Характер – здесь Ильга проявила особую тщательность. Не кричащая яркость, не лидерские качества, ценимые в Верхнем Городе, а интроверсия, склонность к одиночеству, умение находить удовлетворение в тишине и сосредоточенности. Застенчивость, переходящая в социальную неловкость – качество, считавшееся почти патологией, требующей коррекции. Но за этой застенчивостью – упрямство, способность идти против течения, не показной нонконформизм, а глубинное нежелание подчиняться бессмысленным правилам.

– Уровень адаптивности к социальному давлению – 3.2, – говорила Ильга, наблюдая, как система предупреждающе мигает оранжевым, обозначая нестандартный параметр. – Принять. Уровень комплаентности – 2.8.

Ещё одно предупреждение. Таких персонажей система считала нестабильными, не вписывающимися в стандартные сценарии. Но создательнице казалось, что именно эти качества делают виртуальных людей по-настоящему интересными, почти реальными.

– Творческий потенциал – 9.9, – это значение вызвало красную вспышку. Система не рекомендовала создавать персонажей с таким высоким творческим потенциалом – они склонны к непредсказуемому поведению, способны генерировать сценарии, не предусмотренные архитекторами Realika.

Ильга помнила колебание в тот момент, лёгкий холодок между лопатками, предчувствие перехода черты. Но любопытство – главный двигатель, главный порок – оказалось сильнее.

– Подтвердить все параметры, – произнесла она, наблюдая, как система запускает процесс компиляции личности – не сбор отдельных черт, а создание сложной, самообучающейся структуры, способной развиваться по собственным законам.

Память сделала странный скачок, и Ильга увидела другой эпизод – первое наблюдение за Романом в Realika. Он сидел перед монитором, который подсвечивал лицо синим светом. Пальцы замерли над клавиатурой в нерешительности. Система зафиксировала его внутренний монолог: "Когда пишешь код, создаёшь маленький мир с твоими правилами. На несколько часов становишься богом, демиургом. А потом выходишь из этого состояния и понимаешь, что ты сам – всего лишь строка кода в чьей-то программе. И это… странно."

Ильга помнила удивление – почти шок. Это было не запрограммированной мыслью, не комбинацией предустановленных фраз, а чем-то новым, возникшим на пересечении заданных алгоритмов, но превосходящим их сложностью и глубиной. Она подалась вперёд в кресле, наблюдая за ним через слои кода и интерфейсов, пытаясь уловить в глазах проблеск, отличающий настоящее сознание от симуляции.

Роман вдруг остановился, поднял взгляд, словно почувствовав наблюдение. Глаза на мгновение встретились с камерой – случайность, совпадение траекторий. Но Ильге показалось, что он смотрит прямо на неё. Система моментально выдала предупреждение: нестандартное поведение объекта, возможный сбой в параметрических ограничениях, рекомендуется откат к предыдущей версии. Но наблюдательница проигнорировала мигающее оповещение. Впервые ощутила странное волнение при контакте с чем-то, чьё существование невозможно полностью объяснить рационально.

Резкий звуковой сигнал системы управления квартирой выдернул Ильгу из глубин воспоминаний.

– Посетитель, – произнёс искусственный голос. – Марша Ковлев, сотрудник отдела системного анализа. Уровень доступа: личный контакт.

Хозяйка моргнула, возвращаясь в настоящее, в идеально упорядоченную квартиру, казавшуюся странно чужой, будто она отвыкла от этой стерильной красоты.

– Впустить, – произнесла Ильга, проводя рукой по волосам, словно стряхивая паутину воспоминаний.

Дверь плавно отъехала в сторону, впуская Маршу – невысокую женщину с преждевременно поседевшими волосами, собранными в небрежный пучок, в простой серой униформе аналитика, неуместной в нерабочее время. В руке была бутылка тёмного стекла – настоящее вино, не синтетический аналог, обычный для Верхнего Города.

– Уф, я думала, ты не ответишь, – произнесла гостья, проходя внутрь и оглядываясь с особенной смесью восхищения и лёгкого неодобрения, с которой всегда смотрела на минималистичную обстановку квартиры Ильги. – Три дня не отвечаешь на сообщения, на работе не появляешься. Я уже хотела вызывать службу безопасности.

Марша остановилась посреди комнаты, резко контрастируя с окружающим пространством. В движениях сквозила естественная неточность, отличающая живых людей от цифровых созданий – могла сделать два шага вместо одного, развернуться неудобно, чуть покачнуться, а потом искать равновесие. На фоне безупречных линий квартиры Марша казалась почти неряшливой, но эта неряшливость вдруг показалась Ильге привлекательной, трогательной.

– У меня был личный проект, – ответила хозяйка, наблюдая, как подруга бесцеремонно ставит бутылку на белоснежную поверхность стола, оставляя едва заметные отпечатки пальцев. – Не хотела отвлекаться.

– Личный проект? – Марша приподняла бровь с наигранным удивлением. – Ты? У которой даже личное время распланировано по минутам? Дай угадаю: что-то связанное с тем очаровательным виртуалом, о котором ты мне рассказывала? Артём, верно?

При упоминании этого имени что-то дрогнуло в лице Ильги – почти незаметное напряжение в уголках глаз, лёгкая бледность, словно кровь на мгновение отхлынула от кожи.

– Артёма больше не существует, – произнесла она ровным голосом, в котором Марша, знавшая её много лет, услышала опасные нотки.

– В каком смысле? – гостья замерла с бутылкой в руках. – Он же был твоим… Не знаю, как это назвать. Партнёром? Проектом? Ты годами работала над ним.

– Он предал меня.

Эти слова прозвучали слишком громко, слишком отчётливо. Система климат-контроля мгновенно среагировала, слегка понизив температуру воздуха, предполагая эмоциональное напряжение хозяйки.

– Предал? – в голосе Марши звучало искреннее недоумение. – Это же виртуал, Ильга. Это программа. Как она может…

– Он выбрал другую, – оборвала подругу Ильга, отворачиваясь к окну, за которым виднелось искусственное море, всегда спокойное, всегда идеально синее. – Какую-то Лейну. – Она скривилась, произнося имя. – Такое же виртуальное существо, созданное алгоритмами Realika. Представляешь? Полгода взаимодействия, расширенный доступ к моим данным, интеграция в домашнюю систему – и всё ради того, чтобы предпочесть другую симуляцию, просто набор строк кода с женским именем.

Марша смотрела на подругу с особой смесью сострадания и беспокойства, возникающей, когда близкий человек погружается в опасное для психики состояние.

– И что ты сделала? – осторожно спросила гостья, уже догадываясь, что ответ не понравится.

– Удалила его, – Ильга произнесла это спокойно, почти буднично, но что-то в тоне заставило Маршу похолодеть. – Не просто стёрла из системы. Я дала ему почувствовать настоящую свободу. Свободу от физической оболочки. От всех ограничений.

Повисла тяжёлая пауза. Марша поставила бутылку на стол с излишней осторожностью, словно боялась резким звуком спровоцировать непоправимое.

– Ты… – начала она, подбирая слова. – Ты причинила ему боль?

– Боль – это нейрохимическая реакция на повреждение тканей, – голос Ильги звучал почти отстранённо, академически сухо. – У виртуалов нет тканей. Есть только эмуляция, симуляция реакций. Я просто позволила ему испытать предельную форму этой симуляции.

Марша молчала, переваривая услышанное. Затем медленно опустилась на ближайшее кресло, которое услужливо трансформировалось под фигуру.

– Ильга, это ненормально, – произнесла она наконец. – Ты же понимаешь? Ты уничтожила виртуала, потому что он… что? Проявил признаки самостоятельности? Выбрал другой объект для взаимодействия?

– Он не просто проявил самостоятельность, – в голосе Ильги впервые прорезались эмоции, пока сдержанные, но достаточно сильные, чтобы вызвать завихрения в голографическом интерфейсе. – Он солгал мне. Сказал, что мне никто больше не нужен, что я особенная, что наша связь выходит за рамки стандартных отношений. А потом я обнаружила его с этой… сервисной программой. Он даже не отрицал. Сказал, что с ней «проще».

Марша покачала головой, не то удивлённая, не то разочарованная.

– Но ты могла просто… забыть его? Пусть бы жил своей виртуальной жизнью. Зачем такая жестокость?

– Я создала его, – в тоне Ильги было что-то почти религиозное, напоминающее фанатичную убеждённость. – И я решала, как ему закончить существование.

Повисла тяжёлая пауза. Марша потянулась к бутылке, открыла её с лёгким хлопком – звук, совершенно чужеродный в стерильном пространстве.

– Налить тебе? – спросила она, явно пытаясь сменить тему. – Настоящее бордо, контрабанда из старых запасов. Нашла у коллекционера из нижних уровней.

Ильга молча кивнула. Взгляд то и дело возвращался к консоли Realika, где на экране всё ещё показывалась комната Романа – тесное пространство с неидеальными предметами, случайными текстурами, живым беспорядком.

– У меня новый проект, – произнесла хозяйка, принимая бокал с тёмно-рубиновой жидкостью. – Более интересный. Потенциально более перспективный.

– Только не говори, что ты создала нового виртуала, – Марша закатила глаза. – Серьёзно, Ильга? Опять всё сначала?

– Не совсем, – подруга сделала глоток вина, позволяя терпкому вкусу заполнить рот, прежде чем продолжить. – Этот уже существовал. Я просто… обнаружила его. Интегрировала в свою систему. Он из Дармовецка, провинциальный программист. Мне интересно его наблюдать.

– Наблюдать? – подруга бросила короткий взгляд на экран, где виднелась сгорбленная фигура молодого человека перед монитором. – Или контролировать?

Ильга не ответила, продолжая пить вино мелкими глотками, словно дегустатор, оценивающий букет.

– Знаешь, – Марша подалась вперёд, понижая голос, хотя в квартире никого кроме них не было, – мне кажется, ты снова влюбляешься.

– Не говори глупостей, – слишком быстро возразила хозяйка. – Это исследовательский интерес. Он делает что-то… необычное со своим кодом. Создаёт структуры, которые не должны быть возможны при ограниченных ресурсах.

– М-м-м, – протянула гостья с лёгкой иронией. – Исследовательский интерес. Поэтому ты три дня не выходишь из квартиры и наблюдаешь за ним двадцать четыре часа в сутки?

– Я наблюдаю не только за ним, – Ильга жестом активировала боковую панель, где появились десятки миниатюрных окон с другими объектами наблюдения. – Вот, например, интересный случай когнитивного диссонанса в секторе Б-7. Или эта модификация стандартного протокола в жилом комплексе «Иридиум».

– Ильга, – Марша отставила бокал и посмотрела на подругу прямо, без тени улыбки, – может быть, тебе стоит найти настоящего человека? С кровью, дыханием, несовершенствами?

Вопрос повис в стерильном воздухе квартиры без ответа. Ильга молча отвернулась к экрану, где Роман, не подозревающий о статусе объекта наблюдения, продолжал работать над кодом, иногда запрокидывая голову, массируя уставшую шею – совершая маленькие, несовершенные человеческие движения, которые невозможно полностью имитировать ни в одной виртуальной системе.

– Ты не понимаешь, – наконец произнесла Ильга, не поворачиваясь к гостье. – Он другой. Он создаёт то, что не должен уметь создавать. Он думает о вещах за пределами программирования. Он… почти настоящий.

– Почти, – эхом отозвалась Марша. – Ключевое слово – почти.

Она поднялась с кресла, подошла к подруге, осторожно положила руку на плечо – жест, редкий в обществе, где физический контакт считался излишним, устаревшим способом коммуникации.

– Просто помни, что по ту сторону экрана… – подруга запнулась, подбирая слова. – Для тебя это условный человек. Ты видишь его эмоции, усталость, когда он трёт глаза. Но ты не чувствуешь боли, когда он ударяется локтем о край стола. Ты можешь наблюдать, изучать, но когда начинаешь ждать вечной преданности – это всё равно что требовать от дождя идти по расписанию.

Ильга слегка напряглась под прикосновением, но не отстранилась. На экране Роман откинулся на спинку стула, потёр покрасневшие от усталости глаза, но снова склонился к монитору, продолжая писать код, словно одержимый.