Несчастный парень всего лишь хотел доставить посылку (семье Хаубах, Бранденбургишештрассе, 17, 5-й этаж) и сначала удивился запаху дыма. Затем голой женской ноге – он увидел ее, когда заглянул в прихожую через входную дверь, которая почему-то была открыта. И в конце – крови.

– Старик, я боюсь, здесь сейчас все взорвется.

– Из-под двери все еще выходит дым?

– Конечно.

Джулс постучал пальцами по краю клавиатуры. Согласно учебнику, он был обязан согласиться с Дамеловым и даже велеть ему покинуть место происшествия. Никакой посторонний не должен был открывать дверь горящей детской комнаты, тем самым подвергая себя опасности.

Но Джулс не мог игнорировать запертого там мальчика.

– Господи, он скребется в дверь! – простонал почтальон. Его голос звучал глухо и гнусаво, потому что он прижимал к лицу мокрое полотенце, которое по совету Джулса взял в ванной комнате. Было ошибкой посылать его туда. Судя по всему, пол выглядел так, будто заколотое животное выбралось из ванны, полной крови. Видимо, женщина пыталась покончить с собой и с перерезанными венами выползла в прихожую.

– Что вы сейчас сказали? – переспросил Джулс.

– Мальчик скребется. Изнутри. В дверь.

Джулс закрыл глаза и увидел умирающего мальчика, который, тщетно пытаясь освободиться, впивался ногтями в дерево запертой двери.

– Вы уверены, что она не открывается?

– Ну, я ведь немного с приветом. – Голос Дамелова изменился. – Может, и дверь приоткрыта. Может, и труп, через который я переступил в прихожей, вовсе не труп, а кукла. Возможно, и…

– Хорошо, хорошо, успокойтесь!

Почтальон закашлялся и закричал:

– Вам хорошо говорить! Вы ведь не стоите в луже крови перед дымящейся детской комнатой!

– Проверьте другие двери. В них нет ключей?

– Как, что?

– Ключи. Часто один ключ подходит ко всем дверям в квартире.

– Момент. Нет, здесь… а, вот.

Джулс услышал шаги. Скрип ботинок по линолеуму или ламинату.

– Что «вот»?

– Я нашел один ключ.

– Попробуйте.

– О'кей, момент.

Снова кашель, еще сильнее.

Если у почтальона уже в прихожей возникли такие проблемы с дыханием, то в детской комнате, наверное, как в каминной трубе.

– Он перестал скрестись, – сказал Дамелов.

– Не важно, ключ подошел?

– Что? Да. Но я боюсь. Если я сейчас открою дверь, кислород не разожжет огонь еще сильнее?

– Нет, – солгал Джулс.

– Я… я не знаю. Я не решаюсь. Лучше я пойду…

Взгляд Джулса сместился влево, на монитор, который показывал ему местонахождение направленной машины.

– Не кладите трубку, – приказал он почтальону и позвонил командиру спасательной бригады.

Тот сразу ответил:

– Алло?

– Где же вы?

– Мы на месте, – раздраженно сказал командир. – Но здесь ничего нет.

Комар в ухе Джулса запищал в полную силу.

– Как ничего нет?

– Во всяком случае, никаких происшествий. У семьи Хаубах все хорошо, за исключением того, что мы их напугали.

Краем глаза Джулс увидел, что его руководитель стоял под монитором на стене и беседовал с заместителем. Наверняка они уже давно подключились к разговору и все слышали.

– Ты говорил с семьей? – спросил Джулс командира бригады.

– Отец, мать, дочь. Все в порядке.

Дочь?

– Момент…

Этот говнюк разыграл меня?

Рассерженный, Джулс снова вернулся к разговору с предполагаемым почтальоном. И не удивился бы, если тот уже положил бы трубку, но Михаэль Дамелов был на связи.

– Где вы? – спросил Джулс.

– Я ведь уже сказал. На Бранденбургишен.

– Нет, вы не там. – Джулс передал ему все, что узнал от коллеги.

– Этого не может… о господи… мне очень жаль. – Дамелов начал запинаться.

– Что?

– От волнения, я, значит…

– Успокойтесь. Дышите глубоко. Что у вас там происходит?

Джулс закатил глаза.

Мертвая женщина. Горящая комната. Зовущий на помощь ребенок, который скребется в дверь. А теперь еще и паникующий свидетель…

– …Я назвал вам предыдущий.

– Адрес предыдущей доставки?

– Именно. А я уже в другом месте.

– Где. Вы. Находитесь?

Джулсу стоило больших усилий не закричать на него. Мужчине потребовалось какое-то время, чтобы наконец назвать правильный адрес.

– Принцрегентенштрассе, 24. Четвертый этаж, 10715, Берлин.

Джулс заставил его трижды повторить адрес.

В первый раз у него перехватило дыхание, во второй – отказало сердце. На третий он был мертв.

Умер, превратившись в зомби, который еще двигался и говорил. Он вскочил со своего места, сорвал с головы гарнитуру и безумным взглядом уставился в лица глазевших на него коллег.

Но он больше не жил.

Не так, как люди вокруг него.

– Джулс! – услышал он крик своего руководителя, который спешил к нему, но его было не остановить.

Он отмахнулся от коллег, оттолкнул начальника в сторону, сбежал вниз по лестнице наружу. Ослепший от паники, оглохший от страха, он прыгнул в свою машину на парковке и помчался.

На Принцрегентенштрассе, 24.

Четвертый этаж.

10715, Берлин.

К себе домой.

6

Клара

Сегодня

«Вы уже испытывали такой страх, когда каждая клетка вашего организма наполнялась болью?»

«Вы имеете в виду, испытывал ли я когда-нибудь такой страх, что мне хотелось сорвать с себя кожу, потому что я боялся сгореть изнутри?»

«Да».

После этого диалога ее телефонный собеседник пугающе долго молчал, и Клара даже засомневалась, не повесил ли Джулс трубку.

Но затем он сказал:

– Простите, пожалуйста, я вспомнил драматическое событие моей жизни. Просто с тех пор прошло не так много времени.

Клара остановилась и согнулась, прижав руку к левому боку, чтобы унять боль в области селезенки, а она ведь бежала не так быстро.

Хотя у нее и была пара лишних килограммов, что Мартин не уставал подчеркивать («По крайней мере, твои раскосые глаза не потолстели, единственное, что еще осталось в тебе красивого»), ее подкосило не физическое напряжение, а опыт клинической смерти, пережитый ею незадолго до того, как телефон в кармане ее брюк самостоятельно набрал номер службы телефонного сопровождения. Разговор с этим чутким, спокойным незнакомцем стоил ей оставшихся сил, которые вообще-то были нужны ей для более важного дела. Она и сама не знала, почему еще говорила с ним.

– Мне очень хорошо знакомо состояние, которое вы описываете, – сказал Джулс после очередной паузы, за время которой она почти физически почувствовала, как тяжело у него на душе. Что-то тяготило его настолько, что ему уже никогда в жизни не избавиться от этого груза. Слова Джулса затронули струны в ее душе, которые она считала навсегда умолкшими, возможно даже порванными.

Джулс, если это было его настоящее имя, звучал очень искренне. Она не находила более подходящего слова, но и не была уверена на сто процентов – возможно, на улице в темноте восприятие подвело ее. Может, он просто актер, который носил свой успокаивающий голос, как маску, и пользовался им так умело, что хотелось верить каждому его слову, каким бы неправдоподобным это ни казалось.

– Никто не может меня понять. – Клара снова распрямилась и ослабила резинку, которой были собраны в хвост ее густые каштановые волосы, хотя знала, что голову сдавливало не от тугой прически.

Она вдохнула свежий влажный лесной воздух. Кроны тесно стоящих сосен формировали естественный балдахин, защищавший от снега. Благодаря короткому затишью, по ощущениям стало теплее, но она все равно не могла перестать дрожать. Куртка, которую она перед выходом в спешке накинула поверх норвежского свитера, и джинсы, уже промокшие и порванные, не особо спасали от холода. Выбранная одежда не годилась даже для осенней прогулки.

Прогулки, – подумала она с налетом меланхолии, за которую сама себя ненавидела. – Слишком мало их было за тридцать четыре года моей жизни. Я думала, это ненужная трата времени – гулять просто так, без надобности, без конкретной цели. А теперь я стою здесь – истекая кровью, имея надежды меньше, чем приговоренный к смерти, которого пристегивают к электрическому стулу, – и скучаю по всем прогулкам по лесу, которые я не хотела совершать.

– Мой страх не относится ни к какой категории. Так что не обижайте, пожалуйста, мой разум, заявляя, что понимаете меня, хотя мы даже не знакомы.

Она потрогала лоб и обрадовалась, что кровь уже высохла, хотя голова гудела, как церковный колокол. Наказание за то, что посреди ночи она полезла на скалу, о существовании которой знали лишь немногие берлинцы. Место для посвященных без адреса – искусственные «башни» из шприц-бетона высотой восемь, девять и десять метров, по выступам и углублениям которых впору было подниматься только членам Немецкого альпийского общества, чтобы водрузить на вершине крест.

Но кто будет в метель проверять удостоверение этого общества?

– Я не знаю, как вы себя чувствуете, но знаю, как вы себя ведете, и это поведение скорее упрямого ребенка, чем взрослой женщины. – Джулс снова дал правильный ответ. Проклятье. Она случайно попала на самого подготовленного сотрудника службы телефонного сопровождения или в последнее время всех обучили? В прошлый раз на телефоне была милая, но слишком юная девушка, которая начинала каждое предложение фразой «Как я уже говорила…», хотя еще ничего не успела сказать.

Наверняка все сотрудники службы должны были регулярно посещать курсы и семинары по повышению квалификации с креативными названиями типа «Кризисное вмешательство – они одни, ты до дома их доведи», во время которых анализировали записи таких разговоров, как этот.

Клара вышла из-под сосен, защищавших ее от ветра и снега, и зашагала вниз по узкой тропе, которая виляла через лес от горы Тойфельсберг до Тойфельсзеешоссе. Светового смога большого города, на краю которого она находилась, было достаточно для некоего подобия сумерек между вихрящихся облаков со снежными конфетти.

Она волочила ногу и надеялась, что лодыжка хотя бы не сломана, но вообще это сейчас было не важно. В принципе, боль шла ей на пользу – такая сильная, что на глазах выступали слезы, и это бодрило ее на последних метрах.

– Почему вы сбились с пути? – спросил Джулс.

Клара ненадолго закрыла глаза. Темнота, в которую она погрузилась, подходила к вселенскому холоду снаружи.

Черт, почему я просто не положу трубку?

Если бы он банально спросил «Что случилось?» или потребовал «Расскажите мне!», она бы сбросила звонок. Но его вопрос говорил о том, что он правильно ее оценивал. Понимал, что когда-то у нее была цель. Что она отправилась в долгий путь, надеясь найти радость и, возможно, даже любовь, но, как оказалось, дорога была усеяна минами, которые она, к большому счастью, сумела обойти. А счастье… Ну, оно первым попрощалось с ней и разорвало свой билет – и уже давным-давно.

– Вы знаете отель Le Zen на улице Тауентциен? – спросила она его.

– Отель класса люкс?

– Точно.

– Я не могу позволить себе там даже кофе, но да, я о нем слышал.

– И о лифте Speakeasy?^[4]

– Speak что?

– Значит, нет.

Клара отодвинула в сторону ветку, которая мешала ей пройти.

– Из вестибюля хорошо видны лифты. Лучше всего сидеть на узком диванчике, рядом с вазами с фиолетовыми орхидеями. При мимолетном взгляде вы заметите только три хромированные двери лифтов, красиво украшенные азиатскими иероглифами, хотя там вообще все из японского магазина Nippon and Со.

– Но?

– Но если сидеть на этом диванчике ровно в 23:23 в последнюю субботу месяца и смотреть через орхидеи на узкую дверцу, прямо рядом с лифтами, то станет ясно, что эта обтянутая шелковой бумагой дверь вовсе не вход в хозяйственное помещение или типа того.

– А тоже лифт.