Они уже, думаю, проснулись, но давить я не буду, я сейчас очень ласково поглажу обеих. Вот лежат передо мной мои дети… Легко представить, на самом деле, особенно после увиденного. Вот малышки, украденные, скажем, злыми кхраагами, чтобы съесть, лежат передо мной. Их только обгрызли, а съесть не успели, отчего они многое забыли. Но мы вспомним. Обязательно вспомним все вместе, и будет у них все хорошо. Обязательно будет.

Я осторожно глажу то одну, то вторую, отчего малышки вздрагивают, но не просыпаются изо всех сил. В целом понятно почему – страшно им…

***

Тихо заплакали сначала, но затем под моей рукой просто замерли. Маленькие совсем, очень испуганные, вот как дрожат. Но я не спешу, даю им возможность в себя прийти. Глаза еще зажмурены, хотя от моей ласки они обе уже не вздрагивают, а только слезы по щекам текут. Вот медленно и, что интересно, одновременно поднимаются веки, и тут плач как будто отключается.

– Мы умерли, – ребенок не спрашивает, а просто констатирует, как ей кажется, факт. – Ты Иаил?

– Нет, маленькая, – улыбаюсь я ей, но не показывая зубов. Кто знает, как она отреагирует? – Просто вы теперь на корабле.

– Царство или корабль… – она вздыхает. – Ты нас будешь любить, как в сказке, или делать больно, как жрец говорил?

– Я буду вас любить, – улыбаюсь я. – Хотите быть моими доченьками?

– А что это такое? – заинтересовывается вторая, что буквально сирену в моей голове включает.

– Ты не знаешь, что такое дочка? – переспрашиваю я. – А у тебя… у вас… были родители? Те, кто родили, воспитывали вас? Заботились?

– Мы – будущее чрево, – произносит та, что лежит слева.

И тут они начинают мне объяснять, а я понимаю, что волосы мои сейчас просто дыбом встанут от такого ужаса. Девочки являются объектом торга, так как могут рожать детей. При этом за химан их никто не считает, химане – это только мальчики. Как только девочка достигает определенного возраста… Даже слышать это страшно. Тех, кого я спас, захватили, уничтожив всех взрослых, но для самих девочек мало что изменилось. Им обрубили ноги, чтобы не сбежали, а старшей еще и руки, потому что «они ей все равно не нужны». Такой дикости я себе не представлял даже.

По крайней мере, теперь понятно, почему так высоко обрезаны ноги, но… Их нужно учить с нуля. Начиная с того, что они химане, живые, разумные… У них даже имен нет! Девочкам не дают имена, только мальчикам! Это жутко просто! Именно поэтому они не понимают, что такое «родители».

– Тогда забудем все, что было до этого, – предлагаю я малышкам. – У вас теперь новая жизнь, и она пойдет по-новому, согласны?

– Ты нас спрашиваешь? – удивляется та, что справа лежит. – Но…

– Вы важные, – объясняю я не понимающим этого девочкам. – Как мальчики, даже важнее.

– Важнее?! – они сейчас у меня плакать будут, поэтому я начинаю объяснять детям, что такое «имя». Наверное, от обилия новой информации малышки забывают плакать.

Звезды великие! Я себе подобного и представить не мог! Даже кхрааги были менее дикими! А тут необъяснимо жестокое отношение к своим же детям… Немыслимо. Но вроде бы начинают понимать, что такое имя и зачем оно нужно. Наверное, надо дать им пока короткие имена, чтобы не было сложностей в запоминании. Да, так будет правильно.

– Теперь ты у нас будешь Лия, – называю я ту, что слева лежит, – а ты Ния, – сразу же называю вторую. – Лия и Ния, нравится?

– Нравится… – шепотом отвечают мне новопоименованные дочки.

– Тогда сейчас Лия и Ния будут есть, а потом мы отправимся в путешествие, – рассказываю я, понимая, что они большую часть слов просто не знают.

Пожалуй, старт подождет. Сейчас их надо покормить, а для этого научить двигаться. Вот я подвожу поближе коляски и, очень бережно взяв на руки Нию, опускаю ее в кресло, затем повторив то же и с Лией. Девочки явно не понимают, что это такое, правда, сам факт того, что они одеты, тоже ставит их в тупик.

– Видите этот рычажок? – показываю им на манипулятор. – Если его наклонить вперед, то вы начнете двигаться, а если назад, то поедете обратно.

– Ой… – вскрикивает Ния, когда у нее получается, Лия реагирует похожим образом, но не плачет.

Спустя минут двадцать вполне освоившиеся доченьки уже спокойно едут за мной. Их огрехи исправляет пульт, потому что основной пульт управления у меня в кармане, а коляски едут на его сигнал. Оттого, что могут двигаться, несмотря на отсутствие ног, малышки плачут. Просто не в состоянии они контролировать эмоции, а увидев, что их за это не бьют – расслабляются. У моих маленьких привычная реакция страха перед болью, но мы это исправим, времени совершенно точно будет достаточно.

Сейчас вот они привыкают к тому, что могут передвигаться. Для них уже огромное чудо, а сейчас я сделаю на обед чего-нибудь мягкого и неагрессивного, они у меня поедят и будут спать. Им очень много надо спать – чтобы психика могла справиться. Примечательно, что об остальных не спрашивают, но это-то и хорошо – меньше нервничают.

Я завожу их в столовую, чтобы усадить за стол, ведь их кормили раньше только с земли. Так что, наверное, не буду начинать с ложки, которой они не знают, и с тарелок, которых они никогда не видели. Подумав немного, беру еду для малышей – бутылочки с жидкой кашей. Дав команду коляскам, усаживаю обеих так, чтобы было удобно, и втыкаю бутылочку и одной, и другой.

Слава Скаару, инстинкты у них работают, поэтому дочки спокойно питаются жидкой едой. Наверное, так будет правильно – несколько раз покормлю, как малышек, а потом будем изучать ложки и вилки. Обеим и так очень сложно – столько новой информации сразу. Значит… хм…

Подожду я со стартом, пока не научу базовым навыкам самообслуживания. Пока у нас старт не горит, ничего не происходит, что заставляло бы торопиться. Значит, не буду спешить. Вот они у меня доели, и теперь можно спать укладывать. Туалетом занимаются комбинезоны, потому что ходить не под себя доченьки не умеют пока. Но мы всему научимся, а сейчас отправимся спать.

– Попозже мои малышки еще покушают, – обещаю я им. – А сейчас вам нужно поспать, отдохнуть.

Четыре очень удивленных глаза. Они такого и не знали, у них день, даже у малышей, проходил в «работе», зачастую, на мой взгляд, совершенно бессмысленной. Ничего, малышки, мы справимся. Я отвожу их обратно, укладывая в большой «семейной» каюте. Здесь и стены спокойного желто-зеленого цвета, и кровать большая, и даже телеэкран есть. Вот его мы посмотрим, когда они проснутся, а пока надо их уложить спать.

Осознавать, что химаны стали настолько запредельно-дикими, конечно, сложно. При этом спасать вообще детей технически сложно. Вот у нас всего четыре капсулы работают, и сейчас три из них заняты, так что все я правильно сделал. Девочки-близняшки, одинаковые, как две капли воды, они друг друга и меня лучше понимают и меньше боятся. А это уже победа – то, что им не так сильно страшно.

А пока малышки спят, я им выберу фильм из старых запасов. Что-нибудь о семье…

Загадка разума

Д'Бол Синицын

Тот факт, что Вика командира корабля не узнала, наводит на определенные мысли. В идеале, конечно, хорошо бы ее на мнемограф уложить, но это стоит делать только в самом крайнем случае. Дар у меня в основном интуитивный, поэтому доверять я ему умею, и если он говорит «нельзя», значит, пока пойдем другим путем.

Двигаемся мы сейчас к товарищу Феоктистову, там заодно попрошу кое-что сделать, потому что мне свидетель нужен. Вика наевшаяся, довольная, а это мне важно. Почему мне важно, чтобы девушка была довольной, я подумаю потом. Сейчас мыслей на эту тему нет. Значит так…

Разговаривал и брезгливо смотрел на нее не командир «Волопаса», потому мнемограф, скорее всего, не даст ничего. Нужно найти того, с кем она разговаривала, во-первых, и разобраться со странным поведением разума корабля, во-вторых. А поведение более чем странное, потому что так не бывает. О! А чем объяснено опоздание рейсового? Это я забыл выяснить. Кстати, какой разум на рейсовом? Тоже надо учесть.

Вот что интересно… А как сумели творца-то обмануть? По идее, Вика должна ложь чувствовать, а раз не почувствовала, значит, не было лжи. Или же кто-то научился обманывать дары. Это тоже так себе новость, потому что поднимет на уши совершенно всех. Опасность такого уровня – это опасность для всех разумных, насколько я понимаю. Вот и искомый кабинет.

– Разрешите? – для проформы интересуюсь я.

– Заходи, лейтенант Синицын, – улыбается мне товарищ Феоктистов. – И девушку заводи.

– Здрасьте, – тихо здоровается Вика, вмиг заробев.

– Садитесь, – командует мне глава «Щита», но, увидев мой жест, продолжать не спешит. – Что сказать хотел?

– Можно весь экипаж «Волопаса» на экран? – интересуюсь я. – Полностью всех.

– Можно, – ничуть не удивившись, кивает он.

Вика смотрит на меня с удивлением, но я успокаивающе улыбаюсь ей, не желая предупреждать заранее. Мне нужно найти именно того «командира корабля», с которым она говорила. Товарищ Феоктистов, вероятно, и не понимает сразу, но ему явно любопытно, о таком его еще не просили.

– Сейчас посмотрим, – объясняю я Вике. – И ты покажешь нам командира «Волопаса», с которым ты говорила, хорошо?

– Хорошо, – сразу же кивает девушка, совершенно точно не понявшая, для чего я это делаю, а вот с тревогой взглянувший на меня Игорь Валерьевич уже все понял.

На экране появляются лица – начиная с командира корабля, которого Вика уже ожидаемо не узнает. Товарищ Феоктистов становится серьезнее, он понимает, почему я попросил именно его. Тут у нас возможные проблемы с квазиживым, чего не было очень уж давно. Но «не было» совсем не то же самое, что «не может быть». Так что мы внимательно отсматриваем изображения, но Вика никого не узнает, что еще интереснее. Спустя полчаса я уже и сам думаю, что мнемограмма будет хорошим решением, но тут мне в голову приходит еще одна мысль.

– А степень осознания у «Волопаса» полная? – интересуюсь я.

– Полная, но недавняя, – отвечает товарищ Феоктистов. – Думаешь, детство?

– Думаю, обман, – коротко произношу я. – Прикомандированные там есть?

– Стажеры только, – Игорь Валерьевич задумчив, но все же что-то переключает, и тут Вика вскрикивает.

– Вот же он! Это командир «Волопаса» Вячеслав Игоревич! – показывает она пальцем в экран.

– Сюрприз, – констатирует товарищ Феоктистов. – Петров! Задержать курсанта Еременко, проходившего летную практику на «Волопасе», доставить ко мне. Квазиживых воспитателей разума «Волопаса» доставить ко мне.

– Это не командир «Волопаса»? – удивляется Вика, явно готовясь опять заплакать, поэтому я ее обнимаю и негромко успокаиваю.

– Нет, моя хорошая, – говорю я ей. – Как он тебе представился?

– Он не представился, – качает она головой. – Мне разум корабля сказал, что там командирская каюта, а…

– Остальное ты додумала сама, – кивает Игорь Валерьевич. – Теперь нужно узнать мотив, и в целом дело раскрыто.

– А как объяснена была задержка рейсового? – интересуюсь я, потому что этот вопрос еще меня беспокоит.

– Ложным срабатыванием приоритетного прохода, – товарищ Феоктистов хмур. – Но раз в доле был разум, то это с его позиции довольно просто организовать.

– Но за что? Что я ему сделала? – удивляется Вика.

– Разберемся, – усмехается глава «Щита».