

– Мне не нужно, спасибо. – Клара протянула ему листовку.

Парень растерялся и глянул на приятеля. Тот сплюнул сквозь зубы.

– Оставь. Не видишь, что ли? Она же из этих. – Он с силой дернул листовку из рук Клары, порвав бумажку пополам. – Проваливай отсюда. Твое счастье, что здесь полно народа, а то бы… Но ничего, скоро мы до вас доберемся. До каждого. Разом покончим с вашей заразой.

И он снова сплюнул, целясь в туфли Клары. Не попал.

Клара осторожно поставила саквояж на перрон. Она плохо понимала, что происходит, но оскорбление было слишком явным, чтобы смотреть на него сквозь пальцы.

– Извинись.

– Не понял?

– Я сказала: извинись. – Клара сжала кулаки.

Было бы проще, будь они в горах. Наваху отец подарил ей на восьмилетие, как того требовала традиция. Но сейчас нож лежал на дне саквояжа. Впрочем, там, откуда она была родом, девушки умели постоять за себя и без оружия. Чтобы расцарапать лицо, нож, в общем-то, не нужен.

– Кто это тут пискнул? – Парень приставил ладонь к уху. – Какая-то крыса-анархиса?

Его приятель заржал, как мерин.

– Крыса? А ты пни ее сапогом. В этой стране все честно: каждой крысе по крепкому сапогу.

Клара напряглась. Извиняться парни не собирались, значит… Но не успела она сделать и полшага навстречу обидчикам, как за спиной возник еще один носильщик, невысокий крепыш с длинными усами.

– Эй! Девушка-красавица, давай помогу?

Не дожидаясь ответа, он подхватил саквояж, а второй рукой крепко сжал ее локоть. Прежде чем Клара опомнилась, он потащил ее в здание вокзала. Парни в зеленых рубашках не ожидали такого поворота и даже не попытались их остановить.

Клара едва не упала, поскользнувшись на мраморном полу, но носильщик ее не отпустил.

– Ты рехнулась? – зашипел он ей прямо в ухо. – Драться надумала? С этими? У тебя совсем мозгов нет?!

– Что вы себе…

– Тебя же провоцируют, а ты повелась, дуреха. Нашла с кем связываться! Отделают тебя за милую душу, и ты же будешь виновата. А то и в кутузку упекут на недельку. Со всеми вытекающими. Ты головой соображаешь?

Свободной рукой Клара толкнула носильщика в грудь. Тот споткнулся и посмотрел на нее с почти детской обидой. Даже губы надул.

– Эй! Ты чего? Я же тебе помогаю!

– Да что тут происходит?! За кого вы меня принимаете?

Носильщик промолчал. Щурясь, он посмотрел ей за спину.

– Ну вот… Допрыгалась.

Клара обернулась. У дверей парни в зеленых рубашках разговаривали с толстым жандармом, указывая на нее пальцами, а тот механически кивал на каждое их слово. Наконец, страж порядка поправил ремень на пузе, подровнял фуражку с блестящей кокардой и тяжелым шагом заковылял в их сторону. Носильщик громко выдохнул в усы.

– Допрыгалась, – повторил он. – Вот надо тебе было их дразнить? У них же вместо мозгов пиво да тушеная капуста. А ваши для них как красная тряпка для быка.

Он нервно хохотнул, но Клара не успела спросить, что все это значит: подошел жандарм.

– Барышня. – Он козырнул двумя пальцами. – Могу я взглянуть на ваши документы?

– Конечно. – Из внутреннего кармана Клара вытащила паспорт. – А в чем, собственно, дело?

Жандарм не ответил. Паспорт он взял за самый уголок, словно боялся испачкаться.

– Так… Ну и что тут у нас?

Клара промолчала. Люди, спешившие к выходу, старательно избегали смотреть в ее сторону. И не только они: вокзал продолжал жить своей обычной жизнью, но у Клары появилось такое чувство, словно она каким-то образом выпала из общего потока. Будто ее заколдовали и она стала невидимкой для всех, кроме хмурого толстяка-жандарма. Клара слышала множество историй о людях, которые пропадают на вокзалах, но никогда не думала, что это происходит таким образом.

Пока жандарм с нарочитой внимательностью изучал ее документы, Клара огляделась.

Они стояли посреди широкого круглого зала с мутными стрельчатыми окнами. Вдоль стен на чугунных скамейках спали люди, укрывшись газетами и бумажными мешками, как будто это могло защитить от холода. А за открытыми дверьми в город виднелась привокзальная площадь, запруженная черными автомобилями. Где-то далеко, чуть ли не в другом мире, прозвенел трамвай и тут же, вторя ему, запели церковные колокола. Город был так близко…

Но затем Клара подняла взгляд и вздрогнула. Над входными дверьми висел огромный, в два человеческих роста, портрет Президента Республики, выполненный в грубой, но яркой манере. Зрелище не для слабонервных. Художник, видимо, хотел придать физиономии Президента героическое выражение, но получилось плохо – слишком толстые щеки и слишком маленькие глазки. В итоге вид у Господина Президента был такой, будто он страдает от запора, а взгляд – словно его застукали на горшке. Именно так он и смотрел на всех, кто осмеливался пройти через двери в город, не опустив глаза, не уставившись стыдливо себе под ноги. После подобного взгляда хочешь не хочешь, а шея сама согнется. Клара не поняла, было ли это ошибкой художника или так задумывалось изначально.

– Так-так-так… Клара Сильва, – прочитал жандарм, листая зеленые страницы. – Из Лос-Франка? Не далековато ли забралась?

Клара пожала плечами: мол, можно и дальше.

– С какой целью прибыли в Столицу?

– К родственнице. Она живет здесь.

Жандарм обернулся к ухмыляющимся парням в оливковых рубашках и нервно поправил фуражку.

– Кхм… Э… Что-то не похожи вы на фотографию. – Голос его дрогнул. – Тут волосы длиннее будут. Это точно ваши документы?

– Мои. Я подстриглась, – сказала Клара, не понимая, как можно к такому придираться.

– Да неужели?

Жандарм закрыл паспорт и постучал корешком по пальцу.

– Вот что, барышня. Придется пройти в участок. Там разберемся, подстриглись вы или еще чего… Ваши вещи?

Он кивнул на саквояж и, не дожидаясь ответа, сказал носильщику:

– Бери. Пойдешь с нами.

Бедолага вцепился в картуз.

– Не! Погоди… Ты меня не впутывай. Мне работать надо.

– В участке разберемся, – перебил его жандарм.

– Что случилось? Я не понимаю. – Клара встряхнула головой. – Вы меня арестовываете? За что?

Жандарм натянуто улыбнулся.

– Барышня, не стройте из себя идиотку. Эти молодые люди утверждают, что вы грубо оскорбили Президента Республики. И, судя по вашему виду, так оно и было. А оскорбление Президента – это, между прочим, серьезное правонарушение.

– Оскорбила… кого?!

Клара подняла взгляд на портрет. Президент и в самом деле выглядел оскорбленным, только она здесь была совершенно ни при чем. Скорее, винить следовало художника или, на худой конец, президентского повара.

– Слушай, Антуан. – Носильщик перешел на доверительный тон. – Ну что ты начинаешь? Ты же знаешь этих. У них чихнешь не так – уже оскорбление Президента.

– Я знаю, – поморщился жандарм. – Но и ты меня пойми. Они жалобу накатают, мне с начальством разбираться. Там, наверху, их любят. Так что хватит препираться. Не могу я вас отпустить, а так выпишу минимальный штраф – и все довольны.

– Штраф?! Но за что? Я же не сделала ничего такого!

– Поверьте, барышня, так будет лучше для всех.

Жандарм взял Клару под локоть, носильщик с хмурым видом поднял саквояж. Похоже, он был уже не рад, что вызвался помочь.

– ВОР, УБИЙЦА И ЛЖЕЦ!

Нервный крик прозвучал как выстрел, заглушая гомон вокзала. Клара тут же обернулась, но только и успела заметить, как долговязый тип в распахнутом пальто и ярко-красном шарфе швырнул что-то в портрет Президента Республики.

Зал притих – на долгое-долгое мгновение, – и в абсолютной тишине раздался влажный чавкающий звук. Мерзкий, словно кто-то вывернул на пол огромный котел с переваренной овсянкой. И по груди Президента, по звездной россыпи орденов и медалей, поползло огромное красное пятно. В первое мгновение Кларе почудилось, что это кровь. Она испуганно сжалась, но, к счастью, быстро поняла, что это просто краска. Яркая и блестящая красная краска.

Тип в красном шарфе громко захохотал, оглядывая изумленных людей. Лохматый и небритый, с болезненно перекошенным лицом, – прежде чем кто-либо опомнился, он бросился к дверям, размахивая руками. А красная краска текла и текла по портрету, падала на пол крупными каплями и собиралась в огромную кроваво-красную лужу.

Первыми опомнились парни в зеленых рубашках. Не сговариваясь они бросились вслед за сумасшедшим, грубо расталкивая всех, кто оказывался у них на пути. Какая-то женщина упала, кто-то громко выругался, и грубое слово будто запустило остановившиеся часы.

– Вот дрянь! – проскулил жандарм.

Выронив паспорт Клары, он рванул за зелеными рубашками, на ходу доставая свисток. В зале нарастал гул, точно в растревоженном улье. Упавшая женщина завизжала, следом заплакал ребенок.

– Ну, ничего ж себе… – прошептал носильщик. – Это так вы друг другу помогаете?

Он торопливо поднял паспорт и вручил Кларе. Она тупо уставилась на документы, не понимая, что ей теперь делать. Не идти же самой в участок?

– Да что ты стоишь столбом?! Быстрее. Или ты собралась ждать, когда они вернутся? Если они не поймают твоего дружка, они так разозлятся, что пожалеешь, что вообще на свет родилась.