Матильда в молчании обходит комнаты одну за другой, подмечая каждую деталь. Кошка Мила вьется у ее ног, а Жак ждет, затаив дыхание. Иногда Матильда берет с полки какую-нибудь книгу, разглядывает переплет, поглаживает тисненый корешок. С учетом самого Жака и Анри, она лишь третий человек, кто видел этот книжный магазин во всем его великолепии.

– Невероятно!.. – произносит Матильда, поворачиваясь к нему.

И Жак, увидев восторженный блеск ее глаз, понимает, что настало время ее поцеловать. Обеими руками он обвивает ее за талию и привлекает к себе. Губы у нее мягкие и сладкие, как он и представлял.

– Дорогая Матильда, я полюбил тебя с первой нашей встречи, – признается Жак, когда снова обретает дар речи. – Не беспокойся, тебя это ни к чему не обязывает. Я не жду, что ты чувствуешь ко мне то же самое. Просто должен был признаться тебе. Мир для меня стал другим, потому что в нем есть ты, и, когда мы вместе, я тоже становлюсь другим. Когда ты рядом, мне кажется, что я горы могу свернуть. Этот магазин… – Жак широким жестом обводит вокруг. – Он появился благодаря тебе. Я старался ради тебя.

Матильда улыбается ему, и он, обрадованный, расплывается в улыбке. По крайней мере, теперь она знает, и, судя по ее лицу, его слова в ужас ее не привели.

– О Жак, – произносит она, глядя ему в глаза, – разве ты не заметил, что я тоже в тебя влюблена?

– Правда? – изумляется он.

– Правда, – со смехом отвечает она. – Как же я могла не влюбиться в тебя? Ты умный, добрый, с тобой я могу говорить буквально обо всем. Тебе интересно, что я думаю, что собой представляю, как выгляжу. Мы с тобой родственные души. До тебя я ни разу не встречала человека, который бы так хорошо меня понимал. – На мгновение она прикладывает ладонь к его щеке. – А эти твои ямочки ну просто неотразимы.

Они снова целуются, и Земля как будто замирает, перестает вращаться. У Жака есть все, чего он желал: кажется, протяни руку – и вот он рай, и все же где-то глубоко в душе сидит страх, что столь блаженное счастье не может длиться долго, что боги, неожиданно улыбнувшиеся ему, передумают.

Вскоре после того волшебного вечера он кладет в рюкзак бутылку шампанского, в карман сует бабушкино обручальное кольцо и, взяв Матильду за руку, просит ее стать его женой. Они сидят на ступеньках базилики Сакре-Кер, у их ног простирается в мерцающем мареве Париж.

– Конечно, – соглашается она, одновременно смеясь и плача. – Пожалуйста, возьми меня в жены. Я буду безгранично счастлива.

В первых числах сентября они регистрируют свои отношения в городской ратуше, а потом между воскресными службами проходит скромная церемония бракосочетания в церкви. Под звон колоколов они выходят из храма на залитую солнцем улицу и узнают, что Великобритания и Франция вступили в войну с Германией. Это одновременно самый лучший и самый худший день в жизни Жака. Страх потерять Матильду столь же велик, как и любовь к ней. А любовь его бесконечна.

– Мне даже думать страшно, что мы можем быть разлучены, – тихо говорит он ей в ту ночь, ведя пальцами по выпирающим позвонкам на ее спине. – Ты мне нужна как воздух. Я просто не смогу существовать без тебя.

Она отстраняется, чтобы лучше видеть его лицо.

– Мое сердце всегда будет принадлежать тебе, даже если вдруг мы окажемся не вместе. Возможно, нам придется разлучиться, но ты не сомневайся, Жак: я люблю тебя и всегда буду твоей – душой и телом.

– Не надо сейчас об этом.

Жак накрывает ее рот ладонью. Он еще не готов для такого разговора, пока не готов.

* * *

Следующие несколько месяцев Франция с замиранием сердца ждет, когда и где нападет Гитлер. Жака, к его постыдному облегчению, признали негодным для военной службы по причине астмы, однако Анри призван в армию и отправлен в учебную часть. Следующей весной немецкие войска занимают Бельгию и Люксембург, а в мае, прорвав французскую линию обороны, вторгаются в страну и доходят до побережья Атлантики. В июне самолеты люфтваффе бомбят Париж, спровоцировав массовый исход из столицы.

– Может, нам тоже уехать? – предлагает Матильда. – Например, в Прованс. Там живет мой кузен, Пьер. Мы могли бы пожить у него.

– И оставить Париж на растерзание немцам? – возражает Жак. – Мы не можем бросить наш дом и бежать. Да и мама не вынесет дальней поездки.

Его мама страдает от некоей загадочной болезни желудка, катастрофически теряя вес.

Все вокруг них бегут, нагрузив пожитками автомобили и велосипеды, ручные тележки и тачки. Дороги забиты машинами, которые из-за столпотворения не могут тронуться с места. Беженцам негде преклонить головы, они испытывают нехватку еды, по сути, идут куда глаза глядят. Всеми владеет лишь одно безумное желание – поскорее выбраться на юг до прихода немцев. Во всеобщем хаосе родные теряют друг друга, старики и дети умирают от изнеможения и обезвоживания или погибают в давке; процветает воровство, люди кулаками завоевывают себе место ночлега. Беженцев бомбят, обстреливают из пулеметов. Читая сообщения в газетах, Жак и Матильда радуются, что остались дома. Вскоре к ним переселяется мать Жака. Подозрения врачей подтверждаются: у нее рак желудка, дни ее сочтены. В любом случае никакой переезд она бы не пережила. Жак не намерен оставлять свою «Спрятанную страницу» на разграбление нацистам. Матильда полна решимости продолжать работу в музее, пока это возможно.

К июню французская армия разгромлена, правительство покидает Париж. Маршал Петен объявляет, что столицу оборонять никто не будет, и спустя несколько дней Жак с Матильдой, держась за руки у Триумфальной арки, наблюдают за вторжением немцев.

Одни идут строевым шагом, другие едут верхом на лошадях, на танках, на мотоциклах, в грузовиках и лимузинах. Серо-зеленая форма бошей^[2] (хотя теперь это слово считается оскорблением) всюду, уличные вывески написаны на немецком языке, на балконах и общественных зданиях развеваются флаги со свастикой.

В первые дни оккупации поджигают резервуары с горючим, и город затягивает густой смог, а потом льет грязный дождь, и почерневшие тротуары, на которых осела копоть, становятся склизкими. Париж в трауре, думает Жак, небеса льют черные слезы. На улицах неестественно тихо: загрязненный воздух поубивал птиц, а напуганные люди боятся выходить из дома.

– Слыхал? – в один из дней спрашивает его Матильда, влетая в квартиру по возвращении с работы. – Петен попросил у немцев перемирия! Сдается безо всякого сопротивления! Мне стыдно, что я француженка.

Постыдная капитуляция – позор для всей нации, но на людях сказать об этом никто не смеет. Отдан приказ по ночам соблюдать строгую светомаскировку, введен комендантский час. Магазины закрыты, автобусы больше не ходят, даже часы переведены на германское время. Тишину нарушают лишь чеканный шаг военных сапог и песни, которые немецкие солдаты исполняют под марш. Ein, zwei, drei. Halt! Вид немецких солдат, печатающих шаг на Елисейских полях, Матильду приводит в ярость, а Жак испытывает отчаянную печаль, словно чья-то рука в черной перчатке сжимает его сердце.

Но немцы, по крайней мере, ведут себя прилично, говорит мадам Бурден, консьержка в многоквартирном доме, где живет Жак. Солдаты дисциплинированны: не мародерствуют, не насилуют, не бесчинствуют. Да, бывает, курят в метро и нагишом купаются в Сене, но Париж им как будто нравится, а на многих из них – тут уж никто не поспорит! – любо-дорого посмотреть: рослые, симпатичные.

В последующие дни в городе устанавливается странная атмосфера нормальности. Бежавшие на юг парижане постепенно возвращаются и, пряча глаза от стыда, налаживают свою жизнь при новом режиме. Анри тоже вернулся. Ему удалось скрыться в лесах Эльзаса и затем самостоятельно добраться до дома – в отличие от многих его товарищей, попавших в немецкие лагеря для военнопленных. Петен, возглавивший марионеточное правительство, которое обосновалось в Виши, на территории так называемой свободной зоны, исполняет приказы нацистов.

Создается впечатление, что бошей в Париже интересует только шопинг. Валютный курс установлен в их пользу, и они опустошают магазины, скупая товары по дешевке. Редко можно встретить немецкого офицера, который бы не нес под мышкой сверток, а то и три. Носильщики на вокзале только и успевают подвозить к поездам, следующим в Германию, доверху груженные тележки. Горючее в большом дефиците, частных автомобилей на улицах больше не видно, зато всюду громыхают грузовые автофургоны, перевозящие ковры, мебель, картины, постельное и столовое белье, одежду и драгоценные украшения из квартир, реквизированных новыми властями. Париж обескровлен, обобран до нитки: нацисты пируют, объедаясь сливочным маслом из Нормандии и колбасой из Тулузы, упиваются вином из долины Луары. Гитлер говорит, что каждый немецкий солдат должен хотя бы раз побывать в Париже, и немецких солдат целыми автобусами подвозят к Триумфальной арке, собору Парижской Богоматери и базилике Сакре-Кер, где они фотографируются и покупают сувениры у уличных торговцев. Жак снова открывает свой магазин и обнаруживает, что у него появилась новая прибыльная статья дохода – продажа открыток и путеводителей. Матильда требует, чтобы он не обслуживал немцев, но что это даст? Дювали ведь должны как-то выживать, да и мамино лечение обходится недешево.

Оцепенелый от безысходности, Жак эти нескончаемые дни живет как во сне, но Матильда преисполнена яростной, неукротимой энергии. По ночам они с Жаком спорят – шепотом, чтобы мама не услышала. Жизнь полна лишений: введено нормирование продуктов, и женщинам приходится часами стоять в очередях, дабы купить в магазинах те крохи, что им доступны. А потом однажды вечером Матильда влетает в их спальню воодушевленная, с былым блеском в глазах. Ей удалось настроить радиоприемник на вещание из Англии, которую британские ВВС охраняют от налетов люфтваффе, и она наткнулась на выступление одного французского генерала, некоего де Голля, призывающего соотечественников к борьбе против нацистов.

– Ты должен послушать его речь, – говорит она, бросаясь на кровать. – Он побуждает нас не Гитлеру подчиняться, а объединиться и дать отпор оккупантам. Наконец-то у нас появился достойный лидер!

И семя страха, укоренившееся в душе Жака, мгновенно дает ползучие ростки отчаяния, которое цепкими стеблями обвивает его сердце и легкие, так что он с трудом может дышать. Он потеряет свою ненаглядную, драгоценную жену. Она отважна и страстна, а такая необузданная пылкость опасна.

– Нет, – отказывается он излишне резким от страха тоном. – Я не стану его слушать, и ты не слушай. Если немцы узнают, тебя арестуют, и тогда одному богу известно, что будет дальше. Избавься от радиоприемника, пока соседи не услышали. Прошу тебя, Матильда. Это неоправданный риск.

В ту ночь ему не спится, и ей тоже. На рассвете Матильда встает, чтобы сварить кофе. Жак идет за ней на кухню.

– Мы не должны терять надежду, – говорит она, – иначе вообще незачем жить. Я не могу пассивно наблюдать, как нацисты своевольничают на нашей земле. Ты ведь меня понимаешь?

Жак не может вымолвить ни слова. У него такое чувство, что он уже потерял жену. Он крепко обнимает Матильду, положив подбородок на ее макушку, и вместе они смотрят, как восходящее солнце озаряет своими лучами крыши Парижа – их горячо любимого города, столь родного и чуждого одновременно.

Глава 1

Март 2022 года

– Кевин? Кевин, милый, ты никогда не…

Муж Жюльет, как всегда, говорил по телефону. Он вскинул руку, прося ее помолчать, и отрывисто сказал кому-то на другом конце линии:

– Простите, мне пора. Будем на связи.

Все еще возбужденная, она плюхнулась на гостиничную кровать.

– Никогда не догадаешься, что я нашла!

– Новую пару обуви? – снисходительно улыбнулся он. – Горшочек с золотом на конце радуги? Ну-ка, попробуй удиви меня.

– Площадь! Ну, ты понимаешь, ту, что я искала со дня нашего приезда. Ту, что, как ты сказал, нет надежды отыскать.

– Необязательно. Я просто указал, что в Париже, должно быть, сотня подобных площадей и твои шансы набрести на ту, что ты ищешь, ничтожно малы.