– Они давали нам что-то, – продолжила Лиза после паузы, голос обрёл больше силы. – В еде, в воде. Что-то, меняющее мысли, делающее их… пластичными. Сначала ты слышишь слова и не веришь. Потом сомневаешься. А потом просыпаешься утром и понимаешь, что веришь всем сердцем, готов умереть за Осона.

Она отстранилась от Ильи, вытерла слёзы тыльной стороной ладони. Глаза потемнели, в них читалась боль воспоминаний.

– Нефёндр говорил, что невесты – особые сосуды для энергии Осона. Что через нас его сила изливается в мир. Что мы станем матерями нового человечества, – опустила взгляд на руки, словно видя что-то, невидимое остальным. – Но на самом деле он просто использовал нас. Во время ритуалов…

Голос дрогнул, она замолчала, не в силах продолжать. Оксана осторожно взяла за руку.

– Ты не должна об этом говорить, если не хочешь, – сказала тихо. – Я тоже была там. Я знаю.

Между женщинами возникло безмолвное понимание – связь людей, прошедших через один ад.

– Я думала, что это действительно бог, – прошептала Лиза. – Что он даст цель, смысл. Что через меня в мир вернётся свет.

Она посмотрела на Илью с такой болью, что Денис невольно отвёл глаза.

– Но всё время, – продолжила дрожащим голосом, – глубоко внутри был ты. Даже когда я не помнила имени, не узнавала лица – в глубине души знала, что есть человек, которого люблю больше жизни. И теперь понимаю – это был ты. Всегда ты.

Илья стиснул зубы, желваки заходили на скулах. Он изо всех сил сдерживался, чтобы не расплакаться.

– Прости меня, – сказала Лиза, голос звучал тверже, словно признание возвращало силы. – Прости, что не узнала тебя. Что позволила затуманить разум. Что поверила в ложь.

Илья молчал – так долго и напряжённо, что казалось, никогда не заговорит. Потом просто сел рядом, так близко, что плечи соприкасались. Взял руку, поднёс к губам и поцеловал – не романтическим жестом, а как целуют святыню, с благоговением и облегчением.

– Я искал тебя, – сказал наконец. – С того момента, как ты ушла. Каждый день, каждую ночь. Я знал, что ты где-то там, внутри этой оболочки. Знал, что найду.

Он долго и нежно целовал её в лоб, будто ставя печать, скрепляющую обещание.

– Всё позади, – произнёс, глядя прямо в глаза. – Всё это – позади. Главное, что ты вернулась.

В очаге догорали последние поленья, пока тёплый свет смешивался с серым утренним, проникающим через заиндевевшие окна. За стенами шумел просыпающийся лес – шелест ветра в кронах, далёкое постукивание дятла, робкое пение первых птиц, нарушивших зимнее безмолвие. Мир продолжал жить неторопливой жизнью, равнодушный к человеческим страданиям и радостям, историям любви и предательства, борьбе света и тьмы.

В этом равнодушии была странная мудрость – мудрость вечного свидетеля, видевшего рождение и смерть цивилизаций, расцвет и падение империй, приход и уход богов, настоящих и фальшивых. В этой мудрости таилась надежда – на то, что человечество найдёт путь через тьму, что каждая потерянная душа сможет вернуться домой, что свет, настоящий свет, всё ещё существует где-то в конце дороги, кажущейся бесконечной, но длинной ровно настолько, насколько нужно, чтобы измениться в пути.

Утро врывалось в особняк сквозь запылённые окна, высвечивая танцующие пылинки и превращая их в крошечные звёзды, дрейфующие в сумрачном пространстве. Фёдор проснулся первым – годы в полиции выковали привычку встречать рассвет на ногах. Потянувшись, разминая плечи, он взглянул туда, где спала Оксана, свернувшись калачиком под шерстяным одеялом. Даже во сне она сохраняла настороженность – рука на рукояти ножа, тело напряжено, готовое сорваться с места. Шрам от символа Осона на шее в утреннем свете казался почти чёрным – клеймо, которое останется до конца дней, напоминание о пережитом кошмаре.

Остальные ещё спали, кроме профессора, уже сидевшего у огня, подбрасывая в угли свежие поленья. Илья и Лиза лежали, прижавшись – две фигуры, слившиеся под одним одеялом в единый силуэт. Денис с Дашей тоже спали обнявшись, находя в близости защиту от холода внешнего мира.

– Доброе утро, страж порядка, – тихо сказал профессор, заметив пробуждение Фёдора. В голосе слышалась мягкая ирония, без насмешки. – Огонь почти погас, пришлось реанимировать.

Фёдор кивнул и, стряхнув остатки сна, направился к очагу. Присел рядом, протянул руки к пламени. В утреннем холоде тепло ощущалось особенно остро, почти физически – словно можно было собрать его в ладони и положить в карман.

– Как наша пациентка? – спросил он, кивая в сторону Лизы.

– Лихорадка отступила, – ответил профессор, поправляя очки. – Жар спал. Физически восстановится. Что касается ментального состояния… – он помолчал, подбирая слова. – Время покажет. Такие травмы не заживают по расписанию.

В этот момент на другом конце комнаты зашевелилась Оксана. Она приоткрыла глаза не медленно, как человек, неохотно расстающийся со сном, а резко и полностью, как хищник, почуявший опасность. Рука сжалась на рукояти ножа, взгляд быстро обежал помещение, фиксируя положение каждого, оценивая обстановку. И только убедившись в безопасности, позволила себе расслабиться.

– Что за шёпот с утра пораньше? – спросила, поднимаясь и приглаживая растрёпанные волосы.

Фёдор невольно улыбнулся.

– Обсуждаем планы на день, – ответил он, хотя никаких планов с профессором ещё не обсуждал. – Выспалась?

Оксана пожала плечами и подошла к огню, протянув руки. Присела на корточки рядом с профессором, по-прежнему держась поодаль, сохраняя невидимую дистанцию, которую, казалось, выдерживала со всеми.

– Не очень, – призналась она. – Этот дом… слишком мрачен.

Профессор понимающе кивнул, не требуя пояснений. Фёдор хотел спросить, что она имеет в виду, но что-то в её взгляде заставило его промолчать. Вместо этого он поднялся и начал осматриваться, словно ища занятие.

В дальнем конце холла привлекло внимание большое зеркало в тяжёлой раме над маленьким столиком. Пыль и время сделали его почти матовым, но всё же можно было разглядеть отражение. Фёдор подошёл ближе, посмотрел на себя и поморщился – щетина отросла, волосы торчали во все стороны, под глазами залегли тёмные круги. Вид как у бродяги, а не бывшего офицера полиции.

Он достал складной нож, раскрыл и попытался привести себя в порядок – подровнять щетину, пригладить волосы. Действия были нервозными, словно готовился к важной встрече, а не просто наводил марафет в заброшенном особняке. Краем глаза поглядывал в сторону камина, где сидела Оксана, и взгляд смягчался каждый раз, когда замечал, как утренний свет очерчивает её профиль.

– Прихорашиваемся? – негромко спросил проходивший мимо Денис, тоже проснувшийся и направлявшийся к огню.

Фёдор смутился, но быстро нашёлся с ответом:

– Поддержание гигиены необходимо для сохранения дисциплины в отряде, – сказал с напускной серьёзностью. – И, кроме того, – добавил тише, – никогда не знаешь, когда придётся кого-нибудь очаровывать.

Денис усмехнулся, но промолчал, лишь бросил взгляд в сторону Оксаны, показывая, что понимает мотивы. Фёдор сделал вид, что не заметил, и сосредоточенно продолжил бриться.

К очагу подошла Лиза, поддерживаемая Ильёй. Она всё ещё была бледна, но в глазах не осталось следа синеватого свечения – только человеческая усталость и тихая радость от возвращения в реальный мир. Оксана подвинулась, уступая место ближе к огню.

– Как ты? – спросила Лизу, и в этих простых словах было столько понимания, столько невысказанной общей боли, что девушка на мгновение закрыла глаза, справляясь с нахлынувшими эмоциями.

– Лучше, – ответила тихо. – Благодаря вам.

Фёдор, закончив утренний туалет, решил действовать. Он вышел через боковую дверь в заснеженный сад. Снег сверкал на солнце, нетронутый, чистый, словно альбомный лист, ждущий первых штрихов. Осмотревшись, начал искать подарок для Оксаны. Сорвать цветы или найти что-то красивое в зимнем лесу невозможно, но…

Взгляд упал на старое дерево, чья кора, выступающая из-под снега, казалась красноватой в утреннем свете. Он подошёл, достал нож и аккуратно вырезал два кусочка, придав форму сердечек. Потом отломил тонкую веточку и нанизал на неё свои творения, создав примитивный букет.

– Подарок природы, – пробормотал, улыбаясь изобретению. – Простой, но со смыслом.

Когда вернулся, группа уже полностью проснулась и собралась у огня. Даша доставала из рюкзака остатки припасов, готовясь к скромному завтраку. Оксана помогала Лизе устроиться, подкладывая под спину свёрнутую куртку. Фёдор с замиранием сердца направился к ним, держа импровизированный букет.

– Оксана, – начал он, чувствуя, как пересыхает горло, настолько по-детски выглядело то, что он сделал, – я подумал… то есть, нашёл… В общем, это тебе. Сердечки из коры. Подарок природы.

Он протянул веточку с насаженными кусочками коры, но держал слишком крепко от волнения. Сухая кора не выдержала и начала крошиться, осыпаясь мелкими частичками прямо на лицо наклонившейся Оксаны.

– Ой! – вырвалось у неё, когда пыль попала в глаза.

– Прости! – Фёдор в ужасе бросил букет и потянулся к её лицу, пытаясь смахнуть крошки. Но неловкими движениями только размазал их по щекам, превратив лицо в пятнистую маску.

Оксана отпрянула, моргая и пытаясь очистить глаза. Даша поспешила на помощь, протягивая флягу с водой.

– Фёдь, ты как ребёнок, – покачала головой, помогая Оксане умыться.

Профессор с непроницаемым лицом наблюдал за сценой, и только в уголках глаз прятались смешинки. Денис и Илья обменялись понимающими взглядами, но промолчали. Лиза, несмотря на состояние, не сдержала слабую улыбку.

Фёдор стоял красный от смущения, чувствуя себя идиотом. Но он не был бы бывшим начальником уголовного розыска, если бы сдавался после первой неудачи. Отступив, делая вид, что занят другими делами, лихорадочно искал новый способ впечатлить Оксану.

Взгляд упал на дверь, ведущую в гараж или подсобное помещение. Он решительно направился туда и вскоре вернулся, волоча огромную дубовую дверь, снятую с каких-то внутренних помещений.

– Смотрите, что нашёл! – объявил с торжеством, втаскивая трофей в центр комнаты. – Сделаем стол! Не сидеть же на полу. Массив дуба, между прочим. В наши дни за такую целое состояние отдали бы.

Он гордо посмотрел на Оксану, надеясь увидеть восхищение своей находчивостью и силой. Но в этот момент дверь, которую держал вертикально, выскользнула из вспотевших ладоней и с оглушительным грохотом рухнула на мраморный пол. Звук был такой, словно рядом разорвался снаряд. Треск расколовшегося дерева и мрамора разнёсся по особняку, а за стенами испуганно вспорхнула стая птиц с ближайших деревьев.

В наступившей тишине слышалось потрескивание дров в очаге и частое дыхание бывшего полицейского, застывшего над разбитой дверью, словно над трупом противника.

– Фёдор Михайлович, – медленно произнёс профессор, нарушая безмолвие, – позвольте полюбопытствовать, как вы планировали использовать эту дверь в качестве стола? Она без ножек и весит, полагаю, не менее сорока килограммов.

Фёдор открыл рот, потом закрыл, не найдя ответа. Посмотрел на Оксану, изучавшую с непроницаемым выражением трещины на полу.

– Я думал… можно было бы… – он замолчал, чувствуя себя дураком. – В любом случае, – заключил, пытаясь сохранить достоинство, – теперь у нас дрова на несколько дней.

– Или отличный материал для гроба, – едва слышно пробормотал Денис, и Даша легонько ткнула локтем в бок.

Фёдор сделал вид, что не услышал комментария, и начал деловито оттаскивать обломки к стене, изображая, будто именно этого результата добивался. Но гордая осанка и сосредоточенное выражение не скрывали растущего смущения, от которого даже уши покраснели.