И они сели вокруг самодельной печки с дымящейся кастрюлей настоящей еды, в очищенном от кошмаров доме, под крышей, защищавшей от снега и ветра. Семь человек, чудом выживших в мире, ставшем чужим и опасным. Семь осколков прежней жизни, пытающихся сложиться в новую картину – не такую яркую и красивую, как прежняя, но всё же цельную, способную защитить от холода и тьмы.

А внизу, в подвале, в маленькой технической комнате, Нефёндр открыл глаза. Синий огонь в них разгорался ярче, а губы шевелились, беззвучно шепча.

Ужин собрал всех в главном зале у камина. Дверь, которую Фёдор с трудом притащил несколько дней назад и уронил на пол под общий хохот, теперь лежала на двух ящиках, превратившись в стол. Кто-то накрыл её застиранной, но чистой скатертью из бельевого шкафа. На этом столе парили тарелки с дымящейся кашей, стояли открытые банки тушёнки, а в центре даже красовалась вазочка с веточкой можжевельника – попытка добавить красоты в суровый быт.

– Какая роскошь, – пробормотал профессор Самолётов, усаживаясь за стол. – Почти как на научной конференции в Дубне в девяносто седьмом.

Никто не понял отсылки, но все оценили попытку старика внести нотку юмора. Расселись вокруг – кто на стульях, кто на перевёрнутых вёдрах. На миг воцарилась неловкая тишина – никто не знал, как начать трапезу. В старом мире были ритуалы: «Приятного аппетита», тосты, молитвы перед едой. Теперь же, в пограничном состоянии между выживанием и жизнью, прежние формальности казались неуместными, а новых ещё не создали.

– За нас, – просто произнёс Денис, поднимая кружку с кипятком. – За то, что мы всё ещё здесь.

Это прозвучало идеально. Без пафоса, лишних слов, но с глубоким чувством. Чокнулись кружками и принялись за еду.

Каша была обычной гречкой, разваренной до состояния, когда крупинки теряли форму, сливаясь в единую массу. Тушёнка – стандартной, с особым вкусом консервированного мяса, неповторимым ни с чем. Но здесь и сейчас эта пища казалась невероятно вкусной – не из-за ингредиентов или мастерства, а из-за контекста. Горячая еда после холода, сытость после голода, безопасность после опасности – всё придавало простой пище вкус роскошного пира.

– Кстати, о тех, кто ещё здесь, – Даша отложила ложку и посмотрела на Фёдора. – Что будем делать с нашим гостем в подвале? С Нефёндром.

Имя упало в разговор тяжёлым камнем, разбивая уютную атмосферу. Все вспомнили о связанном пленнике в технической комнате подвала. О человеке, вчера казавшемся воплощением зла, а теперь представлявшем проблему, требующую решения.

– Сначала допросим, – ответил Фёдор, оторвавшись от еды. – Он может знать больше о погашах, чем мы. И об Осоне.

– А ты знал его раньше? До всего этого? – осторожно спросила Оксана, коснувшись шрама на шее.

Фёдор помедлил, отставил тарелку и обвёл взглядом присутствующих. В глазах читалась тяжесть воспоминаний.

– Да, – сказал наконец. – Знал. И очень хорошо.

Выпрямился, словно собираясь с силами, подбирая слова. Огонь камина отбрасывал на лицо рваные тени, делая черты резче, старше.

– Его настоящее имя – Ефим Кротов, – начал Фёдор голосом полицейского, зачитывающего материалы дела. – Кличка – Феня. До блэкаута был известной фигурой в криминальных кругах Яхромы и окрестностей. Я трижды сажал его, и трижды он выходил и начинал сначала.

Все слушали напряжённо. Даже профессор отложил блокнот, впервые не делая записей, а полностью сосредоточившись на рассказчике.

– В первый раз взял его на мошенничестве, – продолжил Фёдор. – Простая, но прибыльная схема: скупал угнанные автомобили, перебивал номера и продавал доверчивым гражданам. Бумаги всегда были безупречны – фальшивые, но комар носа не подточит. Люди радовались покупке машины с «историей» по дешёвке, а потом, когда транспорт арестовывали как угнанный, оставались без денег и средства передвижения.

Фёдор отхлебнул воды. По лицу скользнула тень усмешки, но без радости – как у человека, вспоминающего не лучшие времена.

– Семь лет получил, вышел через три за примерное поведение. Характер всегда имел скользкий – умел убедить кого угодно, что белое – это чёрное. Психолог в тюрьме писал в отчётах об исключительных навыках манипуляции. Наверное, эту способность использовал, чтобы создать Осона из воздуха. Придумал несуществующего бога и заставил всех поверить.

Фёдор помолчал, глядя в огонь, словно видел там продолжение истории.

– После первой отсидки сменил профиль. Открыл сначала массажный салон, потом ещё один, ещё… Всё легально с виду, налоги платил. Но я знал, что происходит на самом деле. Девушки, в основном из стран бывшего Союза, приезжали по объявлениям о работе официантками, уборщицами. На границе их встречали люди Нефёндра, забирали паспорта якобы для оформления документов и селили в общежитие при салонах. А там начиналась обработка: долги за дорогу, жильё, еду… И предложение «отработать» их особыми услугами.

– Бордель, – тихо произнесла Оксана с застывшим лицом.

– Именно, – кивнул Фёдор. – Но не просто бордель, а настоящее рабство. Девушек, отказывавшихся, избивали, насиловали, ломали психологически. Тех, кто пытался сбежать, калечили для устрашения остальных. Целая система. Два года собирали доказательства, наконец накрыли все точки одновременно. Двадцать семь девушек освободили, многие уже не считались психически здоровыми.

Даша машинально придвинулась к Денису, сплетя пальцы с его в поисках поддержки. Лиза, побледнев ещё сильнее, опустила взгляд в тарелку.

– Нефёндр получил десять лет за сутенёрство, организацию борделя, незаконное удержание людей. Вышел через шесть, снова за примерное поведение. К этому моменту меня назначили начальником уголовного розыска Яхромы. Думал, повышение принесёт больше спокойствия.

Фёдор горько усмехнулся, вспоминая наивность.

– Он сам нашёл меня. Пришёл в участок, холёный, в костюме, с улыбкой: «Здравствуйте, Фёдор Михайлович, давно не виделись». Сказал, что завязал с криминалом, теперь честный бизнесмен, грузоперевозки. Действительно организовал фирму, всё по закону. Но я чувствовал – неспроста этот визит. Начал копать. И точно: под прикрытием грузоперевозок наладил канал поставки живого товара в Турцию. Девушек вывозили в контейнерах, держали в подвалах и продавали в бордели Стамбула.

– Чудовище, – прошептала Даша.

– Именно. Но хитрое, – Фёдор постукивал пальцами по колену, отбивая ритм мыслей. – Доказательств собрали мало, но хватило на восемь лет. Вышел через пять. И тут случился блэкаут. Буквально через месяц после освобождения – бац, и света нет. А у такого, как Нефёндр, нюх на ситуации, когда можно нажиться на чужом горе. Вот и организовал культ. И снова то же самое – девушки, рабство, насилие. Только вместо борделя – храм, а вместо сутенёров – служители культа.

Воцарилась тяжёлая тишина. Огонь в камине словно горел тише, пригибаясь под тяжестью услышанного. Лиза обхватила себя руками, защищаясь от невидимого холода.

– Неудивительно, что ты сразу узнал его там, в молельном зале, – заметил Денис, обращаясь к Фёдору. – Старые знакомые, так сказать.

– Да, и он тоже меня узнал, – Фёдор потёр шрам на подбородке. – Видел, как дёрнулся? Но виду не подал, конечно. Слишком большая аудитория, много свидетелей. Но теперь, когда он в наших руках…

Не закончил фразу, но все поняли невысказанное: теперь с Нефёндром можно поквитаться. За всех девушек, за Лизу, за Оксану, за всех жертв его манипуляций.

– Что предлагаете с ним делать? – спросил профессор, поправляя очки. – С юридической точки зрения, мы не вправе быть судьями, но с практической… закона больше нет. Полиции тоже.

– Допросить и решить, – твёрдо сказал Денис. – Он может знать что-то важное об Осоне, о погашах. Если информация поможет нам выжить – это одно. Если просто психопат, использовавший хаос для своих целей, – совсем другое.

– Поговорю с ним утром, – кивнул Фёдор. – Один на один. Я знаю, как с такими разговаривать.

Оксана подняла взгляд:

– Хочу присутствовать, – произнесла тихо, но решительно. – Имею право знать, почему он делал то, что делал. Почему превращал нас в рабынь. В… «невест Осона».

Фёдор посмотрел долгим взглядом, затем медленно кивнул:

– Хорошо. Но за дверью. Если что-то пойдёт не так, если попытается давить на психику, как умеет… не хочу, чтобы ты снова оказалась под его влиянием.

Оксана не спорила. Понимала риск – Нефёндр был мастером манипуляций. И всё же потребность узнать, понять, поставить точку в этой главе жизни оказалась сильнее страха.

Пламя камина отражалось в глазах девушки, превращая их в два тёмных озера с танцующими огоньками. Сидела в стороне от остальных, обхватив колени, и наблюдала за Фёдором, подбрасывающим дрова в огонь с сосредоточенностью алхимика. Его уверенные движения завораживали, пробуждая давно забытое, утраченное в тёмных коридорах храма Осона. Желание. Не искусственное, навязанное культом, а настоящее, рождённое из простых чувств: благодарности, восхищения и проснувшейся нежности.

Разговор после ужина постепенно угасал, как пламя без кислорода. Сытость и тепло сделали своё дело – глаза слипались, тела наливались приятной тяжестью. Илья и Лиза устроились у камина, поделив одно одеяло. Профессор задремал в кресле, седая голова покачивалась в такт дыханию. Денис и Даша шёпотом обсуждали что-то в углу, их силуэты сливались в полумраке.

Решение пришло к Оксане внезапно, как приходят все важные решения – словно щелчок переключателя внутри. Расправила плечи, поднялась и направилась к бывшему полицейскому. Сердце билось чаще обычного, но страха не ощущала – только странное спокойствие, будто нашла ключ к непокорному замку.

– Федя, – остановилась рядом, коснувшись плеча. – Будь другом, помоги мне.

Тот поднял голову, вопросительно взглянув. Языки пламени отражались в глазах, делая их янтарными, почти прозрачными.

– Я сегодня буду спать в спальне наверху, – продолжила Оксана, и что-то в голосе, какая-то новая нотка, заставила Фёдора напрячься, как струну. – Ты растопишь там камин?

Он откашлялся, скрывая смущение.

– Конечно, – ответил, поднимаясь. – Дрова есть?

– Найдём, – просто сказала Оксана, и два слова прозвучали обещанием чего-то большего, чем поиск топлива.

Денис бросил взгляд в их сторону и толкнул Дашу локтем. Та повернулась, увидела пару, направляющуюся к лестнице, и улыбнулась понимающе. Оксана перехватила взгляд и пожала плечами, будто говоря: «А что такого?» Но в глазах плясали те же огоньки, что в пламени – яркие, живые.

Лиза, дремавшая на плече Ильи, приподняла голову, проводив их долгим взглядом. На губах мелькнула тень улыбки – первая настоящая с момента освобождения из храма Осона. Профессор приоткрыл глаз и, заметив удаляющуюся пару, снова сомкнул веки, но на лице застыло выражение мудрого понимания – словно знал, что именно из моментов человеческого тепла соткана истинная жизнь, даже посреди апокалипсиса.

А Фёдор ничего не замечал. Поднимался по лестнице следом, думая лишь о правильной растопке камина, чтобы не повторить недавний конфуз с дымом. Мысли оставались практичными – о тяге, сухости дров, продолжительности огня. И ни одна не касалась истинной причины приглашения.

Хозяйская спальня на втором этаже оказалась просторным помещением с высоким потолком и большими окнами, занавешенными тяжёлыми портьерами. Огромная кровать с резным изголовьем занимала центр, словно корабль в гавани. Туалетный столик с треснувшим зеркалом, платяной шкаф с приоткрытой дверцей, несколько кресел, обитых потускневшим бархатом – всё говорило о былой роскоши и нынешнем запустении. Камин располагался напротив кровати – большой, облицованный тёмным мрамором, с чугунной решёткой.

Оксана зажгла найденную свечу, поставив на прикроватный столик. Свет был неярким, но достаточным, чтобы не спотыкаться. Фёдор направился к камину, осмотрел с видом знатока.

– Вроде не забит, – пробормотал, заглядывая в тёмное жерло. – Дымоход чистый, тяга должна быть хорошей.