Джеральд Даррелл: Выдать маму замуж

Книга посвящается Тини и Хэлу, с любовью

Невеста – женщина с прекрасными перспективами счастья в прошлом.

Амброз Бирс. Словарь Сатаны

Gerald Durrell

MARRYING OFF MOTHER

Copyright © 1991 by Gerald Durrell

This edition is published by arrangement with Curtis Brown UK and The Van Lear Agency

All rights reserved

© С. Э. Таск, перевод, 2025

© Издание на русском языке. ООО «Издательство АЗБУКА», 2025

Издательство Азбука®

Предуведомление

Все эти истории правдивы или, если быть совсем точным, какие-то правдивы, а какие-то содержат зерно правды в орнаментальной скорлупке. Одни случились со мной лично, другие, от кого-то услышанные, я использовал в своих целях, что только подтверждает слова: «При общении с писателем держите язык за зубами, если не хотите стать литературным персонажем».

У меня нет ни малейшего желания объяснять, в каких историях содержится правда, а в каких полуправда, но надеюсь, это не помешает вам получить от них удовольствие.

Эсмеральда

Среди многих мест в La Belle France^[1] есть одно, уже само благозвучное название которого добавляет блеску глазам гурмана, его щеки розовеют от предвосхищения, а изо рта текут слюнки, – это Перигор. Здесь каштаны и грецкие орехи поражают своими размерами, а земляника душиста, как будуар куртизанки. Здесь яблоки, груши и сливы напитаны божественными соками, здесь мякоть цыпленка, утки и голубки прочна и бела, масло своей желтизной напоминает солнечное сияние, а если его взбить маслобойкой, в этом густом замесе запросто удержится стакан с вином. Но главный приз Перигора прячется в суглинке дубовых рощ – это трюфель, гриб-троглодит, живущий в лесополосе, черный, как кот ведьмы, и неотразимый, как аравийские запахи.

В этом восхитительном уголке я обнаружил очаровательную деревеньку и остановился в маленькой гостинице под названием «Три голубка». Моим хозяином был Жан Петтион, весельчак с румяным от вина лицом, напоминающим яблоко сорта пепин. По случаю осени леса превратились в роскошный гобелен, игравший золотом и бронзой. Чтобы насладиться этим видом в полной мере, я попросил месье Петтиона приготовить мне все для пикника. Припарковав машину, я вошел в лес и порадовался блеску красок и причудливости росших повсюду поганок. Я уселся на крепкий пень от старого дуба и устроил себе ланч, а когда закончил, зашуршали заросли мертвого папоротника цвета имбиря, и передо мной явилась огромная свинья. Мы оба сильно удивились и какое-то время с интересом друг друга разглядывали.

Она была весом под сто килограммов, гладко-розовая, с персиковой белой шерсткой и декоративными черными пятнышками, которые Природа расположила на теле с продуманной соблазнительностью, подобно тому как в семнадцатом веке дамы наносили себе мушки на лицо и на грудь. В ее золотистых глазках сквозили мудрость и озорство, уши висели по бокам, как головной убор монашки, а гордо торчащее, с морщинками рыльце порождало ассоциации с надежным викторианским инструментом для прочистки сточных труб. У нее были изящные, хорошо отполированные копытца и великолепный розовый хвостик в виде вопросительного знака, этакий моторчик жизнеобеспечения. Вместо ожидаемого запашка она источала тонкие ароматы, какие исходят от луга в весенних цветах. Вот тебе и свинья! Я не сразу вспомнил, когда последний раз вдыхал такие волшебные романтические запахи. В тот день я вошел в лифт в отеле, где проживал, и ехавшая вниз роскошная дама одарила меня вот таким же сладчайшим букетом. Я спросил даму, как называется этот чудесный парфюм, и ответ был такой: «Радость».

В жизни у меня было много необычного, но я впервые столкнулся вот так, в дубовой роще, с симпатичной, надушенной дорогими духами свиньей. Она не спеша подошла, положила рыльце мне на колени и издала затяжной и несколько пугающий звук, какой можно услышать от врача на Харли-стрит^[2] перед объявлением, что ты болен неизлечимой болезнью. Затем она глубоко вздохнула и начала пощелкивать челюстями. Чем-то это напоминало кастаньеты в руках лихих испанских танцоров. Она снова вздохнула. Стало понятно: дама чего-то хочет. Она обнюхала мою дорожную сумку, а когда я ее открыл, принялась радостно повизгивать. Там не было ничего, кроме недоеденного сыра. Я его вынул и, не потакая ее попыткам схватить весь кусок, отрезал ломтик. К моему удивлению, он остался лежать у нее во рту. Она его смаковала, как какой-нибудь сомелье смакует вино, впитывая весь букет. А затем осторожно, не торопясь принялась его пережевывать, тихо и довольно похрюкивая. Только сейчас я заметил на ее толстой шее очень изящный золотой ошейник, вроде жемчужного ожерелья, какие носят вдовы, а свисавший конец цепочки был оборван. Элегантность этой свинки не оставляла никаких сомнений в том, что она дорога хозяину и что она потерялась. Она приняла от меня еще немного сыра, похрюкивая от удовольствия и благодарности, и каждый ломтик пару секунд выдерживала на язычке, как истинный ценитель. Последний кусок сыра я использовал в качестве приманки и с его помощью выманил свинку из леса и привел к моему фургону. Судя по всему, она была привычна к такому способу передвижения, потому что сразу удобно устроилась на заднем сиденье, откуда по-королевски выглядывала в окно, а рот у нее был набит сыром. Пока я вез ее в деревню, подозревая, что там ее дом, она положила рыльце мне на плечо и уснула. Вряд ли, решил я, сочетание духов «Радость» и зрелого рокфора гарантируют ей внимание противоположного пола. Приехав в отель «Три голубка», я снял с плеча благоухающее рыльце, дал свинье остаток сыра, а сам отправился на розыски доблестного Жана. Он со всем тщанием полировал стаканы, периодически дыша на стекло и добиваясь идеального блеска.

– Жан, – начал я, – у меня проблема.

– Какая проблема, месье? – поинтересовался он.

– У меня завелась свинья.

– Месье купил свинью? – изумился он.

– Нет, я не покупал. Завелась. Я ел в лесу ланч, когда вдруг появилась эта свинья и решила разделить со мной трапезу. Свинья довольно необычная. Мало того что у нее страсть к рокфору, так на ней еще золотой ошейник и она пахнет дорогими духами.

Стакан, который он протирал, выскользнул у него из пальцев, упал на пол и разбился вдребезги.

– Господи! – воскликнул он, глаза у него округлились. – Это же Эсмеральда!

– Хотя на ошейнике нет имени, – сказал я, – но вторая такая свинья в округе вряд ли найдется, так что, скорее всего, это действительно Эсмеральда. И кто ее хозяин?

Он обошел конторку, давя ступнями осколки и снимая фартук.

– Ее хозяин месье Кло, – сказал он. – Боже мой, если она пропала, он сойдет с ума! Где она?

– В моей машине. Приканчивает рокфор.

Мы подошли к фургону. Эсмеральда, поняв, что жестокая судьба лишила ее сыра, приняла философское решение: поспать. От ее храпа автомобиль дрожал, как при работающем двигателе.

– О-ля-ля! – сказал Жан. – Это она, Эсмеральда. Месье Кло сойдет с ума. Вы должны немедленно отвезти ее домой. Она для него – свет в окошке. Срочно верните ее на место, месье.

– Я с радостью это сделаю, если вы мне скажете, где живет месье Кло, – ответил я с некоторым вызовом. – Мне в жизни не хватало только свиньи.

– Свиньи?! – на лице Жана изобразился ужас. – Какая же это свинья, месье? Это Эсмеральда!

– Мне все равно, как ее зовут, – сказал я с горечью. – В данный момент она лежит в моей машине, и от нее несет, как от парижской шлюхи после попойки, где она закусывала сыром. Я буду только рад поскорее от нее избавиться.

Жан напрягся и уставился на меня, словно не веря своим ушам.

– Шлюха? Вы называете ее шлюхой? Но всем известно, что Эсмеральда девственница.

Не схожу ли я с ума? Стою возле своего фургона, в котором спит надушенная свинья по имени Эсмеральда, и обсуждаю ее половую жизнь с хозяином гостиницы «Три голубка»? Пришлось набрать в легкие воздуха, чтобы привести себя в чувство.

– Послушайте, – говорю, – меня не интересует половая жизнь Эсмеральды. Даже если ее изнасиловали все кабаны Перигора.

– О господи! – Жан побелел как полотно. – Ее изнасиловали?

– Нет, насколько мне известно. Ее не лишили девственности, если у свиней это так называется. Надо быть особо похотливым кабанчиком, совершенно лишенным обоняния, чтобы позариться на свиноматку, пахнущую, как дорогая шлюха субботним вечером.

– Месье, пожалуйста, я вас умоляю! – страдальчески воскликнул Жан. – Не произносите такие вещи… особенно в присутствии месье Кло. Она для него святая.

Меня уже подмывало сказать какое-то богохульство про святую свинью из страны Гадаринской^[3], но я сдержался, видя, насколько серьезно мой собеседник ко всему этому относится.

– Вы говорите, что месье Кло будет обеспокоен пропажей Эсмеральды? – сказал я.

– Обеспокоен? Обеспокоен? Да он с ума сойдет.

– Значит, чем скорее я ее верну, тем лучше. Где он живет?

Как человек, чье детство прошло в Греции, где расстояние измеряется в выкуренных сигаретах (вот только я в десять лет не курил), я неплохо научился вытягивать из местных жителей подробности, как куда добраться. К этому следует относиться с упорством археолога, счищающего наслоения веков, чтобы обнаружить некий артефакт. В чем главная проблема? Люди исходят из того, что ты так же хорошо знаком с данной местностью, и потому требуются время и терпение. В этом смысле Жан превзошел всех.

– Месье Кло живет в Лез-Арбузье, – ответил он.

– А это где? – уточнил я.

– Рядом с месье Мермо.

– Я не знаю месье Мермо.

– Вы не можете его не знать, это же наш плотник. Все столы и стулья для «Трех голубков» – это его работа. А также стойка бара и полочки в кладовке, хотя тут я не уверен… кажется, их делал месье Девуар. Он живет в долине у реки.

– А где живет месье Кло?

– Я же вам сказал: рядом с месье Мермо.

– А как добраться до месье Кло?

– Надо проехать через деревню.

– В какую сторону?

– В эту. – он показал.

– А потом?

– Возле дома мадемуазель Юбер повернете налево.

– Я не знаю, где находится дом мадемуазель Юбер. Как он выглядит?

– Коричневый.

– В деревне все дома коричневые. Как я его узнаю?

Жан всерьез задумался. И наконец разродился:

– Сегодня четверг. Значит, она будет убираться. Enfin^[4], она вывесит в окне спальни красный коврик.

– Сегодня вторник.

– Ах да. Тогда она будет поливать растения.

– Итак, я поворачиваю налево возле коричневого дома, где женщина поливает растения. А дальше?

– Вы проедете мимо военного мемориала, мимо дома месье Пеллиго, а перед деревом повернете налево.

– Каким деревом?

– Возле поворота.

– В Перигоре огромное количество деревьев. Вдоль каждой дороги. Как я отличу это дерево от других?

Жан с изумлением на меня посмотрел:

– Возле этого дерева покончил с собой месье Герольт. На каждую годовщину его вдова приносит туда свежий венок. Такая вот примета.

– Когда это произошло?

– В июне пятидесятого. Шестого или седьмого, точно не скажу. Но в июне.

– Сейчас у нас сентябрь. Значит, у дерева будет лежать венок?

– Ну что вы. После того как цветы увяли, его выбрасывают.

– И как тогда я узнаю дерево?

– Это дуб.

– Здесь полно дубов. Есть какие-то особые приметы?

– Там есть вмятина.

– Итак, я повернул налево. И где будет дом месье Кло?

– Его невозможно пропустить. Приземистое вытянутое белое строение. Настоящий старый фермерский дом.

– Значит, я должен высматривать белый фермерский дом?