«Любой фрагмент можно вырезать», – бесстрастно подтвердил Хронофаг. – «Вопрос в том, останется ли что-нибудь вместо».

С краю поля зрения что-то вспыхнуло.

На стене дома, который раньше был офисом какого-то банка, теперь пустовал, выделяясь грязной штукатуркой среди стекла, на мгновение проступил знакомый знак.

Спираль.

Симпатичная такая, современная, изначально придуманная дизайнерским отделом, чтобы символизировать «честный ход времени».

Под ней – полустёртая надпись:

ХРОНОС.

Он моргнул – знак исчез.

На его месте – облезлые буквы «АРЕНДА».

В другом квадратике, чуть правее, логотип успел задержаться на секунду дольше, словно там его ещё не стерли. В третьем – спираль была нарисована рукой, криво, маркером.

«Корпорация "Хронос" не существует», – вспомнил Мартин официальный формулировки, которые несут теперь все справочники. – «Была ликвидирована, материалы переданы…»

Только спираль упрямо всплывала – на старых квитанциях, в снах, на стенах, где её никто не рисовал.

И здесь, на площади, среди квадратов сломанного дня, она тоже нашла себе место.

Он стоял в самом центре, глядя, как город без стрелок пытается жить, не имея ни одного честного «потом».

И знал: это только начало.

Он стоял в центре квадратно рассыпающейся площади и вдруг очень отчётливо понял: здесь всё действительно крутится вокруг него. Не в метафорическом смысле – в прямом.

Там, где он был, сетка держалась плотнее.

По краям поля зрения клетки ещё как-то пытались слепаться в привычную картинку: люди шли почти целиком, деревья почти совпадали сами с собой, витрины не слишком рябили. Но чем ближе к нему, тем мельче становились квадраты, тем сильнее заметна была рваная монтажная линия.

В двух метрах слева мужчина тянулся за упавшей перчаткой – и его движение распалось на десяток маленьких окон: в одном он ещё только сгибает колено, в другом уже выпрямляется, в третьем рука пустая, в четвёртом перчатка всё ещё лежит.

– Дядя, вы картинку ломаете, – сказал детский голос.

Мартин обернулся.

На краю одного из относительно цельных участков стоял мальчишка лет восьми с телефоном. На экране – площадь, но ещё более дробная, чем в реальности: алгоритм съёмки пытался «выравнивать» происходящее, и от этого всё становилось хуже.

– Это не я, – автоматически сказал Мартин.

– А кто? – искренне удивился ребёнок.

Он ткнул пальцем в экран.

– Вот, смотрите: там всё нормально, – он провёл пальцем по дальним домам, где клетки были крупнее. – А как вы заходите, – палец сместился в центр, – оно начинает резаться.

Телефон показывал, как вокруг чёрной фигурки в пальто – его – плотность сетки действительно возрастает. Кусочки времени мельчали, как пиксели на старом экране, который решили растянуть до невозможности.

– У тебя просто фильтр глючит, – пробормотал Мартин, хотя прекрасно понимал, что дело не в фильтре.

– У всех нормально, – уверенно возразил мальчик. – Только вы так делаете.

Слово «делаете» прозвучало как обвинение, хотя в нём было больше любопытства.

Где-то на краю площади завизжали тормоза – то ли машины, то ли трамвая. В одном квадрате звук пришёл раньше, чем движение; в другом – наоборот, металл ещё не заскрипел, а лица уже сморщились от ожидаемой боли.

Над площадью мигнул большой экран.

Ролик «о естественном процессе адаптации» оборвался. Появился строгий текст, голос за кадром постарался звучать уверенно:

– Городская служба синхронизации сообщает: фиксируются временные нарушения визуализации. Отображение времени на часах и носимых устройствах может временно демонстрировать единое контрольное значение.

00:41 вспыхнуло на весь экран, ровно, красиво, как логотип бренда.

– Это не влияет на фактическую протяжённость вашей жизни, – успокоительно продолжил голос. – Просим сохранять спокойствие и следовать текущему распорядку дня.

– Какому ещё распорядку? – фыркнула женщина у фонтана, не снимая рук с ушей. – У нас утро, обед и ночь одновременно.

Кто-то рядом нервно хихикнул.

Экран снова мигнул.

На долю секунды между двумя строками текста прорезалась знакомая спираль.

Небольшой логотип, когда-то отточенный дизайнерским отделом до идеальной симметрии.

ХРОНОС, – проступило под ним, очевидно, из какого-то старого слоя.

А потом – практически сразу – поверх легла аккуратная надпись:

ДЕПАРТАМЕНТ ГОРОДСКОЙ ИНФРАСТРУКТУРЫ.

Спираль втянуло внутрь, как будто её засосало под плёнку официального брендинга.

«Корпорация "Хронос" не существует», – напомнил внутренний голос, цитируя новую реальность.

– Конечно, – сказал Мартин сквозь зубы. – Её логотип просто забыл об этом.

«Логотипы вообще плохо умеют забывать», – заметил Хронофаг.

Он почувствовал, что ещё немного этого квадратно-потокового ада – и его желудок решит выселиться.

– Мне нужно уйти отсюда, – коротко сказал он.

«От себя уйти сложнее», – сообщил кто-то внутри.

Но ноги уже сами повели его к трамвайной остановке – тому редкому виду транспорта, где до сих пор сохранялась иллюзия линейного движения: рельсы, вперёд-назад, всё честно.

Трамвай подкатил старый, красно-белый, с ободранной краской. На бегущей строке вместо номера маршрута мигало то «90», то «09», то всё те же знакомые цифры.

00:41.

Двери открылись с запозданием, как будто тоже распались на квадраты и собирались обратно.

Внутри было почти спокойно. Старая женщина дремала, вцепившись в сетку, подросток в капюшоне листал ленту – экран у него в руках тоже пытался обновлять время, но каждый раз возвращался к единственной минуте.

У окна сидел мужчина в плаще и рассматривал карманные часы. Настоящие, тяжёлые, с крышкой, украшенной стёртым узором. Такие обычно передают в семьях как реликвию, пережившую три войны и смену нескольких режимов.

– Хоть ты держись, – шептал он им.

Мартин сел напротив, машинально.

Часы тикали, как и те, утренние, у него в квартире.

– Извините, – не удержался Мартин, – показывают?

Мужчина поднял глаза, недоверчивые, но живые.

– В отличие от этих ваших… – он кивнул куда-то в сторону электронного табло над дверью, – да.

Он щёлкнул крышкой и развернул циферблат к Мартину.

00:41.

Стрелки дрожали.

Минуточная пыталась пройти дальше, но что-то, как и в подъезде, держало её на месте. Тиканье было, как удар о пружину, которой не дают распрямиться.

– Всю жизнь шли как надо, – сказал мужчина. – Деду служили, отцу… А вчера ночью – раз, и встали.

– Встали у всех, – отозвалась женщина через проход, не открывая глаз.

– У ваших железок – пусть встают, – упрямо сказал он. – А это…

Он замолчал.

Стрелка вдруг дёрнулась и пошла.

Не вперёд.

По кругу.

Сначала медленно, словно проверяя, можно ли вообще двигаться. Потом быстрее, быстрее – и через пару секунд уже закрутилась так, что циферблат превратился в молочную кашу.

Тиканье превратилось в непрерывный, тонкий писк.

– Что вы сделали? – выдохнул мужчина, уставившись на Мартина.

– Ничего, – честно ответил тот.

«Ты просто сел напротив», – сказал внутри кто-то.

Мужчина поспешно захлопнул крышку, прижал часы к груди, как ребёнка.

– От вас всё ломается, – тихо сказал он.

Слова прозвучали не со злобой – с растерянностью. Как будто он констатировал диагноз, а не обвинял.

Мартин отвёл взгляд.

В самом деле: чем ближе он подбирался к любому механизму измерения, тем быстрее тот сходил с ума.

Когда он выходил на следующей остановке, трамвай вздрогнул – и на мгновение весь салон тоже рассыпался на квадраты. Люди обернулись, кто-то ругнулся, кто-то схватился за поручень.

«Локализованный сбой», – без интонации заметил Хронофаг.

Он спрыгнул на тротуар и, сам не зная зачем, свернул в переулок, где когда-то находилась мастерская, в которую его отец носил чинить свои первые часы.

Мастерская была на месте.

Вывеска «РЕМОНТ ЧАСОВ» выгорела, буквы «Р» и «Ч» почти отвалились, оставив честное «ЕМОНТ АСОВ». В витрине – десятки стрелок, циферблатов, браслетов, механических монстров, лежащих кучами.

Он толкнул дверь.

Звонок над головой дернулся, издал жалобное «дз…» и замер.

Внутри пахло металлом, маслом и пылью – запахи, которые не подчинялись никакому Синхрону.

За стойкой сидел мастер.

Его возраст менялся ступенчато – как ступени поколений: то ему за шестьдесят, с седой щетиной и густыми бровями, то под сорок, с тёмными волосами и ясными глазами, то вообще – едва за двадцать, с тонкими пальцами, чуть дрожащими не от старости, а от усердия.

Все трое стирались друг с другом, как плохо переложенные кадры.

– Закрыто, – не поднимая головы, сказал он.

– Табличка говорит «открыто», – заметил Мартин.

– Табличка живёт в прошлом, – устало ответил мастер.

Он поднял голову – в ту версию возраста, где морщин уже много, но взгляд ещё не выгорел окончательно.

– Что у вас?

Мартин на секунду подумал: «С собой – город». Но вместо этого сказал:

– Скажем так… диагностический интерес. Часы, которые ломаются, – это нормально?

Мастер хмыкнул.

– В городе, где время крошат как хлеб, – он кивнул куда-то в сторону улицы, – всё, что считает, ломается. Особенно если это редкое животное «стрелка».

Он постучал ногтем по стеклу ближайшего будильника.

Тот показал 00:41 и обиженно дрогнул.

– Последние недели носят пачками, – продолжил мастер. – Говорят: «Сделайте, чтобы опять шло вперёд».

– А вы?

– А я что? – он пожал плечами. – Механизм живой. Пружины целы, шестерёнки ворчат, как должны. Только стрелка…

Он взял одни наручные часы со стола, снял стекло, ткнул пинцетом в тонкую железную полоску.

– …стрелка не держит направление, – сказал он. – Как будто память у неё теперь на одну минуту.

00:41 стояло на циферблате, даже без стекла.

– Я их перевожу – они возвращаются, – продолжал мастер. – Я им пружину меняю – им всё равно.

– Болезнь? – спросил Мартин.

– Привычка, – вздохнул тот. – Город привык к одной секунде.

Он говорил странно: не как инженер, не как философ; как человек, которого попросили объяснить простыми словами то, что не объясняется.

Мартин перевёл взгляд на стену.

Там висел старый настенный календарь – тот, бумажный, с отрывными листами. Год на нём был давно просрочен, месяц – какой-то май, число – десятое.

Поверх календаря кто-то наклеил буклет «Городской банк – ваши честные сбережения», а поверх буклета – листок с надписью «Мастерская не участвует в программах Синхрона».

Из-под всех этих бумажных слоёв просвечивало знакомое.

Спираль.

Логотип «Хронос Индастриз».

В самом начале, до ребрендингов и ликвидаций, они печатали рекламные календари для партнёров. Видно, один такой попал в мастерскую.

– Старьё, – поморщился мастер, заметив, куда смотрит Мартин. – Хотел выбросить, а рука не поднялась.

– Почему?

– Потому что удобно, – честно ответил тот. – Сзади гвоздик хорошо сидит.

Он ухмыльнулся – и в этом было столько бытового здравого смысла, что Мартин подался вперёд.

– Вы помните, когда «Хронос» официально… – он поискал слово, – исчез?

Мастер фыркнул.

– Официально? – он поднял бровь. – Газета сказала – «ликвидирован». Бумаги переслали. Логотипы сняли.

Он достал из ящика старую квитанцию за свет – потрёпанную, с выцветшими цифрами.

В верхнем углу – маленькая спираль и мелкий текст: «обработка временных данных – партнёр Хронос Индастриз».

– А потом вот, – продолжил мастер. – Приходит новая квитанция. Без спирали. Но счёт всё равно бьёт кто-то дальше.

– Вы видите логотипы? – тихо спросил Мартин.

– Если давно живёшь, – пожал плечами тот, – ты везде видишь, кто тебе когда на шею сел.