Оглядываюсь по сторонам и с прискорбием признаю – понятия не имею, куда бежать, если что. А бестолковая попытка улизнуть может аукнуться чем-то покруче следящего браслета. Поэтому плетусь за Маратом. Хотелось бы, конечно, бодренько потрусить за ним, но выходит лишь жалкая пародия. Бессонов, глядя на меня, явно ржет, придурок. Но мне уже плевать – хочется где-то передохнуть. Так что когда лес внезапно заканчивается небольшой поляной, на которой стоит небольшой то ли ангар, то ли склад, я радуюсь как ребенок.

Чемпион тормозит, я за ним. В боку начинает колоть, и я жалею, что не уделяла тренировкам достаточно внимания. Дурочка.

Осматриваюсь по сторонам, подмечая детали, которые успеваю выхватить.

– Заходи давай, – требовательно произносит Марат, открыв передо мной металлическую дверь.

Я осторожно заглядываю внутрь, не торопясь делать первый шаг, и вдруг чувствую, как он прижимается ко мне сзади. Кладет ладонь на живот и шепчет на ухо:

– Боишься темноты, царевна?

На автомате двигаю локтем назад и делаю шаг. Не успеваю зажмуриться, и по глазам бьет яркий свет, который резко вспыхивает. Запоздало понимаю, что освещение, очевидно, реагирует на движение.

– Тише, – ухмыляется Марат, ловко перехватывая меня, все еще держа так, что наши тела слишком уж близко друг к другу. – Норовистая, да?

– Пусти… те…

Удивительно, но Бессонов слушается. Убирает руки и даже отступает на шаг, а затем и вовсе обходит меня, давая возможность выдохнуть и осмотреться.

Помещение оказывается тиром. Хотя, скорее, даже стрельбищем – судя по тому, что есть у нас дома, Марат любит пострелять профессионально.

Нервно сглатываю, вспоминая то, что рассказывала Олеся – что, мол, вроде бы спортсмен, но дела за ним темные. И в разборках участвовал, и вообще криминал там у него серьезный.

– Что выберешь? – спрашивает между тем Бессонов, раскладывая передо мной на одной из стоек несколько вариантов оружия.

Я успеваю удержать себя от своего любимого. Широко улыбаюсь, стараясь не спалиться еще сильнее.

– А я любой могу выбрать?

Взгляд у Марата сейчас цепкий и холодный. Он будто просчитывает меня, ищет зацепку, которая поможет ему вскрыть мои мысли.

– Почему нет? Девушкам же принято уступать.

– А ты… Вы тоже будете стрелять?

– Конечно, – кивает он. – Надо же понять, насколько ты хороша, прежде чем…

– Чем что? – не удержавшись, уточняю я.

– Выбирай, – кивает он.

Часть меня требует взять привычное и надрать зад этому самоуверенному козлу! Уж что-что, а стрелять я умею так, что не прикопаешься. С моим отцом иначе не выйдет. Он, конечно, поначалу был против, но в итоге я пропадала в тире, пока не стала выбивать десять из десяти, как Витька.

Однако в то же время я понимаю – показать это – означает спалиться. Не такое это уж популярное качество для девушки. А вот проиграть ему – это получить очередную порцию насмешек и…

Что ж, Олеся, ты мне будешь должна еще немного сверху.

Вздохнув, выбираю неудобный и тяжеловатый для меня пистолет. Все внутри бунтует против того, чтобы намеренно мазать по мишени. Но…

Но я должна это сделать.

– Куда так торопишься? – удерживает меня Марат и подает наушники. – Так не терпится продемонстрировать все, что умеешь?

Его взгляд вновь вспыхивает темным желанием. Циничная отстраненная маска дает трещину, и я снова ощущаю это странное влечение. Будто мы как две половинки взрывчатки – стоит только оказаться поблизости, как начинает искрить.

– Спасибо, – натянуто улыбаюсь и, надев наушники, снова подхожу ближе, чтобы начать стрелять.

Движения все на автоматизме, я едва успеваю корректировать себя, чтобы не бить в цель.

Когда последний выстрел сделан, снимаю наушники и ловлю задумчивый взгляд Бессонова. Он нажимает кнопку, и мишень подъезжает.

Если бы отец увидел мой результат, то был бы разочарован. Но учитывая обстоятельства, кажется, у меня получилось.

– Ну, я же попала, да? – самоуверенно говорю, кивая на дырки в мишени.

– А ты куда целилась, царевна?

Еще одна милая улыбочка дается мне непросто. Почему-то не отпускает ощущение, что я стою перед ним обнаженная. И речь не о физическом теле. Марат будто сканирует мои мысли. И я совершенно не понимаю – что у него в голове?

Пожалуй, он первый мужчина, который для меня настолько непонятен. А ведь я была уверена, что благодаря своему окружению знала про мужских особей все, что можно. Ну, или хотя бы достаточно много, чтобы примерно понимать, кто и что собой представляет в общих чертах.

Но Марат… Это просто какой-то ящик Пандоры.

– В серединку, конечно. Теперь ваша очередь, – мило улыбаюсь.

Мужчина тихо хмыкает, берет пистолет, который и я люблю больше всего. Ловко цепляет наушники, а затем технично делает десять выстрелов.

Мне не по себе от того, насколько играючи это все происходит. Сглатываю и уже подозреваю, что увижу на мишени, когда та подъезжает.

Бессонов оборачивается ко мне. В его глазах нет какого-то чувства превосходства, которым так часто страдают мои сверстники. Для них, кажется, жизненно необходимо не просто победить, но еще и продемонстрировать это, подчеркнуть и чуть не пальцем ткнуть в собственное достижение.

Нет, Марат и так прекрасно знает, что хорош. И вот эта спокойная уверенность, что он лучший, цепляет меня против воли.

Мой отец такой же. Он знает, что лучший, и что у него – только лучшее. Начиная с мамы, заканчивая бизнесом.

И тем опаснее для меня Бессонов.

– Теперь хочу получить свой бонус, – тихо произносит он, делая ко мне шаг. Я отшатываюсь, но буквально в считанные мгновения оказываюсь прижатой к соседней стойке. Воздух между нами снова искрит от дикого напряжения.

– Почему это вам бонус? Мне же был обещан! – нервно возмущаюсь, пытаясь отстраниться, но проще сдвинуть скалу, чем Бессонова.

Марат многозначительно ухмыляется, наклоняется ниже и выдыхает мне практически в губы:

– Потому что ты проиграла, царевна.

7 Вика

“Вот гадский гад”, – проносится у меня в голове до того, как Бессонов буквально вгрызается в мой рот.

Этот поцелуй становится для меня настоящим откровением – горячий, откровенный и разнузданный. Это не нечто слюнявое с однокурсником, который вроде бы и самый популярный парень на потоке, а на деле оказывается так себе тюфяком.

Нет, Марат целует так, что коленки подгибаются, а в теле вибрирует буквально каждая клеточка. Он даже не целует – трахает. У него наглый, настойчивый язык, которому покоряешься, и который впускаешь, позволяя все.

Чистый секс.

Хватка у меня на волосах ощущается так остро и в то же время правильно – словно его руки созданы для того, чтобы…

На этом моя мысль обрывается, потому что безумие заканчивается. Ошарашенно смотрю в глаза Бессонова. У него в них такой коктейль, что я уверена – он продолжит. Но вместо этого на его губах появляется довольная ухмылка.

– Неплохо для тест-драйва, – роняет он небрежно, а меня словно ледяной водой окатили.

Внутри все резко замирает, а следом взрывается злостью и женской обидой. Дальше действую на инстинктах, но Марат перехватывает мою руку на подлете. И, естественно, влепить пощечину у меня не выходит.

– Легко воспользоваться преимуществом, когда противник слабее, – цежу сквозь зубы. – Очень по-мужски.

– Где же твой восторг и пиетет к своему кумиру? – продолжает потешаться гад. – Ты, кажется, чтобы увидеть меня на ринге, пробралась в самый закрытый клуб города.

– Знала бы, что вы… Ты… Знала бы, что ты такой, даже не взглянула бы! – взвиваюсь на его насмешки.

– Ну, вот и покончили с официальным знакомством. А спорим, царевна, я засуну руку в твои трусики, и там будет мокро? – хрипло шепчет он, подавшись вперед и вновь оказавшись опасно близко. – М?

– Не обольщайся, – фыркаю, демонстративно отворачивая лицо. – И вообще, сколько мне еще сидеть взаперти? У меня, между прочим, свои дела. Сколько я еще должна ждать позволения уехать?

– Варвар-р-ра, – тянет мое фиктивное имя Марат. И так он это делает, что мурашки по телу следуют стройными рядами. Просто магия какая-то. Может, у него какие-то феромоны особые? – Тебя кто-то ждет?

– Моя жизнь, – огрызаюсь, по-прежнему не глядя на него. Но это дается с трудом – близость мужчины влияет на меня опасным образом. Ловлю себя на мысли, что хочется прижаться, потереться подбородком о крепкую грудь, провести пальцами по широким, накачанным плечам, прочувствовать каждую мышцу, чтобы…

Черт. Я даже представляю, как он произнес бы мое настоящее имя! А это уже клиника.

– Как только скажешь правду, так сразу и закончится твое заключение, – ухмыляется Бессонов и резко отстраняется. Стойко держусь, не позволяя себе потянуться вслед, потеряв такое желанное тепло его тела. – А пока с тебя завтраки мне в спальню.

– Что? – возмущаюсь. – С чего бы это? Я в прислугу не нанималась!

– Ты проиграла, – напоминает он, кивнув в сторону мишеней. – Умей принимать последствия. А теперь двигай на выход, если не хочешь заняться чем-то поинтереснее.

И снова полный похоти взгляд на мои губы. Сглатываю тугой ком в горле. Я, конечно, злюсь, но прямо сейчас лучше наедине с ним не оставаться. Слишком остро между нами.

Обратная дорога проходит легче. То ли выброс гормонов, то ли меня подпитывает злость. Я даже не так сильно устаю, хотя, возможно, дело еще и в том, что Бессонов не топит по полной.

Я уже надеюсь под шумок уйти с неактивированным браслетом, однако Марат вспоминает о нем буквально сразу, как только мы проходим через калитку. Тормозит меня за локоть. От его прикосновения у меня кожа начинает гореть, и удерживать отстраненное выражение лица становится крайне сложно.

Бессонов ловит мой раздосадованный взгляд и криво ухмыляется. По-любому разгадал мои мысли.

К моменту, когда заходим в дом, я уже едва стою на ногах. А еще дико хочу есть. Даже не посмотрев на своего тюремщика, иду к себе в комнату – взмыленная и уставшая.

– Завтрак, царевна. Сейчас.

Медленно оборачиваюсь и, окончательно потеряв терпение, выдаю:

– Знаешь что? Пошел к черту! У меня нет сменной одежды, а благодаря твоей пробежке я теперь вся грязная и потная!

– Предлагаешь мне тебя помыть?

Впервые его двусмысленная фраза не провоцирует меня, а раздражает.

– Предлагаю отпустить меня домой! – рявкаю и, резко развернувшись, ухожу в комнату, которую мне так щедро выделили.

Зря, конечно, сорвалась. Это может мне аукнуться – вообще надо выстроить общение с Бессоновым так, чтобы воспользоваться своим этим заключением и выведать у него что-нибудь. Но, пожалуй, чуть позже. Сначала нужно успокоиться.

Однако побыть наедине с собой и своими мыслями у меня не получается – раздается стук в дверь, а затем в комнату, как к себе домой, заходит один из охранников. Тот самый, который был вчера в машине, когда Марат меня перехватил. Взгляд у него довольно странный. И я тут же вспоминаю слова Марата о том, что именно каждый здесь может со мной сделать…

Невольно делаю шаг назад, ощущая слишком пристальный взгляд мужчины. Он липкий и чересчур неприятный.

– Босс просил передать, – лязгает охранник, и только после этого я замечаю, что у него в руках одежда.

Поняв, что я не собираюсь идти и забирать подарок сама, мужчина криво ухмыляется и, подойдя поближе, бросает шмотки на постель.

– Скоро босс наиграется, – многообещающе говорит он и уходит.

Мне очень-очень не по себе от его слов. Целую минуту я так и стою, приходя в себя.

Решив начать самостоятельную жизнь, я подозревала, что за стенами дома ко мне не будет такого же отношения. Это нормально. Несмотря на жесткость и определенные меры воспитания, родители меня любили и всегда относились как к принцессе. Особенно папа.

И все же я оказываюсь не готовой к такому откровенно животному отношению к девушке.

Меня передергивает, едва вспоминаю, как охранник на меня пялился. Придется выстраивать стратегию, учитывая вот эти возможные осложнения – в мои планы совершенно не входит оказаться под кем-то из этих амбалов.