В первый учебный день в расписании было всего две пары, так что уже в полдень студенты были свободны, как ветер. Сняв на всякий случай еще одну ксерокопию со свидетельства о браке, Эльза дождалась Андреа, и они отправились в управление по делам ведьм. Надо сказать, Андреа производила неизгладимое впечатление на окружающих: конечно, никто не видел печати и не знал, что она ведьма, но пассажиры в троллейбусе, в который сели девушки, едва не плевались. Какие-то молодые ребята лихо им подмигнули.

– За подружек нас приняли, – прокомментировала Андреа. Эльза поняла, какие именно подружки имеются в виду, и почувствовала, что краснеет.

Кабинет куратора Бернстайна располагался на восьмом этаже, когда девушки вошли в лифт, Эльза спросила:

– Тебя подождать?

Андреа только рукой махнула.

– Не стоит, он обычно долго мне мозги конопатит. До вечера будет нервы мотать.

Эльза только вздохнула.

На улице было по-летнему жарко, а здесь, в коридоре третьего этажа, царила приятная прохлада. Эльза вышла из лифта, и услышала, как по лестнице кто-то бежит. Должно быть, очередная ведьма отделалась легким испугом. Дверь в нужный кабинет была приоткрыта. Эльза заглянула внутрь, и увидела, что Лютер лежит на полу возле стола, безжизненно раскинув руки. Лицо инквизитора было окровавлено.

– Господи боже… – прошептала Эльза и, отбросив сумочку, кинулась к нему. Почему-то ей не пришло в голову, что если Лютер мертв, убит, то ее наверняка арестуют, когда обнаружат рядом с его телом. – Лютер! Господи боже, Лютер… Вставай!

К счастью он был жив, только оглушен. Эльза похлопала его по щекам, помассировала точку на правой руке между большим и указательным пальцем, и глаза Лютера шевельнулись под веками.

– Слава богу! – воскликнула Эльза и попробовала усадить его. Не получилось – комплекция не позволяла таскать молодых здоровых мужиков.

Откуда-то послышался хлопок. «Выстрел», – как-то отстраненно подумала Эльза, и в это время Лютер открыл глаза. Некоторое время он всматривался в Эльзу, и девушка вдруг обнаружила, что гладит его по щеке. Мягко и ласково, словно он был ее другом.

– Ты жив? – спросила Эльза, понимая, что вопрос, конечно, дурацкий. Лютер смущенно улыбнулся, и улыбка на окровавленном лице выглядела очень впечатляющей.

– Вроде жив, – произнес он и медленно поднялся с пола. Протер ладонью по лицу, размазав кровь. Эльза встала и уточнила:

– Точно жив? Что случилось?

Послышался еще один хлопок, теперь уже с улицы. Лютер медленно подошел к окну и поманил Эльзу.

– Иди сюда. Смотри.

Окна кабинета выходили на улицу, и Эльза увидела, что на ступенях, ведущих к высоким входным дверям, лежит женщина. Взгляд дрожал, выхватывая то стройные ноги в джинсах, то белоснежную блузку, то растрепанные волосы… Женщина лежала лицом вниз, и из-под головы медленно растекалась лужа крови. Двое мужчин в форме инквизиционной охраны стояли рядом, держа лежащую на прицеле, словно женщина могла подняться и напасть.

– Тати, да? – вдруг поняла Эльза. – Тати с уровнем Окулус. Она на тебя напала, да?

Лютер угрюмо кивнул. Было видно, что он крайне потрясен и расстроен, и Эльза вдруг подумала, что не ожидала подобной реакции от инквизитора.

– Напала, – глухо ответил он. Снова провел ладонью по лицу. – Понимаешь, странное дело. Печать почти сбросилась, а это редкость. Позавчера только проверял и обновлял. Ну и… – Лютер вздохнул и устало махнул рукой.

– Как ты? – спросила Эльза. – У меня лекарство есть от сердца, эленол. Дать?

– Не надо, – откликнулся Лютер. – Я нормально. Ты ведь документы привезла?

Эльза кивнула и, отойдя от окна, взяла сумку. Ксерокопия свидетельства о браке легла на стол. Лютер не обернулся.

– Спасибо, – сказал он. «А ведь мне сейчас придется выходить мимо Тати», – подумала Эльза и спросила:

– Извини, а тут есть запасной выход? А то я… – она сделала паузу и призналась: – Я покойников боюсь.

– Есть, – кивнул Лютер. – Подожди меня в коридоре, вместе пойдем.

***

Лютер водил небольшой седан, и Эльза, опустившись на пассажирское сиденье, вдруг почувствовала себя уютно. Она и сама не знала, откуда пришло это непривычное ощущение – ей давно не было так хорошо и спокойно, к тому же в компании инквизитора, на светлой рубашке которого до сих пор темнели пятна крови. Умывшись и приведя себя в относительный порядок, Лютер отпросился у начальства – сказал, что отправится к врачу, хотя Эльзе было ясно, что не поедет он ни в какую больницу.

– Покорителей, сорок два? – удивленно уточнил он, когда Эльза назвала адрес. – Вроде Хольцбрунн не там живет.

– Это моя квартира, – призналась Эльза. – Не хочу к нему идти.

Лютер вопросительно поднял бровь. Скользнул рукой по приборной панели, включая радио, и этот мягкий жест почему-то заставил Эльзу подобраться и напрячься.

– Что так?

– Я его ненавижу, – вдруг призналась Эльза. Губы Лютера дрогнули в странной полуулыбке.

– Я, конечно, слышал, что он специфический человек. Но вот чтобы прямо «ненавижу»?

– Давай не будем о нем, – попросила Эльза. – Давай о чем-нибудь другом.

Лютер пожал плечами. Должно быть, он уже пожалел о том, что предложил Эльзе подвезти ее. Хотя его можно было понять: сейчас Лютер меньше всего хотел оставаться в одиночестве.

– О чем?

– Не знаю. О лисах? О волчьих следах на снегу?

Лицо Лютера дрогнуло, приобрело странное выражение. Седан въехал в карман парковки возле дома Эльзы, и Лютер вдруг сказал:

– Вообще я из поселка Хвойная падь. Там и волки, и лисы. Зимой выйдешь, бывало, и так тихо-тихо, словно весь мир колпаком накрыли. Белым снежным колпаком. И только следы на снегу.

Сердце Эльзы болезненно сжалось.

– Я смотрю на тебя и вижу лодку, – сказала она. – Маленькую, зеленую. Краска на бортах облупилась.

Ей вдруг подумалось, что они на самом деле ровня. Оба понаехали в столицу из медвежьих углов, оба относятся друг к другу по-человечески. Мир, наверно, был бы намного лучше, если бы все были такими, как Лютер.

– Нет больше той лодки, – сказал он, и край его рта дрогнул: улыбка так и не родилась. – Я в ней рыбу ловил на озере.

– Хочешь чаю? – предложила Эльза. В конце концов, почему она не может провести время с приятным ей человеком? – У меня и пряники есть.

Лютер улыбнулся, но взгляд его так и остался глухим, направленным в себя – туда, где на снежной простыне темнели отпечатки волчьих лап.

– Если не стесню, – ответил он, и Эльза мысленно откликнулась: не стеснишь.

Пряники действительно лежали на кухне в шкафчике. Щелкнув кнопкой чайника, Эльза принялась накрывать на стол, чувствуя, как в ней зреет какое-то подспудное ощущение. Конечно, ей не следовало приводить сюда мужчину. Это было неправильно, однако неправильность с лихвой компенсировалась нарастающим желанием отомстить.

Ее практически насильно выдали замуж за редкостную сволочь.

Мартин отправился к какой-то бабе накануне свадьбы и не счел нужным этого скрывать. Он вообще всячески давал понять, что Эльза для него – грязь под ногами, и он не собирается с ней церемониться.

В конце концов, в его правилах было «не лезть и не отсвечивать». А «не заводить отношений с кем-то еще» – этого не было.

Лютер вымыл руки, вышел из ванной и смущенно произнес:

– Честно говоря, никогда не был в гостях у ведьмы.

Эльза улыбнулась и разлила чай по пиалам. Ей отчего-то сделалось очень легко.

– Считай, что ты просто в гостях у девушки.

Лютер осторожно сел на шаткую табуретку и придвинул к себе пиалу. Должно быть, он хотел сказать, что никогда не был в гостях у жены вышестоящего начальника – но отчего-то промолчал.

– Тебе не за что себя винить, – сказала Эльза. Лютер бросил на нее острый взгляд из-под рыжеватых бровей и не ответил. – С Тати… ты не мог знать, что так получится.

– Я не хотел, чтоб все так кончилось, – Лютер задумчиво провел пальцем по краю чашки. Эльза подумала, что у него очень сильные руки – руки, которые с одинаковой ловкостью плетут рыболовные сети и пытают ведьм. Хотя вряд ли Лютер пытает… – Никто не виноват, что родится тем, кем родится.

Левая ладонь зачесалась. Задумчиво скользнув по ней ногтями, Эльза промолвила:

– Ты хороший человек, Лютер. Все будет хорошо.

Чай допивали в молчании. Эльза понимала, что сейчас ее гость уйдет, и можно будет спокойно вернуться в квартиру Мартина. Интересно, чем он сейчас занят? Уехал к очередной подруге или плетет еще одну интригу на пару с дядей Эрихом? Стоило подумать о муже, как в груди стала подниматься злость.

– У тебя соринка на щеке, – сказала Эльза и, протянув руку, смахнула с лица Лютера несуществующую соринку. Лютер поймал ее пальцы, стиснул вроде бы мягко, но не вырвешься при всем желании – так они и смотрели друг на друга, замерев и, казалось, перестав дышать.

– Лучше не надо, – произнес он, наконец. – Я боюсь наворотить дел.

Эльза смотрела ему в глаза и понимала: их уже накрыло лавиной и несет куда-то прочь. Лавину не остановить.

– Не бойся, – сказала Эльза. – Не надо бояться.

Эльза не запомнила, как они переместились с кухни в комнату. Лютер целовал ее настолько жадно, словно боялся, что девушка в его объятиях растает в любую минуту, и, откликаясь на его долгий поцелуй, Эльза впервые за все время в столице чувствовала себя живой – живым, настоящим человеком, а не куклой и вещью. У Лютера были сильные сухие ладони и два длинных шрама, проложенных от шеи к ключице и груди; когда Эльза дотронулась до них, он вздрогнул и, оторвавшись от ее губ, попросил:

– Лучше не надо.

– Хорошо, – выдохнула Эльза, чувствуя, как по телу растекается приятное ласковое тепло. Не тот душный давящий жар, который охватил ее в объятиях Мартина – это чувство было похоже на прикосновение летнего солнца. Лютер осторожно стянул с нее тонкие темные брючки, которые Эльза купила специально для походов на лекции, и с такой же почти трепетной аккуратностью избавил ее от белья. Эльзе казалось, что она балансирует на грани между этим миром и удивительным зазеркальем, где есть лишь удивительная тонкая нежность. Лютер покрыл беглыми поцелуями ее живот, переместился к лобку, и мягко развел ее ноги в стороны.

«Дьявол побери, Мартин, – подумала Эльза. – Ты это заслужил».

Ее сердце билось, словно обезумевшее, кровь шумела в ушах, и, когда язык Лютера скользнул по уже влажным складкам, Эльза вздрогнула всем телом, громко застонав от удовольствия. Это было словно во сне или в ее мечтах, и Эльза, не в силах противостоять нарастающей волне наслаждения, могла только раздвинуть ноги шире и запустить пальцы в светлые растрепанные волосы Лютера, хриплым шепотом умоляя его не останавливаться.

Он и не собирался. Когда Эльза словно бы со стороны услышала свой вскрик от тягучего, похожего на теплый мед, удовольствия, Лютер оторвался от нее, и Эльза ощутила, как он медленно, будто боясь причинить боль, входит в нее. Она сдавленно вздохнула и подалась ему навстречу. Это было слишком хорошо, чтобы быть правдой, быть с ней.