– С того места в Рим не вернётся никто. Или считанные единицы, что уже сейчас отбиваются от войска. Тем, кто подойдёт к моему дому близко, придя на мою землю конно, людно и оружно, живыми не быть.

Роже де Мортемер, человек судьбы крайне сложной и насыщенной разными событиями и тайнами, общением и знакомствами с очень важными и откровенно опасными фигурами, не мигая глядел в холодные серо-зелёные глаза великого князя русов. Понимая, чуя, что из всех, встречавшихся доселе, этот был если не самым опасным, то в первую тройку входил совершенно точно. Он не пугал, не повышал голоса, не применял гипнотического воздействия, чем частенько пользовались властители всех известных барону стран. Этот сухо и скучно констатировал факт. Пятитысячное войско, ударный кулак Святого Престола, гордость папы Александра Второго, в ближайшую неделю перестанет существовать. Волею этого жутко честного человека. Говорившего страшные, немыслимые вещи с уверенностью и спокойствием, вряд ли доступным простому смертному.

– Весть об этом будет у Шоломона в тот же день или утром следующего, – продолжал мерно говорить невероятные вещи Чародей. – Полагаю, Анастасия сможет быстро передать её сестре?

– Да, они обмениваются посланиями раз в два дня, – кивнул барон. Наверняка выдавая страшную тайну международного закулисья.

– Будет очень хорошо, если тётушка поделится новостями с императором. Думаю, папу Александра неприятно удивит то, что сведения о разгроме его крестоносцев придут одновременно с войсками Генриха.

Всеслав говорил спокойно, как о чём-то совершенно незначительном. Складывая на карте Европы костры, в которых предстояло сгореть сотням и тысячам. Но не на нашей земле, и не русским людям. Роже кивнул, будто не решившись соглашаться вслух. И спросил лишь после довольно долгой паузы:

– Какие требования мне передать Королеве и Совету? – и заметно напрягся, когда князь русов никак не отреагировал, буквально и бровью не повёл при словах о том, о чём в мире знали считанные единицы, и ни одного случайного среди них не было.

– У меня нет требований, барон. Есть уведомление и, пожалуй, предупреждение, – помолчав, ответил Чародей. И французский резидент замер, полностью превратившись в слух.

– Под руку Руси уже отошли ляхи, со дня на день отойдут чехи и мадьяры. Болгарские земли займут союзные мне половцы, и будет лучше для всех, если ромеи продадут их, а не уступят, умывшись кровью. Пусть решают свои проблемы на востоке и не создают себе лишних на западе и на севере. Я готов обсуждать с теми, кто вправе, точные контуры моей земли. Они будут отличаться от тех, что принёс Риму брат Сильвестр. Не в мою пользу, но мне не нужно лишнего. Это было уведомление. Предупреждение же следующее. В границах моих земель народы и племена, отошедшие под руку Руси, будут жить по русским законам, чести и Правде, моей волей и под моей защитой. Любого явного, а тем паче тайного вмешательства в свои дела я не потерплю, посчитав посягательством на право вождя и честь правителя. То, как я к этому отношусь, и чем подобные попытки заканчиваются, точно знает Болеслав и совсем скоро узнает Святой Престол.

В повисшей следом за этими словами тишине было слышно, как скрипнул доспех Рыси, что расправил плечи, хотя, казалось бы, шире ему было уже некуда. А ещё будто бы слышался стук сердца Роже де Мортемера, в такт которому колотилась жилка у него под левым нижним веком.

– Я передам твои слова Королеве и Совету в самое ближайшее время, великий князь, – было видно, что начать говорить и двигаться у барона вышло не сразу. Голос был неровным, а поклон, обычно изящный и исполненный достоинства, получился каким-то скованным.

– Могу ли я идти?

– Да. Я благодарю тебя за твою нелёгкую и столь важную службу, Роже де Мортемер. Передай пославшим тебя мои признательность и уважение за нужные мне сведения и готовность к диалогу. Рысь, проследи, чтобы наш зарубежный друг получил всё необходимое: коней, золото, любую помощь на наших землях. Выдай ему гривну с моим знаком. Уверен, он будет использовать данные мной привилегии во благо Руси.

Гнат кивнул и вышел вслед за французским шпионом, у которого второй поклон вышел более свободным. А Всеслав остался за столом один, разглядывая пристально оставленную бароном куклу.

Тот же серый мех плаща, те же мечи в руках, почти такие же серо-зелёные глаза. Только шрама приметного над бровью не было. А яркий молодой румянец и другая форма более светлой бороды говорили о том, что это не сам князь, а Роман, его старший сын. Зарубежные партнёры решили подарить нам всю семью, коллекцией? Или дают понять, что всё видят и следят за детьми? Или по привычной самонадеянности показывают, что каждая кукла в этом далёком диком краю может говорить и двигаться, лишь имея внутри сильную чужую руку, а за спиной – опытного и цивилизованного кукловода? Если подарок был именно с таким подтекстом, любым из последних двух вариантов, то тайный негласный Совет в ближайшем будущем могли ожидать очень неприятные неожиданности.

А коллекция кукол – это хорошо. Рогволду и его младшим братишкам или сестрёнкам будет, во что поиграть. Привыкая управлять и руководить самостоятельно, думая своей головой, без оглядки на зарубежную родню и прочих советчиков-антисоветчиков.

Глава 5. Счёт на дни

Чем ближе подступали, петляя Днепром, вражьи рати, тем меньше, кажется, становилось часов в сутках. Которых счастливые русы пока не знали, живя себе по Солнышку, Луне и звёздам.

Рысь за три дня, что минули с тех пор, как ускакал с донесением странствующий рыцарь-шпион и барон-менестрель, почти полностью превратился в того зверя, в честь которого получил своё прозвище. Но с некоторыми существенными отличиями. Вряд ли кто-то слышал, чтоб рыси лаяли, а наш вот гавкал так, что заслушаться можно было. Но шипел тоже великолепно.

Безногий ветеран-инвалид с трудной судьбой, Ставр, тоже шипел чаще, чем разговаривал, но у этого выходило не по-кошачьи, а вовсе уж люто, по-змеиному, лучше бы уж хрипел, как раньше. Дошло до того, что со двора разбегались все гражданские, едва заслышав их шипение и лай.

Сам Всеслав продолжал говорить человеческим голосом, но делать это вне стен, за которыми собиралась то узким, то широким составом Ставка, практически перестал. Он и с сыном играл практически молча, переставляя по полу деревянные фигурки или надевая на руки кукол, тоже ставших молчаливыми. И пару раз случалось, что, застыв с лошадкой или мишкой в руке, замирал, а потом вскакивал и выходил из комнаты, на ходу веля сзывать советников. Придумав что-то, что могло улучшить и без того вылизанный и посекундно выверенный план операции под кодовым названием «Лужа». В которую должен был с размаху сесть папа римский. Ни Дарёна, ни тем более Леся с Домной к великому князю с разговорами и расспросами не лезли. Надо думать, мучаясь по этому поводу нещадно. Но терпели, понимая, что на Всеславе и без того лежал груз забот и ответственности, никому из живых и не снившийся.

Как вышло так, что за неполных три недели произошло столько всего и практически сразу, отчаялись понять и князь, и я. Выручала только давняя общая, одна на двоих, а теперь будто бы усилившаяся вдвое привычка идти к намеченной цели до конца, до победы, сжав зубы, а предварительно наплевав на всё и всех, пытавшихся помешать. Ну и люди, конечно, выручали.

Видя, как настойчиво и упорно продолжал выбиваться, да всё никак не мог выбиться из сил батюшка-князь, подтягивались все. Подземные сидельцы, громовых и огненных дел мастера, выкатили за две седмицы едва ли не месячную норму продукции. Как могли на скорость химических реакций повлиять вовлечённость, лояльность, энтузиазм, да хоть бы даже и наш с князем личный пример, мы понять не смогли. Всеслав привычно свалил всё на волю Богов. Я тоже этот и некоторые другие факты ничем, кроме чуда, объяснить не мог. Да, ненаучно. Но факт.

Свен приступил к испытанию арбалетов-самострелов. Первые «блины комом» взвести смогли только Ждановы и самые крупные Гнатовы. Болт летел на четыре с половиной перестрела, триста с лишним метров, невообразимая по нынешним временам дистанция выстрела. На расстоянии до двухсот метров древко при попадании в твёрдую мишень, вроде толстой деревянной колоды, разлеталось в щепки. Свиную тушу, подвешенную на суку́, прошивало, кажется, не меняя ни скорости, ни траектории. Следующие прототипы, которые под силу было взвести уже каждому из ратников, молча отнял Янко, все пять штук. С его слов, пятёрка лучших стрелков уверенно попадала в мишень, размером с кулак, с четырёх перестрелов восемь раз из десятка. В цель величиной с голову – без промахов. Немногословный латгал пояснил, что много таких игрушек ему не нужно, но если будет ещё пято́к – его парни выбьют у врага сотников и десятников ещё до того, как противник подойдёт на дальность привычного выстрела. Свен, присутствовавший при разговоре, кашлянул и пообещал обеспечить. И тоже не подвёл. Да вообще никто не подвёл.

Рысь, пугая своим лицом человека, который не спал примерно год, ввалился в «переговорную», когда Ставр как раз заканчивал шипеть, безжалостно ругаясь, доклад о продвижении и потерях противника за минувшие сутки. Выглядя при этом так, будто не спал лет пять. Всё шло вполне в рамках плана, даже лучше.

– Слав, там пошёл к тебе присол… Тьфу, зараза! Посол к тебе пришёл. С грамотками. На посла только похож, как я на монаха, – прошипел-пролаял воевода.

Учитывая то, что представлять себе того монаха, что мог бы хоть отдалённо походить на Гната, нам с князем не хотелось совершенно, Всеслав уточнил:

– Откуда хоть?

– Север. Готланд, – лаконично гавкнул Рысь.

– Знаешь там людей? – перевёл взгляд на инвалида Чародей.

Ставр только кивнул. По счастью, молча. Когда эти двое начинали матерно шипеть на два голоса, неуютно становилось даже мне.

– Зови!

Вошедший боком в дверь взрослый здоровенный воин с рыжей курчавой бородищей, заметно тронутой сединой, сперва осмотрелся. Внимательно, подолгу изучив каждого из заседателей, задержавшись дольше всех на Гарасиме, Ставре и Рыси, кивнул сам себе и шагнул вперёд. Не навис над столом, но встал эдак весомо, амбициозно с претензией.

– Моё имя Хаген. Люди на этом берегу знают меня Хагеном Рыжим, – начал он с очевидного, с того, что сомнений не вызывало. – На берегах предков знают ярлом Хагеном Ульфссоном Рыжебородым. Я прибыл в град великого князя Всеслава, сына Брачислейва, потомка Рёнгвальда, с вестями от тех, кому надоели папские псы и рабские учения на том берегу Варяжского моря.

При этом он смерил вызывающим взглядом отца Ивана, будто пробуя взять патриарха Всея Руси на слабо́. Святейший лишь вздохнул кротко и улыбнулся в ответ. Всеслав, знавший его чуть лучше северянина, предпочёл бы, чтобы в нашу с ним сторону святой отец так не улыбался никогда.

– Трусливая баба Хальстен, купивший подобие власти за римское золото, что сидит в Сигтуне, боясь выйти в море и не решаясь двигаться на север и на запад сушей, многим неудобен. И просто надоел. Его епископы, скоты в бабьих тряпках, забирают много воли, учат детей всякой дряни, противной Старым Богам. Которые, как говорят, у нас вашим или родня, или вовсе общие.

Чародей молчал. Слушал рыжего, что распалялся не на шутку, и молчал. Что нужно Хагену – было ясно. Зачем это Руси, да тем более вот конкретно в данный, вообще не подходящий момент – пока оставалось загадкой. Бородач поносил, не стесняясь в словах, католиков и нанятых ими властителей, что смотрели церковникам в рот и в карман. Плевался, вспоминая про обоих Эриков, Седьмого, сына Стенкиля, и Язычника, которого привёл к власти народ, но перекупили монахи. Сетовал на то, что из потомков Древней крови не осталось почти никого, кто смог бы взять власть, а не купить или украсть её.