– Я сделал это! – прохрипел он. – Они гнались за мной до Алмандо, но там я вскочил на трамвай, потом спрыгнул и ушел подворотнями. Я тот квартал знаю, у меня там тетка жила… Еще!

Он хлопнул рюмкой по столу. На сей раз Ивонн расплескала водку по столу – так дрожали ее руки. А Хавьер выпил и облизал пальцы.

– Прости, – подал голос Вильгельм. – Я не ослышался? Ты сказал, что за тобой гнались?

– Сказал, сказал, – подтвердил Раймон, не спуская глаз с бутылки. – Я тоже это слышал. Можно…

– О Господи! – выдохнула Ивонн. – Гнались? Кто?

– Сигарету!

Придвинув ближайший стул, Хавьер рухнул на него так, что дерево жалобно затрещало. Флип потянулся за пачкой, однако Ивонн его опередила. Торопливо прикурив, она передала дымящуюся сигарету Хавьеру.

– Вот, держи…

На всякий случай Хавьер снова испепелил ее взглядом, но сигарету все же взял. Глубоко затянулся, выдохнул густое облако дыма и в тот же миг брезгливо скривился, словно заметил под столом половину дохлой кошки.

– Черт! Да что это такое? Сладкая буржуазная дрянь! Как можно такое курить? В стране, где одна сигарета на двух мужчин…

И он снова затянулся.

– Но все-таки я сделал это!

– Может, наконец, расскажешь, что ты там сделал?

Этьен слез со стола, стряхивая прилипшие к рукаву бумажки со словами.

Хавьер вдруг захихикал: тихо, всхлипывая, но с каждым всхлипом – все громче и громче.

– Сделал? Что я сделал? – проговорил он между приступами. – Я сделал то, что должен. То, что каждый обязан сделать. Швырнул банку краски в его лживую жирную рожу! Завидуйте и гордитесь знакомством.

– В чью рожу? – испугалась Сесиль.

Тонкие губы Хавьера сломала злая усмешка.

– В рожу нашего дорогого, всеми обожаемого и всеми любимого Президента Республики. Вот вам настоящее искусство, которое действительно нужно народу!

– О нет, – прошептала Ивонн и глотнула прямо из бутылки. И даже не вздрогнула, когда добрая порция водки выплеснулась ей в декольте. – Банку краски? В Президента?

– Погоди, погоди, – нахмурился Раймон. – Что ты такое несешь? Президента нет в Столице. Он на севере, выступает перед ветеранами. Читал в «Суаре».

– А ты веришь всему, что пишут в «Суаре»? – изумился Хавьер, но затем поморщился. – Может, его самого в городе и нет. Я начал с портрета на Южном Вокзале. Так сказать, пристреливался. А потом они погнались за мной, только куда им со мной тягаться-то?

– Жандармы? – спросил Флип.

Хавьер отмахнулся, посыпая стол сигаретным пеплом.

– Не… Этот сдался через квартал. А вот брешисты упрямые попались. Думал, будут гонять меня, пока не сдохну. Но упрямства тут маловато, еще мозги нужно иметь, чего у них отродясь не бывало.

– А у тебя они, значит, есть? – Голос Ивонн задрожал. – Они же тебя, они меня… Они землю рыть будут, пока тебя не найдут! Ты понимаешь, что с тобой сделают за такое оскорбление Президента? Слышал про парня из профсоюза ткачей, которого они три дня держали в подвале? Который сам себе разбил голову о стену?

– Тьфу! Ну что за баба? Да не дрейфь ты. Пусть только попробуют, сразу узнают, с кем связались.

– Ты… – зашипела Ивонн. – Ты… Ты идиот!

– Ну. – Хавьер поднял руки. – Закипела. Лучше плесни еще водки, и дома поговорим.

– Дома? В моей квартире? Да теперь я тебя даже на порог не пущу!

Ивонн наполнила рюмку, подержала ее на весу и выплеснула Хавьеру в лицо. Затем развернулась на каблуках и зашагала к выходу. Швейцар едва успел открыть перед ней дверь.

– Ну и катись куда подальше, трусливая буржуазная стерва! – выкрикнул ей вслед Хавьер, вытирая лицо рукавом. – Сама же завтра прибежишь!

Отшвырнув недокуренную сигарету, он откинулся на спинку стула.

– Черт, дрянь, стерва… У кого-нибудь здесь есть нормальное курево?!

Флип молча протянул ему пачку.

– Вот ведь. – Хавьер попытался прикурить, но ломал спички одну за другой. – На порог она меня не пустит! Ишь чего удумала! Но это мы еще посмотрим…

– За что вы ее так? – Сесиль шмыгнула носом. – Она же беспокоится… Она…

Огромные глаза блестели от влаги, и ясно было, что еще чуть-чуть, и девушка расплачется в голос. Утешая, Вильгельм погладил ее по плечу. Этьен насупился и нахлобучил свой дурацкий цилиндр на голову, даже не вытащив из него остатки бумажек со словами.

– Устроил здесь какой-то цирк, – буркнул он, однако никто не обратил на него внимания.

Наконец Хавьеру удалось зажечь спичку, и сигарета тихо защелкала, пока он ее раскуривал.

– М-да… – протянул он. – Ну что же. Придется мне перекантоваться у кого-нибудь из вас, пока эта стерва не перекипит. Ну? Кто не зассыт приютить террориста, за чью голову брешисты назначили награду?

Повисла неловкая пауза. Этьен отвел взгляд, Вильгельм крепко призадумался, а Раймон был так рад вернуть бутылку, что пропустил слова Хавьера мимо ушей.

– Можешь остановиться у меня, – наконец сказал Флип. – Правда, там всего одна койка. Но если ты не против спать на полу…

– Ерунда. Мне не привыкать к лишениям, друг, – бодро отозвался Хавьер. – Вот только я подзабыл, где ты живешь?

Флип поник.

– На набережной Святого Мартина. В отеле «Луна». Слышал про такой?

Глава 4

Крошечный моторчик жужжал, как сердитый шмель. Биплан летел низко, почти касаясь колесами зеленого моря, раскинувшегося на краю сарацинского ковра. До земли – изогнутой полоски коричневого ворса – оставалось совсем чуть-чуть. Главное, чтобы пилот продержался.

– Крепись, братец, недолго осталось. Земля на горизонте!

Биплан задрожал и рванулся вправо, в сторону от приближавшейся земли. Описав кривую дугу, самолет врезался в стену, опрокинулся и рухнул на пол. Мотор продолжал жужжать, но маленький пропеллер лишь впустую цеплял ворс ковра.

– Буль-буль. Ну что же… Ты утонул, братец. Сначала разбился о воду, а потом утонул.

Из кабины пилота выбралась белая мышка и с невозмутимым видом принялась умывать мордочку. Глазки-бусинки влажно блестели. Впрочем, самым удивительным оказалось вовсе не то, что белая мышь летала по комнате на крошечном биплане, а то, что зверек был одет в ярко-красную курточку с золотыми галунами.

К мышке подошел тощий старик с клочковатой бородой и взял зверька в руки. Та дернулась, но особо не вырывалась. Старик аккуратно стянул с нее курточку и перенес зверька к высокой клетке, стоявшей на столе.

– Воздайте ему почести. Ваш товарищ погиб смертью героя.

Из деревянного домика с обгрызенными стенками показались еще две мышиные мордочки. С некоторым подозрением зверьки оглядели своего «погибшего товарища» и тут же спрятались обратно. А мышь-пилот откопала среди опилок кубик вялой морковки и, сев на задние лапки, принялась увлеченно его грызть.

– Знаешь, чего тебе не хватает, братец? – Старик прижался к прутьям. – Уверенности в своих силах. В небе без этого никак. Небо не терпит слабаков.

Мышь даже не повернулась, сосредоточенно вгрызаясь в морковку. Старик хмыкнул.

– И запомни, – сказал он, повышая голос. – Не будешь относиться к этому серьезно – ничего у нас не получится. Ничегошеньки!

Мотор биплана вдруг зажужжал громче. Опрокинувшийся самолет забился на ковре раненой птицей, но так и не взлетел. Старик отвернулся от клетки. У него на груди, на широком ремне, висел ящичек из темного дерева. Сверху торчали два рычажка-рукоятки в брезентовых кожухах, а сразу под ними протянулся ряд металлических переключателей. К задней стенке крепились две телескопические антенны, напоминающие тонкую и хрупкую букву «V». Старик щелкнул парой переключателей, и мотор самолета затих.

– Ничегошеньки… – Старик уставился на стену.

Сказать по правде, картина была не самой вдохновляющей: обои пузырились, их покрывали уродливые подтеки и крайне подозрительные пятна. Однако старик, казалось, ничего этого не замечал. Улыбаясь, он смотрел на старую, но все еще яркую афишу – леденцово-красный биплан на фоне перекрещенных лучей прожекторов. Лицо пилота скрывали огромные летные очки, длинный шарф развевался будто знамя. А ниже, повиснув на опоре шасси как на трапеции, улыбалась девушка с распущенными белыми волосами. Улыбалась так, что можно было ослепнуть… Заголовок, набранный тяжелыми витиеватыми буквами, гласил: «Невероятный Летающий Цирк майора Хенкеля».

Лишь огромным усилием воли старик заставил себя отвернуться и поплелся поднимать маленький самолет. Все, забыли, хватит… Помучил себя, и достаточно. Это было слишком давно, чтобы быть правдой. Сейчас же… Сейчас на афише пилот щеголял бы торчащими усами, розовым носом и длинным хвостом. Да и название пора менять на «Невероятный Летающий Мышиный Цирк». Ничего из того, что было, больше нет. Ни настоящего самолета, ни белокурой девушки с ослепительной улыбкой. Уцелел только он – Макс Хенкель, майор Его Величества Королевских Воздушных Сил. Трижды бывший, поскольку давно не майор и нет никакого Его Величества и никаких Королевских Воздушных Сил.

Старик поднял биплан и вернул его на полку, где стояли два точно таких же самолетика. Туда же отправился и ящичек с передатчиком. Пожалуй, на сегодня хватит репетиций. Самое время вздремнуть или послушать радио. Он покосился на огромный приемник в деревянном корпусе на полу рядом с койкой. Радио… А почему бы и нет? Конечно, сейчас передачи уже не те. Сейчас в эфире только и трындят, что об успехах в экономике и о неизбежных трудностях на пути к Процветанию. А еще о гражданской сознательности и о коварных врагах как внутри страны, так и за ее границами. О врагах, которые спят и видят… Но, если повезет, можно поймать что-то интересное. Например, радиопостановку или хорошую старую песню – тем и спасаемся.

Его мысли прервал странный звук. Старик замер, прислушиваясь. Ну, так и есть – кто-то скребется в дверь, тихо, как маленькая мышка. А поскольку все его мыши сидят в клетке…

– Входи, входи. Открыто.

Дверь скрипнула, и в комнату заглянула светловолосая девочка лет семи с острым личиком. Увидев ее, старик улыбнулся.

– Добрый день, милая Дафна. Никак, решили зайти в гости? Мышки по вам уже соскучились.

– Дядя Максимилиан… – начала девочка, но замолчала, когда старик погрозил ей пальцем.

– Мы ведь договаривались, барышня, – сказал он с напускной строгостью. – Никаких Максимилианов. Макс, и никак иначе. Проходите же, зачем стоять на пороге?

Дафна проскользнула в комнату и осторожно прикрыла за собой дверь.

– А как поживают мышки? Я принесла им кусочек рафинада.

– Ох, – вздохнул Макс. – Балуете вы их. Но они, конечно, будут рады.

Дафна шмыгнула к клетке. Вытащив из кармана платья кубик сахара, она постучала по прутьям. Мыши все разом выглянули из домика и, узнав благодетельницу, тут же поспешили за лакомством, толкаясь и громко попискивая.

– Привет, привет, привет. – Дафна поочередно погладила их пальцем, а затем повернулась к старику и сказала со всей серьезностью, доступной лишь в ее возрасте: – Когда я вырасту, я тоже заведу себе мышей. А еще собаку, как у Клары.

– Какой еще Клары? – растерялся Макс, но вовремя сообразил. – А! Это ты про барышню из радио? Которая попадает во всяческие переделки? А разве у нее есть собака?

– Конечно есть! – Дафна искренне изумилась тому, как можно этого не знать, но поскольку была доброй девочкой, то с жаром пустилась в объяснения: – Ее собаку зовут Клякс, это такой черный терьер. Он ей всегда помогает – веревки перегрызет или ключ принесет. Вы всё забыли, Макс! Мы же вместе с вами слушали! Когда я подрасту, у меня будет черный терьер и я назову его Клякс. А тельняшку мама мне уже купила, надо только рукава подшить, чтобы не болтались.

Макс не понял и половины ее щебетания. Какие еще ключи и веревки? При чем здесь тельняшка? Но не стал пускаться в расспросы, а лишь покачал головой.

– В одном вы правы, моя дорогая Дафна. Последнее время я стал многое забывать.

– Макс, а… – Девочка прикусила губу.

Макс прищурился.