Ильга всматривалась в это лицо, пытаясь понять, что вызывает сильную, почти физическую неприязнь. Лера была красива понятной красотой – правильные черты, ясные серые глаза, безупречная кожа. Тип внешности, одобряемый социумом, получающий лайки, собирающий восторженные взгляды. В Верхнем Городе таких множество, с лицами, доведёнными до совершенства генной инженерией или косметической хирургией.

– Перемотать вперёд, – скомандовала Ильга. – Фокус на объект "Роман Соколов".

Система переместилась во времени. Роман сидел на подоконнике в пустом коридоре института, глядя на дождь. Лицо выражало усталость и глубокую, тихую печаль. Женщина невольно коснулась экрана, словно могла утешить прикосновением. Пальцы встретили холодную поверхность дисплея, напоминая о границе между мирами.

В этот момент Ильга осознала важное: реакция на унижение Романа не была исследовательским интересом. Не была профессиональным беспокойством создателя о творении. Не была обычной эмпатией. Это было личное, глубокое, болезненно-интимное чувство.

– Анализ психоэмоционального состояния оператора, – произнесла она, удивляясь решению обратиться к системе с таким запросом.

На мониторе появился отчёт: "Зафиксированы признаки сильного эмоционального возбуждения. Учащённое сердцебиение, повышенное давление, изменение паттерна дыхания, микродвижения лицевых мышц, соответствующие выражению гнева, расширение зрачков, изменение голосовых характеристик. Наиболее вероятная интерпретация: защитная реакция в ответ на угрозу значимому объекту. Классификация: эмоциональная привязанность высокой интенсивности с элементами собственнической реакции".

Ильга закрыла глаза. Система назвала это "эмоциональной привязанностью", но девушка знала другое, более точное слово. Слово, которое никогда не использовала по отношению к себе. Слово, означающее уязвимость, слабость, зависимость от другого существа.

Взгляд снова вернулся к экрану, где Роман сидел, глядя на дождь. В этом простом образе было больше подлинной красоты, чем во всех идеальных поверхностях Северной Башни. Красоты несовершенной, хрупкой, уязвимой, но именно поэтому ценной.

Ильга выпрямилась в кресле, отбросив привычную сутулость над консолью. Движения стали резкими, определёнными, словно она приняла важное решение.

– Деактивировать систему, – произнесла она.

Экран погас. В наступившей тишине слышалось только дыхание и тихий гул системы жизнеобеспечения квартиры. Ильга обхватила себя руками, словно защищаясь от холода, хотя температура в помещении оставалась идеальной.

– Что я делаю? – прошептала она в пустоту.

Девушка опустилась на пол рядом с креслом, прислонившись спиной к консоли. Впервые за долгое время Ильга позволила себе просто сидеть, не анализируя, не контролируя, не манипулируя чужими жизнями.

Правда, которую так долго отталкивала, теперь стояла перед ней, обнажённая и неоспоримая: влюбилась. Влюбилась в человека, которого создала сама. В его неловкость, ранимость, тихую стойкость перед лицом ежедневных унижений.

Это чувство не было запрограммировано. Оно родилось само, как цветок пробивается сквозь бетон – вопреки законам вероятности.

Решение пришло не как озарение, а как логичное завершение внутренней борьбы. Ильга осознала его, проснувшись посреди ночи в идеально температурной темноте квартиры, где система жизнеобеспечения создавала оптимальные условия для сна. Она не могла оставаться наблюдателем, смотрящим на Романа через стекло экрана. Граница между мирами, казавшаяся непреодолимой, представлялась лишь тонкой мембраной, которую нужно преодолеть.

– Активировать протокол «Янус», – произнесла в темноту.

Система отозвалась, наполнив комнату приглушённым голубоватым свечением.

Протокол «Янус» был эксклюзивной услугой Realika, доступной лишь избранным. Физическая инкарнация – не просто аватар в виртуальном пространстве, а полноценное воплощение в материальном мире, подключение к реальной физической оболочке по заданным параметрам. Технология на границе возможного, с ценником для привилегированной верхушки VIP-клиентов.

Перед Ильгой развернулся интерфейс, похожий на анатомический атлас эпохи Возрождения, но трёхмерный, с десятками парящих панелей. Коснувшись центрального элемента, пространство наполнилось проекциями, голограммами, схемами нейронных связей, моделями поведенческих паттернов – инструментарием создания новой личности.

– Базовая конфигурация: антропоморфная женская особь, европеоидная, возраст 20-25 лет, – голос звучал ровно, но пальцы, скользящие по виртуальным регуляторам, выдавали напряжение.

Перед ней возникла фигура – пока схематичная, полупрозрачная, обозначенная основными контурами. Универсальный шаблон для наполнения индивидуальностью. Ильга активировала панель детализации, руки начали двигаться в воздухе, словно у скульптора, лепящего из невидимой глины.

Пальцы замерли над панелью управления. Система ждала ввода параметров, но оператор знала точный ответ. Закрыла глаза, вспоминая ощущение своего тела той ночью – как оно двигалось в темноте комнаты Романа, изгибалось под его руками. Дыхание участилось. 168 сантиметров – такой рост был у неё в ту ночь. Не идеальные пропорции золотого сечения, а асимметричные плечи, лёгкая сутулость от долгих часов за компьютером, маленький шрам на левом бедре. Не создавала нового персонажа – воссоздавала себя, женщину, побывавшую в его постели.

Лицо требовало особого внимания. Ильга могла выбрать любой типаж, любую комбинацию черт, создать эталон красоты. Вместо этого пошла иным путём – не идеализация, а узнаваемость, живость, естественность. Овальное лицо с выступающими скулами, нос с небольшой горбинкой, рот с верхней губой тоньше нижней. Русые волосы средней длины, меняющие оттенок при разном освещении. Зеленовато-серые глаза, прикрытые верхними веками, создающие впечатление задумчивости.

Система предложила библиотеку стандартных выражений, но Ильга отмела их движением руки. Загрузила отдельный модуль эмоциональных микровыражений, детализированных до мельчайших движений мышц.

– Анализ объекта «Роман Соколов», выделение эмоциональных триггеров, – скомандовала девушка.

Перед ней развернулась многомерная карта нейронных реакций, собранная за годы наблюдений.

– Синтез оптимальной модели экспрессии для максимального эмоционального отклика.

Система обрабатывала запрос несколько секунд. Лицо аватара ожило, словно пробежала лёгкая рябь, и застыло с новым выражением – не явная улыбка, не открытое дружелюбие, а спокойная сосредоточенность с намёком на понимание, вызывающая у Романа позитивную реакцию.

Ильга всмотрелась в лицо – её и не её одновременно. Достаточно похожее для сохранения преемственности, но с изменениями для легенды.

– Имя: Елена Светова, – произнесла она, активируя модуль биографии. – Студентка МИФИ, факультет кибернетики и информационной безопасности, четвёртый курс. Переведена в Дармовецкий технический институт по программе обмена.

На виртуальной панели появились документы – свидетельство о рождении, паспорт, студенческий билет, зачётная книжка. Ильга настраивала параметры с математической точностью. Дата рождения – 17 апреля, за два года до Романа, чтобы быть немного старше, но не настолько, чтобы создавать дистанцию. Место рождения – Москва, спальный район Чертаново, добавляющий оттенок обыденности, понятный Роману с его происхождением.

Академическая история формировалась строка за строкой: средняя школа с углублённым изучением математики, победы на олимпиадах регионального уровня (но не всероссийского – слишком яркое достижение могло вызвать подозрения), поступление в университет не с максимальным баллом, а с высоким, но достижимым для трудолюбивого студента. Средний балл – 4.7, с несколькими четвёрками по гуманитарным предметам, делающими профиль реалистичным.

– Проекция академической истории, – Ильга активировала новую панель, и развернулась трёхмерная визуализация учебной нагрузки, экзаменов, курсовых работ. Она тщательно проработала каждый семестр, добавляя конкретные названия дисциплин, имена преподавателей, темы рефератов. Системе требовалось несколько минут, чтобы сгенерировать полный набор данных, но Ильга настраивала каждый элемент вручную, словно выписывая партитуру для будущего существования.

Интерфейс выдал предупреждение: «Избыточная детализация. Рекомендуется уменьшить глубину проработки несущественных элементов биографии». Ильга проигнорировала сообщение, продолжая вносить мельчайшие штрихи в историю Елены Световой. Теперь добавляла личные детали – увлечение фотографией в старших классах, год занятий в театральной студии, брошенной из-за нехватки времени, коллекция старых механических часов, унаследованная от деда-инженера.

Система снова предупредила о нецелесообразности такой проработки, но она отключила уведомления резким движением руки. Эти детали могли казаться несущественными для алгоритмов, но для неё оставались принципиально важными – они создавали не функционал, а человечность, индивидуальные особенности, которые невозможно спутать с шаблоном.

– Модуль речевых паттернов, – скомандовала девушка, переходя к следующему этапу.

Перед ней возникла звуковая матрица – трёхмерная конструкция, напоминающая сложное музыкальное произведение, где каждая линия представляла аспект речи: интонация, темп, тембр, эмоциональные модуляции, характерные речевые обороты.

– Базовый речевой профиль: московский нейтральный, образовательный уровень – неоконченное высшее техническое, возрастная группа – 20-25 лет, – Ильга задала параметры, но тут же начала вносить правки, тонкие корректировки в стандартный шаблон.

Небольшой акцент на гласных в безударных позициях – чуть сильнее, чем у типичного москвича, но недостаточно явный, чтобы вызывать вопросы. Привычка растягивать последний слог в вопросительных предложениях. Тенденция понижать голос в конце утвердительных фраз, создающая впечатление уверенности. Эти мелкие особенности, незаметные при случайном общении, формировали узнаваемый речевой почерк.

Ильга запнулась, заметив несоответствие. В профиле академической истории указала изучение французского языка, но в речевой модели не было соответствующих маркеров. Странная небрежность, нехарактерная для обычной методичности. Система не выделила это как ошибку, но она сама почувствовала раздражение от невнимательности.

– Добавить речевые маркеры изучения французского, уровень В1, – внесла корректировку, но механически, уже думая о следующем этапе.

Теперь предстояло интегрировать двигательные паттерны – походку, жесты, микродвижения, создающие впечатление живого человека, а не конструкта. Ильга загрузила стандартную библиотеку движений и начала настраивать параметры: более свободная амплитуда жестикуляции, чем у среднестатистического жителя провинции, но не настолько открытая, чтобы выглядеть вызывающе. Походка с акцентом на правую ногу – не хромота, а едва заметная асимметрия, объяснимая старой спортивной травмой.

Но здесь настигла новая ошибка – забыла внести эту травму в медицинскую историю Елены. Опять несоответствие, нарушение собственных стандартов качества. Ильга остановилась, обнаружив, что рука дрожит над виртуальной консолью. Это было совершенно непохоже на неё – такая небрежность, отсутствие системности.

– Анализ психоэмоционального состояния оператора, – произнесла она, активируя диагностический модуль.

Данные не обрадовали. Повышенный уровень кортизола, учащённое сердцебиение, нарушение паттерна дыхания – признаки стресса, влияющего на когнитивные функции. Система диагностировала: «Эмоциональная нестабильность, влияющая на качество принимаемых решений. Рекомендуется прервать процесс и возобновить после нормализации показателей».

Ильга проигнорировала рекомендацию, хотя в любой другой ситуации последовала бы без колебаний. Не могла остановиться сейчас, когда аватар был почти готов, когда возможность встречи с Романом стала близкой, осязаемой.

– Продолжить, – голос звучал жёстче, чем обычно, словно отдавала приказ не системе, а себе.