То человек окажется в полной темноте. Наум Егорович представил себя, привязанного к кровати, закрытого в этом закутке. И тьму вокруг.

Тут и здоровый свихнётся.

Это ведь пытки. Пусть не физические, но… почему-то увиделась вдруг та девчушка, возраста дочки. А потом и дочка.

– Спокойно, – Женька положил руку на плечо. – Никто не уйдёт обиженным… сейчас я… погоди…

Он повернулся и хлопнул в ладоши.

– Ребят, тут вот всё, что найдёте, ваше. Разрешаю не стеснятся.

Это он мышам.

– Сделайте это место непригодным для жизни.

– А не отравятся? – в отличие от места, мышей было жаль.

– Не боись. Им только в радость. Им зубы стачивать надо, а у них они сверхпрочные. И тут уже зерном не отделаешься, надо бетон грызть или что-то вроде. Ну или напильником. Но грызть – приятнее.

– Тогда ладно.

Дальше они прошли по коридору, заглядывая в каждую попадающуюся на пути палату. Ничего-то нового. Ощущение, что одну и ту же комнату растиражировали. Наум Егорович очень надеялся, что это вот всё, что съемка потом покажет… докажет…

Хотя людей в палатах нет.

Сошлются на эксперимент. Или ещё что придумают. Какую-нибудь психологическую релаксацию и разгрузку психики путём уменьшения визуального шума. И жгуты – как средство особое, крайнее, не позволяющее пациентам буйным причинять себе вред.

Нет, мало.

Пока ещё мало.

Если дело придётся иметь с кем-то из высоких родов, то доказательства нужны будут прямые, чтоб ни одна скотина не отбрехалась.

К лестнице Наум Егорович Женьку вывел. Правда, тут с замками возиться не пришлось, поскольку дверь была раскрыта и заботливо подпёрта, причём явно не ночью. Кто-то замаялся толкать слишком тугую пружину.

– Маша, Оленька будет жить с нами… во многих странах многоженство…

Тощий парень в не слишком чистой майке и трусах стоял на пролёте, приобнимая кого-то невидимого. Второй рукой он жестикулировал, рассказывая о том, как важно женщине правильно понимать своего мужчину.

– Чего только людям не прибредится, – сказал Женька, сочувственно покачавши головой.

На следующем пролёте он остановился.

Принюхался.

– Воняет, – сказал он жёстко. – Сильно воняет.

Наум Егорович тоже сделал вдох. Нет, не сказать, чтобы воняет. Воздух спёртый, что нормально для подземелий. Верно, вентиляцию ставили, но или неправильно рассчитали, или сэкономили где-то, однако было душновато.

Неприятно.

Но вот чтоб вонь?

– Некротикой, – Женька выставил руку. – Отправить бы тебя…

– Сам иди.

– Я не в том смысле. Тут что-то очень нездоровое. Для людей опасно.

– Так… вон, люди, живые вроде. Целые.

– Это только кажется. Каждый, кто в это дерьмо окунался, получит своё. И чем дальше, тем больше… это как с радиацией. Её вроде и нет, но след оставит.

– А ты?

– А я ведьмак. Мне это… – Женька зажмурился и на лице появилось выражение предовольное. – Мне этого, если так-то, и не хватало для счастья-то.

– Плохо не станет?

Вонь вдруг появилась. Вот не было, и вот раз, будто она, сгустившись, окутала фигуру Женька. И Наум даже видел её, этаким мутным облаком вроде дыма сигаретного. И облако это впитывалось в кожу.

– Погоди тогда. Сейчас немного очищу, чтоб ты чего не схватил. И силы опять же подберу. Чую, силы пригодятся.

– Значит, там некромант?

Наум Егорович оглядывался, но на лестнице не особо чего и разглядишь.

– Не похоже… я, если так, только в теории про них знаю. Сам понимаешь, времена сейчас такие, цивилизованные до оскомины. Ни тебе армий тьмы, ни полчищ мертвецов, ни иных порождений злого разума, которые повергнуть надо. Только и остаётся, что хроники читать.

– Вот знаешь, сочувствовать не тянет…

– Дед, когда с Наполеоном воевал, сталкивался… он говорил, что некроманта, если встретиться, то сразу и ощущаешь. А тут только сила… будто истекает откуда-то?

Наум Егорович даже догадывался, откуда.

В зону отдыха он Женьку провёл. На полу сидела пухлая дама неопределенного возраста, которая вытянула руки и поворачивала их то в одну сторону, то в другую, любуясь чем-то невидимым.

Её они обошли.

Да и так-то… в комнаты заглянули, те были прилично больше, чем наверху, да и обставлены иначе. Во всяком случае, тут к кроватям никого не привязывали.

– Пять всего, – заметил Наум Егорович, закрывая очередную дверь. – А народу тут побольше.

– Там вроде как домики есть, для охраны и персонала, отдельные. А тут, наверное, те, кто на дежурстве или ещё чего, – Женька почесал нос. – Вряд ли по доброй воле кто под землёй сидеть захочет. Потом выясните. Идём. А то времени немного.

Времени хватило, чтобы заглянуть в лаборатории.

Наум Егорович надеялся, что его аппаратура не засбоит, что заснимет всё. И эти столы, и шкафы со склянками, сложные конструкции из стекла, пластика и металла. Какие-то приборы, из которых он только центрифугу и опознал. И даже сам тому удивился, ну, что опознал-таки.

Снова шкафы.

Компьютеры, но спящие, и Женька лишь покачал головой:

– С техникой я не особо. Угробить могу, но, подозреваю, тебе не это надо.

– Жаль, – что-то подсказывало, что основные сокровища прячутся там, в глубинах железного мозга, и невозможность добраться бесила Наума Егоровича.

– Не переживай, – Женька понял. – Я там племяшке шепнул, чтоб Игорьку сказала. Игорёк у нас неплохо во всяких нынешних штуках и разбирается. Чего-нибудь да придумает.

Сомнительно.

Но Наум Егорович кивнул.

Во второй лаборатории тоже было непонятно. Снова машины. Какие-то чертежи, детали чего-то. И ощущение неправильности пространства…

Он поворачивался, стараясь, чтобы в поле зрения попал каждый закуток, каждая бумажка.

И отступает.

– Время, – голос Женьки отмеряет уходящие минуты.

Кабинет Льва Евгеньевича. И тут просто снять. По-хорошему бы в бумагах покопаться, но Наум Егорович не уверен, что сумеет все вернуть, как было. А выдавать своё присутствие здесь? Нет, нельзя… да и времени не хватит. Слишком много здесь всего. И опять же, ноут стоит, выключен, но само наличие.

Ладно, пусть там головы ломают.

Ещё кабинет.

И… та лаборатория, в которой он уже был. Но теперь Наум Егорович проходит снова. Запертая дверь. Женька, застывший перед этой дверь. Он прикрыл глаза и чуть покачивается. И кажется, что вовсе отключился, но…

– Уходим, – Женька первым отступает.

– А мы…

– Открывать нельзя, – он качает головой. – Там… что-то очень странное. Разве не чувствуешь?

Наум Егорович прислушался к себе. Чувствовал он разве что острое желание подать сигнал, чтоб эту проклятую «Птицу» прямо сейчас и накрыли. И что-то там подзуживало, нашёптывая, что время хорошее.

Отличное.

Охрана в отключке.

Пациенты тоже.

Никто не помешает. Никто не нажмёт на волшебную кнопку самоликвидации. Так что спецы Института Культуры войдут и сами разберутся, что с лабораториями, что с ноутом.

Но…

Нет.

Может, в машинах информации и хватит, чтоб здешний народец отправить на бессрочную каторгу. А может, и не хватит. Может, найдутся доказательства, чтоб связать «Птицу» с её покровителем, а может… слишком зыбко.

Ненадёжно.

Ждать надо. Искать. А эту ночь сна, если так-то, и повторить можно будет. Женька не откажет.

– Вернёмся, – сказал Женька и ноздри его раздувались. – Всенепременно вернёмся… но чуть позже.

И Наум ему поверил.

А так-то поднялись они вовремя. Небо уже посветлело, полыхнуло по краям ярким золотом, напоминая, что до рассвета всего ничего осталось. И значит, скоро явится смена.

Знать бы ещё во сколько…

– Что там было-то? – уточнил Наум Егорович, устраиваясь на лавочке. Чуть дальше, свернувшись клубочком, на газоне сопел Лев Евгеньевич, выглядевший милым и безобидным. Палец в рот сунул и даже во сне продолжал бормотать что-то, про открытия и науку. Снилось ему, небось, как космические корабли бороздят просторы океанов. Или что-то иное, но столь же вдохновляющее.

– С одной стороны явно пробой, – Женька вытянул ноги. – Тянет таким… ветерком хаоса… демоническим я бы сказал. Но тут надо бы у Васятки спросить. Он точно скажет.

– Васятка – это который?

– В белом костюме. Видел?

– А… да. Бледный ещё. Я даже подумал, что больной.

– Да не, просто демон. Они все с придурью.

– Демон?!

– Вот чего ты орёшь, – Женька вцепился в рукав и дёрнул. – Сядь уже. Демон, демон… и что? Демоны тебе уже не люди?

– Демоны – как раз и не люди, – Наум Егорович сел.

Демон.

Он вспомнил паренька. Ну да, обычный. Две руки. Две ноги. Тощий. Такой, субтильный даже. Бледненький. Супруга вот сразу бы пожалела его за субтильность и бледность эту, решила бы, что недокармливают бедолагу. И принялась бы исправлять этакую жизненную несправедливость.

– А рога у него где?

– Отвалились, – ответил Женька.

– Хворый, что ли?

Демона жалеть категорически не хотелось.

– Да не. Ведьма прокляла… он вообще наполовину только демон.

Не хотелось, но жалелось. Демонов Наум Егорович в жизни своей встречал дважды. Огромные твари. Яростные. Злобные. Мальчику среди них пришлось бы тяжко. Мелкий, тощий и безрогий.

Вот о чём он думает?

Надо тревогу поднимать. Или… не надо?

– Он тут давно? – уточнил Наум Егорович.

– Пару дней как.

– И никого не сожрал?

– Он вроде как пацифист.

Демон-пацифист. Куда этот мир катится? С другой стороны, если никого не сожрал, не поработил и вообще живёт себе тихо, закон не нарушая, то с чего к человеку, то есть, к демону, приставать?

– Всё равно не похож, – признавать чужую правоту Наум Егорович не любил. – На демона. Они… ну… такие… огромные. Неуязвимые. С рогами, копытами и хвостом. А этот… ботиночки вон, белые.

– Молодой. Хочется модничать.

– Как они с копыт не спадают? – опять, кажется, его интересовало не совсем то, что должно.

А если этот – разведчик? Засланец, который изучает мир и внедряется, чтобы вызнать секреты Империи? А потом собрать адские полчища…

– Не знаю. Увидишь – спроси. И да, в штаны я не заглядывал, так что про наличие хвоста тоже не скажу. Может, ногу обматывает, а может вообще его в детстве купировали.

С другой стороны, если демона внедрили, то тоже куда-то не совсем туда.

Нет, надо к началу вернуться.

К подвалу.

– А что не так с энергией-то? – Наум Егорович поскрёб ногу, проводивши взглядом полную даму, которая важно шествовала по дорожке. Больничный халат сполз с покатых плеч её, повиснув на полусогнутых руках, и край халат волочился белоснежною мантией. Да и в целом вид у дамы был весьма царственный.

– С энергией? – Женька женщину тоже увидел. – А… она демоническая, но какая-то… не знаю, как будто демон помер, а его взяли и некромантией подняли. Хотя это, конечно, ерунда.

– Почему?

– Потому что демоны некромантов на дух не переносят. А те демонов. У них эта… естественное непринятие друг друга. Психоэнергетическая несовместимость. Я читал, что изначально некроманты и появились, чтобы защитить миры от вторжения демонов, которые убивали всё живое. Некроманты научились использовать убитое… ну и понеслось.

Гонка вооружений, стало быть.

– Демоны изначально не поддаются воскрешению. А некроманты не рискнут работать с демонами, потому что сила хаоса разрушает их собственную… в общем, коллапс. А там две силы разом. И это, Наумка, нехорошо. Это очень нехорошо…

В нехорошо Наум Егорович сразу поверил.

Значит, кто-то там, наверхах, решил поиграть и с демонами, и с некромантией сразу? Чудесно…

Где-то там, у забора, взвыла сирена.

– О, явились, – радостно сказал Женька и широко зевнул. – Сейчас начнётся веселуха…

Началась.