Он встал, подошёл к стене. Часы казались вполне материальными: рамка из дешёвого пластика, стекло, под ним – знакомое деление на двенадцать с цифрами, от которых мир так старательно отучал людей, заменяя их полосками прогресса и мягкими индикаторами «ложитесь спать».

00:41.

В первой книге его жизни – тогда ещё казалось, что она одна – он впервые увидел эту цифру на табло в квартире жертвы. Когда время вокруг уже начинало сбоить, но ещё делало вид, что просто устало. 00:41. Ночь, в которую что-то пошло не так.

Тогда стрелки тоже стояли.

Часы на стене чуть дрогнули.

На секунду ему показалось, что минутная стрелка дернулась вперёд. Но нет: звук тикания шёл, а изображение оставалось замороженным, как плохая заставка.

Он протянул руку и снял часы со стены.

На обратной стороне не было ни крепления, ни батарейки. Вообще ничего – гладкий пластик, как у дешёвой игрушки.

Тиканье при этом продолжало идти – теперь уже ниоткуда.

– Ладно, – сказал он, вздохнув. – Вариант: галлюцинации. Вариант: шутка Синхрона. Вариант: плохое утро.

«Вариант: петля решила напомнить о себе эстетически», – подсказал внутренний голос, похожий на Хроноса, но чуть ехиднее.

Он положил часы на стол.

00:41.

Телефон в кармане ожил – с опозданием, как всегда.

На экране время тоже было 00:41. В статусной строке мелькнуло: «Синхронизация временных меток приостановлена. Попробуйте позже».

– Уже пробую, – буркнул Мартин.

Календарь показывал три разных даты одновременно, календарь вообще уже давно жил собственным жизненным циклом. Но раньше хоть цифры часов менялись.

Сейчас нет.

Он сходил на кухню, включил воду, бросил растворимый кофе в кружку. Тиканье следовало за ним, как звук, который уже не привязан к источнику.

На кухне тоже были часы – встроенные в плиту, в микроволновку, на маленьком дисплее холодильника.

Все они показывали одно и то же.

00:41.

На микроволновке цифры чуть мигали, как при сбое питания. Плита выдавала поверх времени честное: «ERR».

– Опять авария в узле? – спросил он у пустого воздуха.

«Это не авария», – отозвался Хронофаг. – «Это симптом».

– Чего?

«Отсутствия направления».

– У нас его давно нет.

«Раньше его называли иначе и хотя бы делали вид», – напомнил тот.

Он допил кофе. Горячий, горький – благодарно реальный, без метафизики.

В ванной зеркальный шкафчик отразил его лицо в трёх вариантах – чуть моложе, нынешнем и на пару десятилетий старше. У каждого на запотевшем стекле тонкой полоской проступало одно и то же время.

00:41, словно кто-то писал цифры пальцем изнутри.

– Если это новая маркетинговая кампания, – сказал он в никуда, вытирая зеркало, – то у вас очень странное чувство юмора.

Надписей не стало, но ощущение того, что цифра висит в воздухе, не исчезло.

Он оделся и вышел.

На площадке, прямо напротив лифта, некогда висели большие, квадратные часы – жильцы сбрасывались на них, когда дом был новым. Сейчас циферблат был утыкан трещинами, стрелки давно сломаны.

Сегодня они стояли идеально ровно.

00:41.

Только вместо привычного тикания слышалось тонкое, нервное дребезжание – как если бы механизм пытался сдвинуть стрелки, но что-то держало их, не давая сделать ни шага.

Соседка с пятого – низенькая, в халате и с вечным платком на голове – стояла, задрав голову, и смотрела на этот немой спектакль.

– Опять сломались, – констатировала она, заметив Мартина. – Я уже два дня под них не встаю.

– А раньше вставали? – уточнил он.

– Конечно, – обиделась она. – Они всегда правильно показывали, даже когда всё остальное скакало. А теперь…

Она пожала плечами.

– Пошли, что ли, вместе с вашим этим… – она поискала слово, – Синхроном.

Слово «Синхрон» она произнесла так, будто говорила о разводе какой-то дальней родственницы: в тоне – усталое «ну да, оно есть».

– Сейчас они хоть одинаково сломаны, – заметил Мартин.

– Да толку, – буркнула она. – Везде одно и то же.

Она показала на свою дверь.

На ней, рядом с глазком, кто-то когда-то приклеил маленький электронный модуль – «бытовой помощник», который должен был напоминать о лекарствах и мусоре.

Модуль теперь светился тускло-зелёным и показывал, угадайте, что.

00:41.

«Системная шутка, – сказал внутри голос Хроноса. – Общее время города застряло в одной минуте, только никто об этом не договорился».

– Хватит комментировать, – попросил Мартин.

«Это не я», – отозвался Хронофаг.

И действительно, фон, к которому он привык, сегодня был другим. Не интенсивнее – качественно иным. Как будто сеть тоже перестала верить своим часам и теперь слушала, как тикают чужие.

На улице было «днём».

Он уже перестал ориентироваться в привычных категориях, но свет был дневной – в смысле привычки к нему. Люди выглядели «днём» занятыми: кто-то куда-то шёл, кто-то нёс пакеты, кто-то спорил по телефону о чём-то срочном.

Только срочность теперь была без опоры.

Напротив подъезда стоял мужчина в форме курьера, с коробкой в руках. Он раз двадцать посмотрел на наручные часы, вздыхал и всё равно не мог решиться зайти.

Мартин инстинктивно отметил: хорошие ботинки, дешёвая куртка, уставшее лицо.

На запястье курьера было два устройства.

Механические часы – круглые, со стрелками.

И электронный браслет, выданный корпорацией когда-то всем, кто участвовал в распределении времени: он показывал остаток лет, месяцев, часов, был привязан к сети Синхрона и служил пропуском во все места, где решалось, кому чего добавить или отнять.

Сейчас оба циферблата были синхронны.

00:41.

Только на механике стрелки стояли, а на браслете числа бешено мигали, пытаясь перескочить дальше – 00:42, 00:43 – но каждый раз отскакивали обратно, как от стенки.

– Проблемы с доставкой? – спросил Мартин, проходя мимо.

– С дедлайном, – ответил тот мрачно. – Он не наступает.

Он поднял руку, показывая браслет.

– Я должен был сдать этот заказ «до сорока одной», – объяснил. – И вот…

Он махнул коробкой в сторону, где в старом мире располагался бы офис или магазин, принимающий посылки. Сейчас там был стеклянный фасад с переливающимся логотипом «Центр распределения».

– …я всё никак не дойду, – закончил курьер.

– В смысле? – не понял Мартин.

– В прямом, – тот пожал плечами. – Иду, иду – и всё время оказываюсь или здесь, или вон там.

Он показал на противоположную сторону улицы, где совершенно спокойным видом размещался киоск с шаурмой.

– А между… – курьер развёл руками. – Между нету.

Мартин проследил его маршрут взглядом.

Слева – ступеньки, ведущие к павильону центра. Справа – киоск, лавочка, урна. Пространство между ними не исчезало, дома на заднем плане стояли, тротуар не рвался. Но было в этой полосе что-то скользкое: когда смотришь – есть, когда делаешь шаг – как будто уменьшается.

«Фокус с монтажом», – сухо прокомментировал внутренний следователь в нём.

– Попробуйте пойти задом наперёд, – зачем-то сказал он вслух.

Курьер посмотрел на него с выражением «ещё один умник», но всё же повернулся и сделал пару шагов спиной.

Получилось.

Он прошёл, не замедлившись, достиг ступенек, обернулся и посмотрел на браслет.

Тот по-прежнему показывал 00:41.

Курьер выругался и, не дожидаясь, пока мир передумает, рванул внутрь.

Мартин продолжил путь.

Чем дальше он шёл, тем чаще заметил: часы в городе не просто ломались – они собирались в хоровод.

На витрине аптечного пункта электронный табло «Мы открыты до…» показывал 00:41 и «ежедневно».

В окне соседнего дома ребёнок водил пальцем по деревянному циферблату – то ли игрушка, то ли учебное пособие – и, как ни крутил стрелку, та всё равно возвращалась к верхнему делению.

На остановке старая, ещё советская, железная конструкция с круглым циферблатом замерла на той же минуте.

00:41.

Только на башне бывшей ратуши, где раньше были старые городские часы, стрелки крутились наоборот: безостановочно, бешеным кругом, не задерживаясь ни на каком делении.

– Город выбрал себе любимую секунду, – промурлыкал Хронофаг.

– Или ту, на которой умер, – ответил Мартин.

«Ему дали слишком много "сейчас", – заметил тот. – Теперь он не знает, какое из них сделать "потом"».

Он вышел на площадь почти автоматически.

Эта площадь всегда была центральной – не потому, что так было в туристических книжках, просто здесь предварительно сходились траектории. До Синхрона – маршруты автобусов и метро. После – линии сервера, точки доступа, маршруты эвакуаций.

Сейчас она была чем-то вроде нервного узла города.

И здесь время совсем перестало притворяться.

Сначала он заметил мелочь.

На рекламном экране, который висел над старым универмагом, крутился ролик об очередном «естественном процессе адаптации после внедрения Синхрона» – улыбающиеся лица, мягкие слова, знакомая инфографика.

И вдруг картинка распалась на квадраты.

Не как при обычном сбое сигнала – не «пикселями», а будто кто-то нарезал время ножом на куски.

В одном квадратике девушка уже улыбается; в соседнем ещё только поднимает глаза; в третьем – вообще отсутствует, пустой фон.

Эти фрагменты жили каждый своим микросекундным циклом, не совпадая с соседями.

Он отвёл взгляд от экрана – и понял, что это не только в нём.

Площадь распадалась на те же квадраты.

Как если бы на мир наложили прозрачную сетку.

В одном квадрате человек уже переходил улицу. В соседнем – ещё стоял на тротуаре. В третьем – его не было вовсе.

Дерево на краю площади одновременно было с листьями, без листьев и в цвету – просто каждая версия оказалась в своём прямоугольнике.

Мальчик, который запускал мяч, попадал им в разные моменты: на одной клетке мяч только отрывался от рук, в следующей – уже врезался в асфальт, в третьей – завис в воздухе.

Звук…

Звук тоже ломался.

Реплика продавца мороженого «подходи, свежее» растянулась на десяток маленьких отрывков, перемешавшись с кусками чей-то ругани и чьего-то смеха.

– Чёрт, – тихо сказал Мартин.

Это было уже не просто «время не знает, куда ему идти». Это было как если бы весь день засунули в плохой видеоплеер, который одновременно показывает разные кадры и циклы.

Он медленно прошёл вперёд, стараясь не смотреть в землю – казалось, там тоже начнут появляться квадраты с разными версиями шагов.

Люди вокруг вели себя по-разному.

Кто-то – такие же, как он, – застыли, пытаясь осмыслить происходящее.

Кто-то продолжал идти, будто ничего не видел – возможно, их клетки пока ещё совпадали, и мир для них был цельным.

Одна женщина у фонтана стояла, закрыв уши руками, – будто разбивающийся звук был для неё намного хуже разбитой картинки.

– Это локальный сбой? – спросил он вслух.

«Это не сбой», – ответил Хронофаг. – «Это реальность в высоком разрешении».

– Ты называешь вот ЭТО реальностью?

«Вчера – то есть завтра – ты сам просил "показать честно"», – напомнил тот.

Внутри у Мартина неприятно ёкнуло: да, было такое. В каком-то разговоре – с сетью, с собой, с Леей – он устало сказал: «Мне уже всё равно, только не врите».

Теперь ему не врали.

Площадь вокруг него была городом без стрелок, которому больше некуда было прятать свои разрывы.

Каждый квадрат жил своим маленьким «сейчас».

И только там, где он стоял, клетки пока ещё держались вместе – как плёнка, натянутая на каркас.

Он сделал шаг вперёд.

И увидел, как одна из клеток, прямо у его ноги, на долю секунды оказывается пустой: ни плитки, ни тени, ни его самого. Только серый, плоский фон.

Затем картинка вернулась – но уже другой.

– Ага, – хрипло сказал он. – Значит, и меня можно вырезать отдельно, да?