На правом бедре у нее импровизированный жгут – из ее же собственной рубашки. Еще один, уже из моего шкафа, завязан чуть пониже. Но толком не затянут – видимо, не хватило сил. На полу россыпью валяются расходники из того же шкафа: бинты, ватные тампоны, ножницы. Кровь течет по лодыжке, по полу расползается красная лужа. Сладкие запахи банана и ананаса страшно контрастируют с окровавленным обломком кости, торчащим из голени. Кожаная штанина срезана до самой раны. Похоже, единственное, на что ее хватило, – это освободить зону открытого перелома.

– Мисс. Мисс! – негромко окликаю я.

Она лежит спиной ко мне, лицо скрыто за темными волосами. Я касаюсь ладонью прохладной щеки, осторожно поворачиваю голову к себе. Рот приоткрыт, дыхание учащенное, поверхностное. Двумя пальцами проверяю пульс на шее, другой рукой легонько похлопываю по щеке.

– Ну же, мисс, очнитесь!

Незнакомка чуть морщит лоб. Длинные темные ресницы подрагивают. Она стонет. Открывает глаза – темные озера отчаяния и муки. Нужно, чтобы она была в сознании, но видеть ее искаженное болью лицо отчего-то невыносимо. Жалость раскаленной иглой пронзает сердце. Я давно научился отметать ее прочь, иначе не смог бы работать. Но почему-то сейчас, когда наши взгляды встретились, это давно забытое чувство всплывает из глубин подсознания.

Девушка вдруг хватает мою руку, до сих пор лежащую у нее на шее, и сжимает, одним прикосновением превращая миг в вечность.

– Помогите, – шепчет она. Пальцы разжимаются, рука безвольно падает.

Я смотрю ей в лицо еще одно мгновение. Один удар сердца.

А потом встаю и принимаюсь за дело.

Вынув из кармана ее куртки бумажник, спешу к холодильнику за льдом, попутно набирая 911. Читаю диспетчеру данные с водительских прав пострадавшей, описываю физическое состояние. Двадцать шесть лет, найдена без сознания, вероятно, попала в аварию на мотоцикле. Вернувшись в смотровую, вижу, что в себя она так и не пришла. Откладываю телефон и пакеты со льдом, надеваю ей на руку манжету тонометра. Открытый перелом голени. Сильная кровопотеря. Пониженное кровяное давление. Пульс учащается.

Я ввел ей катетер, чтобы можно было сразу поставить капельницу, и наложил на ногу нормальный жгут. Но она по-прежнему без сознания. Приезжает скорая, врачи фиксируют шиной сломанную ногу. Мы укладываем пострадавшую на каталку, загружаем в фургон, он трогается с места. Каталка дергается, но даже тогда девушка не приходит в себя. Я беру ее за руку, мысленно повторяя: это для удобства, чтобы сразу почувствовать, если она очнется.

И наконец это происходит. Ресницы, чуть дрогнув, поднимаются, ее взгляд встречается с моим. И раскаленная игла снова вонзается мне в сердце. Фельдшер надевает девушке кислородную маску, и прозрачный пластик тут же запотевает изнутри. Дыхание учащается – вместе с сознанием вернулась и боль.

– Я доктор Кейн, – тихо говорю я, сжимая ее ладонь, холодную и влажную. – Мы едем в больницу. Вас зовут Роуз?

Она пытается кивнуть, но мешает жесткий шейный фиксатор.

– Постарайтесь не двигаться. Вы помните, что с вами случилось?

Роуз закрывает глаза, однако я успеваю заметить мелькнувшую в них панику.

– Да, – отвечает она. Сирена почти полностью глушит тихий голос.

– Попали в аварию на мотоцикле?

Глаза широко распахиваются, складочка меж бровей становится чуть глубже. Немного помедлив, девушка говорит:

– Да. Я… выехала на скользкую дорогу и упала.

– Болит спина или шея? Что-то, кроме ноги, беспокоит?

– Нет.

Фельдшер срезает самодельный жгут, которым Роуз перетянула ногу, и аромат пина колады усиливается. Наклонившись чуть ниже, я тихонько спрашиваю:

– Алкоголь не употребляли?

– Чего? – Она морщит нос под маской, а потом вообще сдвигает ее, хотя я пытаюсь помешать. – А вы точно доктор?

Я непонимающе моргаю.

– Вроде того…

– Сами, что ли, не уверены?

– Абсолютно уверен. Наденьте, пожалуйста, маску.

– Смахиваете на врача из телешоу, типа доктора МакМачо. Какой у вас диплом?

Я поднимаю глаза на фельдшера, та прикусывает губу, чтобы не рассмеяться.

– Кроме морфина ничего не вводили?

– А почему вы в спортивной майке? – не унимается Роуз. Фельдшер таки фыркает. – Фанат кроссфита? Вообще похожи.

Я отнекиваюсь, но фельдшер меня перебивает:

– О-о-о, и еще какой! Мой муж зовет его Доктор-Зверь!

Роуз хихикает, но тут же кривится: фельдшер убирает с поврежденной ноги пакет со льдом и кладет новый. Холодные пальцы крепче сжимаются на моей ладони.

– Как вас зовут? – спрашиваю я коллегу. – Мы встречались раньше?

– Элис. Живу на Элвуд-стрит, за углом от вас. Мой муж Дэнни – персональный тренер в здешнем фитнес-клубе.

В глазах у нее вопрос, и я делаю вид, что вспомнил:

– А, Дэнни! Точно.

Роуз снова хихикает, глядя темными глазами на Элис.

– Он вообще не врубается, о ком речь.

– Я так и поняла.

– Долго вы живете в Хартфорде?

Я перевожу взгляд на Роуз, и напряжение сменяется тревогой. Благодаря капельнице ее давление чуть поднялось, но лицо по-прежнему кривится от боли. Между бровей и по обе стороны от носа пролегли морщинки. Я пытаюсь высвободить ладонь, чтобы получше осмотреть рану, но Роуз не отпускает.

– Долго, док?

Я трясу головой, словно так можно очистить мысли, освободиться от этого взгляда.

– До больницы?

– Нет. Я спросила: долго вы живете здесь, в Хартфорде? Может, вернемся к вопросу о дипломе? Не хочу, чтобы вы случайно отрезали мне здоровую ногу. У вас что, склероз?

Слабая улыбка, сочувственная и лукавая. Хотя взгляд выдает совсем другое. Отчаянный, ищущий, полный напряжения и страха.

– Никто не собирается отрезать вам ногу, – уверяю я, легонько сжимая ее пальцы.

Роуз нервно сглатывает. Старается, делает каменное лицо, однако кардиомонитор не обманешь.

– Но кость же торчит наружу. А если она…

– Роуз, ваша нога останется при вас. Обещаю.

Темные глаза, озера расплавленного шоколада, не отрываются от моих. Я аккуратно подтягиваю ее маску на прежнее место. Девушка молчит, но я вдруг понимаю: ее голос звучит у меня в голове с момента, как она потеряла сознание в смотровой. Помогите. Помогите. Помогите.

– Я буду ассистировать на операции, – обещаю я. – Буду рядом.

Роуз снова пытается кивнуть, и я осторожно кладу свободную руку ей на лоб, на прилипшую к коже челку. Она закрывает глаза, одна-единственная слезинка выкатывается из-под века, ползет по виску. При виде нее где-то глубоко разрастается ноющая боль. Убирая руку со лба Роуз, я чуть касаюсь ее виска, стираю кончиками пальцев влажный след.

Кейн, что за хрень ты творишь? Приди в себя, идиот!

Я пытаюсь сосредоточиться на показателях приборов. Думать только о ее давлении, о стабильно учащенном пульсе. За свою недолгую карьеру я проделал много манипуляций, назначил много препаратов, помог многим больным. Но только одну пациентку я держал за руку в машине скорой. Только одну вез на каталке через всю больничную парковку, ждал возле дверей рентген-лаборатории, нетерпеливо ерзая на жестком пластиковом стуле, пока готовились снимки. Только ради одной просился в операционную, чтобы вместе с хирургом-ортопедом несколько часов проводить внутрикостную фиксацию. Чтобы сдержать обещание и быть рядом, когда она засыпала на столе. И только ее чуть слышная мольба о помощи заставляет меня до сих пор торчать в больнице, в послеоперационной палате. И сжимать в руке медицинскую карту, которую я уже успел выучить наизусть.

Только ее. Роуз Эванс.

Я рассеянно гляжу на нее спящую. Нога в шине подвешена на вытяжке. Удобно ли ей? Не холодно ли? Не снятся ли кошмары о пережитой аварии? Надо бы позвать медсестру, пусть еще раз проверит ее состояние. Вдруг какую-то мелкую царапину толком не обработали?

Погрузившись в эти мысли, я не замечаю, как подошла доктор Чопра.

– Вы ее знаете?

Коллега сдвигает очки с седой головы обратно на нос, просматривает карту Роуз. Я качаю головой. Она тонко улыбается, морщинки возле губ становятся чуть глубже.

– А я решила, это ваша знакомая. Вы так рвались помочь.

– Я обнаружил ее у себя в клинике, в Хартфорде. И почувствовал…

Я умолкаю. Не знаю, что почувствовал. Что-то незнакомое и неотступное. Неожиданное.

– Почувствовал, что должен остаться с ней.

Доктор Чопра еле заметно кивает.

– Да, бывают такие пациенты. Они напоминают, почему мы выбрали для себя эту стезю. Не хотите почаще оперировать у нас? Мы никогда не откажемся от помощи.

Я хитро улыбаюсь.

– А я уж думал, вы устали спрашивать.

– Целых четыре года я пыталась вас уговорить. Теперь, зная, что это возможно, уж точно не перестану.

– Боюсь, придется вас разочаровать, – возражаю я, выпрямляясь и складывая руки на груди.

– Жаль. Понимаю, у нас тут не Массачусетский центральный госпиталь. В основном скучно, но даже в этой глуши бывают интересные случаи в хирургии. Вот, например, сегодня, как раз перед вами. Один из ваших пациентов, кстати, судя по карте. Хам и придурок, между нами говоря. Как же его… Крэнмор? Крэнберн?

– Крэнвелл? У вас здесь был Мэтт Крэнвелл?

Коллега кивает.

– Да уж, насчет хама и придурка вы правы. С чем его привезли?

– С коктейльными шпажками в глазном яблоке.

– Что?!

Доктор Чопра пожимает плечами. Нахмурившись, я поворачиваюсь к ней всем телом.

– И его не отправили в центр травматологии?

– Нет, поскольку глаз было уже не спасти. Его прооперировал доктор Митчелл. Было бы очень любопытно узнать, как такое случилось, но милейший мистер Крэнвелл отчего-то не захотел с нами поделиться.

Доктор с усталой улыбкой протягивает мне обратно карту Роуз.

– Езжайте домой и отдохните. Когда нам вас ждать?

– В четверг вечером, – рассеянно отвечаю я, глядя на имя Роуз в карте.

– Что ж, до встречи, – кивает коллега и уходит, оставляя меня наедине со спящей пациенткой.

От которой пахло пина коладой. Которая, получив такую серьезную травму, не стала вызывать скорую, а предпочла вломиться ко мне в клинику. И которая замешкалась, когда я спросил про аварию.

Я подхожу к пластиковому стулу возле кровати, где лежат вещи Роуз. Точнее, только куртка и сапоги, все остальное пришлось срезать перед операцией. В одном кармане черный чехольчик с металлическими инструментами. На некоторых видны засохшие потеки крови. Я достаю ее водительские права, которые уже видел, когда говорил с диспетчером скорой. Место выдачи – Техас, адрес – город Одесса. Что еще у нее в бумажнике? Дебетовая карта, кредитка и двадцать долларов наличкой. Ничего особенного. Ничего такого, что подтвердило бы или опровергло внезапно кольнувшие подозрения.

А потом, убирая бумажник обратно, я случайно задеваю пальцами еще какую-то карточку.

Другое водительское удостоверение.

Владелец – мужчина.

Мэтт Крэнвелл.

Застряла

Роуз

Третий день я валяюсь тут.

Вчера заходили Зофия с Базом. Зофия очень старалась меня поддержать, говорила, мол, больница – это почти курорт, только удовольствий меньше. Нет, например, моря. И мягкого песка. И горячих парней. В общем, ничего у нее не вышло. Баз только скривился и шлепнул три первых комикса «Веном: Темное начало» и мою колоду таро на стол рядом с таблетницей, к которой я даже не притрагивалась. А потом задал вопрос, который мучает теперь даже сильнее запаха хот-догов, что долетает откуда-то с жарким августовским ветром.

– Долго еще тебе тут торчать?

Слишком долго.

Но лишь теперь, когда Хосе Сильверия стоит у изножья моей кровати, сжимая обветренными руками шляпу, я с ужасом понимаю, что это означает.

– А «сбей бутылку»? А дартс с шариками? Я любую из этих игр смогу вести, честно!

Я пытаюсь скрыть отчаяние. Но, судя по тому, как Хосе вздыхает и теребит поля шляпы, получается так себе.

– Роуз, ты едва стоишь на ногах. А от кровати до туалета за сколько доходишь?