Голова вдруг закружилась и на какое-то время в ней не осталось мыслей. Вот совсем-совсем. Ни одной, даже самой захудалой мыслишки. И такая лёгкость воцарилась, с облаками сахарной ваты и злою родственницей супруги, которая с облако на облако перепрыгивала, потрясая старым веником да лихо, по-гусарски, матерясь, что не позвали на свадьбу.

– Вот и всё, – тётка вдруг исчезла вместе с облаками, а Наум Егорович обнаружил себя, лежащим в кровати. Голова ещё кружилась, но уже, к счастью, не совсем пустая. – Погодь, не вставай. Сейчас чутка пропотеешь… если что, там туалет есть.

– Я думал, только в коридоре.

– Не. В палате тоже. Сам подумай. Замучились бы они народ водить. Ты иди, а то организм не сдюжит.

Предупреждение подоспело вовремя. В туалете, который оказался до неприличия узким, Наума Егоровича вывернуло.

– Дрянь они тут какую-то затеяли, – Женька не пошёл следом, но бодрый его голос вызывал всё новые и новые спазмы. Впрочем, вылетало в унитаз почему-то не съеденное, а чёрная жижа. И главное, факт этот вновь же принимался разумом, как должное.

Хотя забеспокоиться бы.

Вдруг да кровотечение.

– Что… ты знаешь… если знаешь, – Наум Егорович оглянулся.

– Водичка вон, – Женька протянул кружку, пластиковую и лёгкую. – В стене краник…

И на том спасибо. Хоть рот прополоскать получилось.

– Знаю… в общем, тут такое… смотри, всё не повторю, тут вам с девонькой надо пообщаться.

– С какой?

– С той, что в невесты первого жениха моей племянницы метит.

А может, всё-таки бред? Такой же, как с тёткою. Ведь вполне себе реальною тётка казалась. Бодрою вон. Прям на зависть. А тут мыши, ведьмак и мексиканский сериал в русском устном изложении.

– Не бери в голову, – ответил Женька на взгляд. – Там всё сложно. Но, в общем, детишки пропадают. Я, чего смог, то и запомнил… имена так не особо, но говорю ж, девонька собрала полное досье. Только вы там сами всей гвардией не лезьте, напугаете ещё её, и Васятку… а оно вам надо?

– Мы… детей не пугаем.

– И правильно.

– А этот ваш… Васятка… он в центре был?

– Не, там только Данька с Улечкой. Ну и Лялька, само собою. Васятка уже позже появился. И Элька за ним. Так вот, пусть отправят кого толкового, кто нахрапом не попрёт. И толерантность чтоб была!

– А это ещё зачем?

Про дипломатию Наум Егорович в целом понял и согласен даже был, что нахрапом в данном случае переть нельзя, но толерантность-то на кой?

– Межрасовая, – уточнил Женька. – Вот ты как к демонам относишься?

– Бил и бить буду!

– Вот. Поэтому и сидишь в психушке.

– Ты тоже сидишь в психушке.

От воды окончательно полегчало. А живот откликнулся печальным рокотом, намекая, что ужин уже был. Ну… с другой стороны, супруга давно ворчала, что надо бы похудеть.

И надо бы.

Свадьба скоро, а костюм вот… не налазит.

– Я – это другое, – Женька подошёл к двери. – Меня внедрили.

– Меня, между прочим, тоже…

– Вот. Поэтому туда пусть пошлют не такого дуболома, а кого-нибудь… более гибкого. Без намёков.

– Я гибкий. А это – мышцы, – Наум Егорович похлопал по животу, надеясь, что тот замолчит. Но бурчание стало только громче.

Женька хмыкнул и ответил:

– Там поймут, но если вкратце, то дело обстоит примерно так…

И почему-то не отпускала мысль, что фоном к рассказу пойдут эти вот, весьма характерные, звуки. Неудобно, однако. Нет, Наум Егорович слушал внимательно. А ещё, слушая, пытался отогнать мысль, что в записи главное рассказ, а не фон, на котором тот пойдёт.

– Как-то так, – Женька потёр переносицу. – Вопросы есть?

– Есть.

– Какие?

– Почему если мыши – древнеримские, император у них Вильгельм?

Ночь выдалась тихой.

И тёмной.

Самое оно для преступных действий, совершаемых в составе группы. Мелецкий даже представил, как прокурор зачитывает обвинение про этот самый состав группы.

– Вась, – Данила спешно отогнал упаднические мысли. – Может, ты всё-таки переоденешься?

– Зачем?

– У нас операция. Тайная. Мы проникаем на территорию этой вот «Птицы». Тайно.

– Я понял.

– А тайно – это так, чтобы никто не заметил.

– Логично.

– На тебе белый костюм!

– Да, – согласился Василий и руку поднял. – Новый. Ты заметил? Я сменил оттенок. Он на полтона стал теплее.

– Тебе идёт.

– Вот и мне показалось, что так лучше.

– Вась, просто костюм белый. Ночь чёрная.

– Ты намекаешь, что получится слишком контрастно?

– Издеваешься, да? – Данила выдохнул. И Василий осторожно кивнул, уточнив:

– Я не имел намерений причинить тебе ментальные страдания. Мне показалось, что наш уровень межличностных отношений допускает некоторые вольности, которые можно интерпретировать, как юмор.

Ну да, чего ещё ждать от демона. Хотя, пожалуй, это не те вольности, на которые стоило бы обижаться.

– А на деле тебя не увидят?

– Нет.

– И камеры не запишут?

– Моё отражающее поле эффективно искажает средства оптического наблюдения. В теории.

– Снова издеваешься. То есть, шутишь.

– Смешно?

– Как сказать… хотя, пожалуй, что в чём-то и забавно, если так.

– То есть, прогресс имеется?

– Имеется, имеется, – поспешил успокоить Данила. – А ты точно хочешь поехать?

– Меня настораживает моя неспособность идентифицировать остаточную энергию, что может говорить как о естественном снижении личного восприятия в малонасыщенном мире, так и о свойствах самой энергии, изменённой людьми.

– Можно было просто сказать «да».

– Да, – послушно сказал демон. А потом добавил. – У моего отца тоже был друг.

– И?

Данила вот прямо всей сутью своей чувствовал, что история будет в лучших демонических традициях. И Василий не подвёл.

– В тот год проснулось Сердце Эххали, – Василий забрался в автобус и сел с ровной спиной. – Это вулкан. Один из дюжины великих. Он пробуждается раз в столетие, чтобы наполнить русла мёртвых рек лавой. Три пасти его выдыхают столпы пламени и пепла, который затягивает небеса.

– Красиво как, – Ляля, забравшаяся на место водителя, обернулась.

– Главное, что извержение связано с глобальным энергетическим циклом мира, и в свою очередь вызывает мощные возмущения. Магические бури в такой год случаются одна за другой, а следовательно, и разрывы пространства. Что вновь же влечёт пробои на нижние слои Хаоса и проникновение оттуда всякого рода тварей. Отцу донесли о мощном прорыве на дальней границе его владений. Твари не просто выбрались, они снесли и крепости, и две башни малых Владык. Поглотив живых и преумножив силу свою, орда двигались к городу. Отец поспешил навстречу, отправив послание к своему другу, чтобы он, собрав войска, двинулся следом. Вместе они с лёгкостью разбили бы орду…

– Он не двинулся? – Лёшка тоже влез, хотя вот его никто не звал.

С другой стороны, не гнать же.

И Никитку вон на руках держит, а тот хвост свесил, причём какой-то уже совсем беличий, а сам мышь свою плюшевую обнял.

Ну да, какая тайная операция без плюшевой мыши.

– Двинулся… только очень неспешно. Отец встретил орду Хаоса с малым войском. И битва кипела многие часы. Там придворный историк записал, что земля стало алой, в цвет небу, и три луны окрасились злой кровью. В общем, он традиционно пишет очень красиво.

– У тебя тоже неплохо получается, – заверила Элька.

– Спасибо. Я цитирую.

– И чего там случилось?

– К войску отца присоединились горожане, понявшие, что за стенами отсидеться не выйдет. К тому же разразилась новая буря, и отец сумел оседлать кипящие силы, направив их против тварей. Те и отступили. А когда буря улеглась, то перед войском отца встало другое. Свежее.

– Друга?

– Тот решил, что это удачный момент свергнуть отца и занять его место.

– Только как понимаю, – Лёшка почесал Никитку за ухом. – У него не получилось.

– Отец, осознав предательство, впал в ярость… демоны порой впадают в боевую ярость, которая многократно преумножает их силы. К тому же остатки поглощённой бури кипели в его душе. Он сумел полностью подчинить её. Отец вызвал друга на бой и оторвал ему голову. Это в буквальном значении данного выражения. Эта голова до сих пор стоит в галерее трофеев.

– То есть, ты предлагаешь за Стасиком не ехать? – уточнил Данила.

– Нет. Я просто рассказываю. Отец не позволял мне заводить друзей, полагая что в дальнейшем их наличие поставит мою жизнь под угрозу.

– Бедненький, – вздохнула Ляля, не пояснив, кто именно бедненький. – Так что, едем? Все на месте?

– Все, – Ульяна опустилась рядом. – А может… кто-нибудь другой за руль, а?

– У меня лапки, – Никита вывернулся из Лёшкиных рук и, упав на сиденье, вцепился в него когтями. – И вообще, привыкайте… тут, если так-то, недалеко… Ляль! Давай! Вздрогнули!

Глава 5
О трудных буднях спецагентов и начинающих сатанистов

Металлические пластины защищали все до чего мог дотянутся вражеский меч или кинжал, а места куда не мог дотянутся сам доспех, были прикрыты одетой под него кольчугой.

Защиты никогда не бывает много.

Фёдор Фёдорович отложил листы и задумчиво потёр подбородок. Потом столь же задумчиво, но куда более аккуратно потёр глаза, которые чесались, напоминая, что отдыхать всё-таки следует. И что у самых качественных зелий имеется побочка.

Он подавил зевок и снова взял в руки бумаги.

Осознал, что не понимает почти ничего из написанного и, отложив, стянул очки. Да, поспать бы следовало. Хотя бы пару часов. Можно даже здесь. Диван в кабинете для того и поставлен. На него Фёдор Фёдорович и лёг, запоздало подумав, что надо будет дать задание, чтоб к исполнителю пригляделись.

Толковый мужик.

Спокойный.

В нестандартных ситуациях не теряется, сохраняя ясность мышления. Да и к агрессии не склонен. И годы уже те, когда там, где он служит, начинают на пенсию намекать или переводят в инструктора. Нет, инструктор из него тоже хороший выйдет.

Так что…

Кадры, кадры и снова кадры… вот очередная резолюция – расширить состав. И места есть, и вакансии, и меры стимулирования. Людей только нет. Подумалось с раздражением, что там, наверху, полагают, будто найти кого-то подходящего легко. А как найти? Где искать? Среди магов? Там, куда ни плюнь, рода и семьи, с которыми маги эти связаны крепко-накрепко, а стало быть, вопрос ещё, кому они там охотней служить станут, государству или семьям. И велик риск, что потянутся нити родственных связей туда, где эти связи – совсем лишнее.

Фёдор Фёдорович закрыл глаза, проваливаясь в нервный сон. В отпуск бы… да кто его отпустит. То одно, то другое… то демонопоклонники, то вон возня непонятная с военными заказами, на заговор смахивающая, то очередное реликтовое чудище в подмосковных лесах заводится.

И везде-то надо быстро.

И везде-то надо тайно.

Чтоб их…

Он проснулся от ощущения взгляда. Взгляд был внимательным, но лишённым агрессии. А ещё по ощущениям принадлежал он не человеку.

Мыши.

Огромной мыши, покрытой чешуёй. Причём мышь восседала на подголовнике дивана, прижав к груди короткие лапы.

Не к груди – к нагруднику.

И на голове мыши был шлем. Древнеримский. Фёдор Фёдорович глаза прикрыл, осознавая полученную информацию, потом открыл.

– Пи, – сказала мышь и, приподнявшись на задних лапах, бухнула передней в нагрудник.

– И вам доброго вечера, – Фёдор Фёдорович осторожно, стараясь не делать резких движений, дабы не спугнуть существо, сел. – Честь отдать не имею права, ибо являюсь лицом гражданским.

– Пи, – мышь понимающе кивнула. – Пи-пи!

И протянула лапу.

А в лапе блеснуло весьма характерного вида бусина. Точнее внешне сверхплотный накопитель информации походил именно на стальную бусину. Но Фёдор Фёдорович его узнал.

– Откуда…

– Пи! – мышь указала в стену. Потом снова постучала по нагруднику, который, впрочем, не зазвенел.

– Пластик? – поинтересовался Фёдор Фёдорович. – 3D-печать?

– Пи, – мышь кивнула.