Теперь обратилась к документам, которые должны были подтвердить существование Елены Световой в материальном мире. Паспорт, созданный ранее, нуждался в физическом воплощении. Ильга активировала протокол синтеза материальных артефактов – одну из самых сложных функций Realika, позволяющую создавать настоящие объекты, а не виртуальные симуляции.

Система запросила подтверждение высшего уровня доступа, и Ильга приложила ладонь к сканеру, позволяя считать не только отпечатки пальцев, но и рисунок капилляров, температурную карту, электрический потенциал кожи. После паузы доступ был предоставлен, и в специальном отсеке консоли начал формироваться настоящий, физический паспорт гражданина Российской Федерации.

Ильга наблюдала за процессом с восхищением. Документ создавался послойно: специальная бумага с защитными волокнами, микротекст, водяные знаки, голографические элементы, машиночитаемая зона – в точном соответствии с действующими стандартами. На фотографии в паспорте было лицо Елены Световой – лицо создательницы, изменённое ровно настолько, чтобы соответствовать легенде, но сохраняющее неуловимое сходство с оригиналом.

Затем последовали другие документы: студенческий билет МИФИ с правильными регистрационными номерами, пропуск в общежитие, банковская карта с реальным счётом, привязанным к финансовой системе. Ильга заметила ещё одну ошибку – в студенческом билете указана другая форма обучения, не соответствующая легенде о переводе. Исправила несоответствие, но внутреннее раздражение от собственных промахов нарастало.

Наконец, перешла к последнему, самому сложному этапу – синтезу физического тела, которое должно стать временной оболочкой для сознания. Ильга активировала протокол биосинтеза, и в центре комнаты возникла полупрозрачная капсула, наполненная мерцающей жидкостью.

– Инициализация процесса биоформирования, – произнесла она, и жидкость внутри капсулы начала структурироваться, формируя сначала скелет, затем мышечную систему, кровеносные сосуды, внутренние органы.

Ильга наблюдала за процессом со странной смесью научного интереса и почти суеверного трепета. Участвовала в разработке технологии, знала каждый аспект на уровне фундаментальных принципов, но испытывала благоговение перед зрелищем рождающегося тела – временного, предназначенного для короткого существования, но полностью функционального, способного вместить сознание.

Система выдала предупреждение: «Обнаружены нестандартные нейронные конфигурации. Рекомендуется корректировка для обеспечения стабильности переноса сознания». Ильга просмотрела данные и отклонила рекомендацию. Эти «нестандартные конфигурации» были именно тем, что делало аватар уникальным, отличало его от шаблонных конструктов для рутинных задач.

– Завершающая интеграция, – скомандовала она, и тело в капсуле полностью сформировалось – обнажённая женская фигура с закрытыми глазами, с чертами лица Елены Световой, неподвижная, но готовая к пробуждению.

Оставался последний шаг – личные вещи, которые должны дополнить образ, сделать его убедительным не только для окружающих, но и для самой Ильги. Активировала синтезатор материальных объектов и начала создавать предметы Елены Световой: рюкзак из прочной ткани, потёртый на углах от долгого использования, несколько книг по программированию с пометками на полях, блокнот с записями лекций почерком, отличающимся от почерка хозяйки сознания, но сохраняющим некоторые характерные черты, механические часы на кожаном ремешке – маленькое семейное наследство, которого никогда не существовало.

Женщина добавляла детали с тщательностью архивариуса, восстанавливающего утраченную эпоху. Каждый предмет имел свою историю, характер, незаметные для посторонних, но важные черты. В карман рюкзака она поместила маленькую серебряную подвеску – копию той, что висела на стене в комнате Романа. Символ, связывающий миры, якорь памяти, который должен напоминать о настоящей цели даже когда сознание будет растворяться в созданной личности.

Наконец, всё было готово. Ильга стояла перед капсулой, глядя на тело, которое должно было стать временным домом. Система пульсировала, ожидая последней команды – инициации переноса сознания.

Она осознавала иррациональность своего поступка. Ведущий специалист Realika, человек, ставивший логику выше эмоций, готова рискнуть всем – карьерой, репутацией, возможно, жизнью – ради встречи с человеком, который не подозревал о её существовании. Это было абсурдно, нелогично и противоречило принципам, которыми руководствовалась годами.

И всё же знала, что сделает это. Потому что впервые за долгое время чувствовала себя живой, настоящей. Потому что за стеклом мониторов увидела то, чего не хватало в идеальном, стерильном мире – уязвимость, несовершенство, подлинность.

– Активировать протокол переноса сознания, – произнесла Ильга, и мир вокруг начал растворяться, превращаясь в поток света и информации, устремлённый к неподвижной фигуре в капсуле.

Последней мыслью перед погружением в темноту было странное ощущение, что не создаёт новую личность, а возвращается к чему-то давно утраченному, словно Елена Светова существовала всегда, задолго до того, как алгоритмы Realika начали формировать её облик.

Московский поезд прибыл на вокзал Дармовецка с опозданием в семнадцать минут. Платформа, потрескавшаяся и местами просевшая, встретила пассажиров запахом мокрого бетона и ржавчины. Среди выходящих людей – усталых, сонных, тянущих за собой потёртые чемоданы – никто не обратил внимания на молодую женщину, появившуюся словно из ниоткуда. Секунду назад её не было на платформе, а в следующий момент она уже стояла там, держа небольшой рюкзак и растерянно оглядываясь, будто новорождённый, впервые увидевший мир.

Ильга почувствовала, как воздух – настоящий воздух, не отфильтрованный системами очистки Северной Башни – ворвался в лёгкие. Это было почти болезненно. Слишком много кислорода, примесей, запахов, микрочастиц. Голова закружилась, колени ослабли. Она схватилась за металлический поручень, удивляясь шершавости и холоду. В симуляциях всё казалось гладким, усреднённым. Здесь же каждый предмет, каждая поверхность были острее, конкретнее, настоящее.

– Девушка, вы выходите или как? – раздражённо буркнул мужчина, стоящий позади.

Ильга вздрогнула от звука человеческого голоса – не синтезированного, не проходящего через фильтры и модуляторы, а живого, с хрипотцой от утреннего недосыпа и искажениями тембра. Кивнула и сделала шаг вперёд, ощущая, как гравитация – чуть более сильная, чем в идеально откалиброванной квартире – тянет тело вниз, заставляя мышцы работать активнее, чем привыкла.

Пять минут просто стояла на краю платформы, позволяя сенсорному опыту накатывать волнами. Вокзал Дармовецка видела десятки раз через камеры наблюдения – серое здание сталинской архитектуры с облупившейся штукатуркой и полустёртыми лозунгами прошлой эпохи. Но видеть и находиться внутри оказалось разными вещами. Звуки отражались от высоких потолков, создавая особую акустику, которую не мог передать ни один микрофон. Запахи – машинного масла, кофе из автомата, сырости от вчерашнего дождя – смешивались в коктейль, который невозможно воссоздать искусственно.

Рука потянулась к карману джинсов, где лежал паспорт на имя Елены Световой. Ильга вынула документ, раскрыла его на странице с фотографией. Лицо на ней – чуть более открытое, чем собственное, с веснушками и неидеальной улыбкой – казалось странно знакомым и одновременно чужим. Провела пальцем по гладкой поверхности пластиковой карточки, по рельефу букв. Это был не голографический документ, не цифровой идентификатор, а физический объект, существующий в пространстве и времени.

– Елена Светова, – прошептала она, и голос прозвучал иначе, чем обычно – мягче, с акцентом на гласных, именно таким, каким его запрограммировала. Но теперь этот голос выходил из собственного горла, создаваемый голосовыми связками.

Она двинулась к выходу из вокзала, стараясь не выдать неуверенности. Тело двигалось исправно, мышцы откликались на команды мозга, но каждый шаг требовал сознательного усилия, вроде того, что испытывает человек, впервые вставший на коньки. В новом теле было больше вибрации, микродвижений, чем в стерильной оболочке обитателя Северной Башни.

Дармовецк встретил Ильгу серым утренним светом, просачивающимся сквозь низкие облака. Привокзальная площадь – разбитый асфальт с лужами, в которых отражалось безрадостное небо, киоск с пирожками, источающий запах дешёвого масла, пара таксистов, курящих у потрёпанных машин. И люди – не идеальные тела, не выверенные образы, а настоящие, мятые жизнью фигуры в несочетающейся одежде, с усталыми глазами и напряжёнными плечами.

Девушка сделала глубокий вдох, пытаясь успокоить сердце, колотившееся быстрее обычного. Раньше система автоматически регулировала бы сердечный ритм, поддерживая в оптимальном диапазоне. Теперь пульс ускорялся от каждого нового впечатления, громкого звука или резкого запаха.

Дорога в институт была знакома наизусть – наблюдала за этим маршрутом сотни раз через системы камер, следя за Романом. Сейчас, шагая по тем же улицам, Ильга узнавала каждый поворот, каждое здание, но всё выглядело иначе – объёмнее, насыщеннее деталями. Невысокие дома хрущёвской постройки, серые и одинаковые, но с мельчайшими отличиями, которые не передавала даже совершенная камера: разные занавески на окнах, спутниковые тарелки под разными углами, сохнущее бельё на балконах.

Проходя мимо старой липы, Ильга остановилась, зачарованная игрой света в листве. В стерильном мире Северной Башни не было настоящих деревьев – только голографические проекции или идеально выращенные в лабораториях экземпляры, лишённые изъянов. Эта липа, с неровной корой и несимметричной кроной, казалась живее, настоящее, чем всё увиденное прежде. Ильга протянула руку и коснулась ствола. Шершавая текстура коры, прохладная и влажная от утреннего тумана, посылала в мозг сигналы, которые не мог симулировать ни один сенсорный интерфейс.

Дорога привела в центр города – оживлённый, с магазинами и кафе, открывающимися для утренних посетителей. Чувства перегружались от обилия информации: звук открываемых роллет, запах свежей выпечки из пекарни, мелькание ярких вывесок и рекламных щитов, голоса прохожих, шум машин. Ильга замедлила шаг, позволяя впитывать этот сенсорный шторм, вместо того чтобы пытаться отфильтровать его, как сделала бы обычно.

В витрине магазина электроники она заметила своё отражение и остановилась, разглядывая с научным любопытством. Елена Светова выглядела моложе, чем настоящая Ильга, но не из-за корректировки возрастных маркеров, а благодаря иному выражению лица – открытому, менее напряжённому. Русые волосы, собранные в небрежный хвост, оставляли несколько прядей свободными, обрамляя лицо мягким ореолом. Кожа не имела фарфоровой безупречности, характерной для обитателей Верхнего Города, – румянец от утренней прохлады, следы усталости под глазами, маленькая родинка у уголка рта, которую Ильга добавила для аутентичности.

Рюкзак за плечами ощущался странно уютным, почти домашним. В нём лежали вещи, созданные специально для этого момента – книги по программированию с загнутыми страницами и карандашными пометками, блокнот с записями лекций, пара энергетических батончиков, бутылка воды, механические часы, завёрнутые в мягкую ткань. Каждый предмет имел вес, текстуру, запах – был реальным в том смысле, в котором не могла быть реальной ни одна симуляция.

Когда здание института появилось на горизонте, сердце Ильги сбилось с ритма. Она видела его тысячи раз через объективы камер, изучала каждый угол, коридор, аудиторию. Но теперь это было не изображение на экране, а материальная конструкция, возвышающаяся перед ней, – четырёхэтажное здание сталинской архитектуры с широким крыльцом и потемневшими от времени колоннами. Окна с деревянными рамами, многие из которых никогда полностью не закрывались, пропуская сквозняки. Выщербленные ступени, ведущие к массивной двери. Надпись "Технический институт", когда-то позолоченная, теперь тусклая, с пятнами окисления.