Пугающие чувства бурлят во мне. Словно зазубренный нож режет изнутри душу. Я не пойму, что я чувствую, почему я это чувствую, но знаю, что, если бы Мемнон не держал меня, у меня подкосились бы ноги.

Находясь почти вплотную к нему, я вижу, как зрачки его расширяются. Он замирает.

– Ты помнишь, – выдыхает Мемнон почти с отчаянием.

– Конечно я помню. Ты же заставил меня вспомнить.

И тут же во мне закипает ярость. Я крепко зажмуриваюсь и слабо пытаюсь оттолкнуть его, хотя голова гудит, а желудок сводит.

– О нет, маленькая ведьма, – говорит он мягко. Нежно. – Я не отпущу тебя.

И он обнимает меня еще крепче и выходит из камеры.

Едва мы переступаем магический порог, отделяющий нейтрализующие клетки от коридора, сила заполняет мое тело. Ощущение такое внезапное, такое острое, что я задыхаюсь и давлюсь рвотным позывом.

В мгновение ока магия Мемнона обволакивает меня, проскальзывает в рот, в горло, унимая тошноту.

Прерывисто вздыхаю и устало прижимаюсь к груди колдуна. Рассеянно замечаю, что он сменил смокинг на черное облегающее термобелье, черные джинсы и ботинки.

– Еще что-то болит? – спрашивает он ласково. Слишком ласково.

Болит всё — голова, суставы, даже кожа. Но больше всего – сердце.

– Разве сейчас не самое время позлорадствовать? – бормочу я, пока он несет меня по пустому тюремному корпусу. – Ты победил меня по всем статьям.

Магия Мемнона тянется и открывает тяжелую железную дверь впереди.

– Я буду злорадствовать, когда моя будущая жена почувствует себя лучше.

Будущая жена.

Корчу гримасу – и морщусь, потому что пульсация в голове усиливается. Ненавижу нерушимые клятвы и весь этот фарс с помолвкой.

Рядом с входной дверью на полу распростерся дежурный офицер. Глаза его закрыты, грудь мерно поднимается и опускается. Мемнон на миг останавливается, присаживается рядом с ним на корточки и, удерживая меня одной рукой, кладет другую на лоб мужчины.

– Ты слишком много выпил сегодня и уснул на дежурстве, – бормочет он. – Тебе стыдно, ты никому об этом не расскажешь.

Потом Мемнон поднимается, поудобнее перехватывая меня. Если бы я чувствовала себя лучше, то непременно отпустила бы какой-нибудь едкий комментарий по этому поводу. Но, честно говоря, я слишком устала, мне слишком плохо и совсем не до того.

– Где болит больше всего? – спрашивает Мемнон, выходя из блока, словно прочитав мои мысли.

– Голова.

А какой смысл лгать? Такое чувство, словно кто-то пытается выбраться наружу из моего черепа с помощью отбойного молотка.

Мемнон отнимает руку от моей спины, и его ладонь ложится на мой лоб.

– Облегчи боль, – шепчет он на сарматском.

Магия выплескивается из него, часть проникает мне в ноздри, часть просачивается прямо сквозь кожу.

И мигрень сразу отступает. Каждый новый толчок боли слабей предыдущего, и в конце концов все проходит.

Я вздыхаю, ворочаюсь в объятьях Мемнона, устраиваясь поудобней…

Нет. Стоп. Он по-прежнему враг. Я не собираюсь наслаждаться тем, что меня несут на руках, когда он только что разрушил всю мою жизнь.

– Я сама могу идти, – заявляю.

Вообще-то я не особо уверена в своих силах, но черт меня подери, если позволю Мемнону и дальше тащить меня так, будто я беспомощная.

– Ладно, маленькая ведьма, – снисходительно отвечает он, словно я веду себя мило и нелепо.

Богиня, больше всего на свете мне хотелось бы пырнуть сейчас этого человека вилкой.

Он наклоняется так, что мои ноги касаются линолеума, и поддерживает меня, пока я встаю. Я все еще в туфлях на шпильках, одолженных у Сибил на вечер по случаю Бала Самайн, и как только Мемнон отпускает меня, мои ноги подкашиваются, как у новорожденного олененка. На миг я абсолютно уверена, что сейчас шлепнусь и разобью нос, но потом все же ловлю равновесие.

Мемнон огибает меня и опускается на колени у моих ног.

Я хмурюсь:

– Что ты?..

Он стискивает мою щиколотку, приподнимает мою ногу и ставит ее на свое бедро. Пару секунд я нелепо шатаюсь, потом вцепляюсь в его плечи и наваливаюсь на него всем своим весом.

Размышляя о том, чтобы заехать ему коленом по зубам, пока он стягивает с меня туфлю.

– Что ты делаешь? – резко повторяю я.

– Избавляю тебя от этой дурацкой обуви, чтобы ты могла идти, – отвечает он, массируя ступню.

Хмурюсь еще сильнее.

А колдун уже целует мою лодыжку и опускает ногу на пол.

Сердце трепещет, и – о нет, мне это не нравится!

Сейчас я причисляю Мемнона к категории, которую называю «Злобные монстры-засранцы». Отличное название. Точное.

Если он начнет вести себя хорошо, моя связь с ним и воспоминания о прошлой жизни могут объединиться и перенести его в какую-нибудь другую категорию, которая подходит ему куда меньше.

Мемнон снимает с меня вторую туфельку, сгребает их обе, держа за каблуки, и встает, так что мои руки соскальзывают с его плеч. Все его шесть с чем-то футов резко возносятся надо мной.

– Лучше? – спрашивает он.

– Я не нуждалась в твоей помощи, чтобы разуться.

Бросаю на него свирепый взгляд, чтобы яснее донести мысль.

Он слегка ухмыляется. Глаза блестят. Мемнон явно ни во что не ставит мой гнев.

Надо было все-таки лягнуть его, когда была такая возможность.

– Пошли, маленькая ведьма. – Его рука собственнически ложится на мою поясницу. – Давай завершим твое освобождение и выведем тебя отсюда.

Глава 2

Выхожу в ночную прохладу. Дверь участка ППС с шипением закрывается за спиной. Волосы мои висят сосульками, кожа липкая от пота и крови, черное платье в нескольких местах порвано.

Я определенно являю собой картину поражения.

Мемнон шагает рядом, держа руку на моей пояснице. Если я поражение, то он чистейшая, незамутненная победа.

– Ну, и какие у тебя на меня планы? – спрашиваю я.

Поскольку планы, несомненно, есть. Это, как-никак, его ночь. А я так, случайный пассажир.

Струйка синего дыма обвивает мою талию, точно призрачная рука, и внутри меня раздается голос, жестоко интимный.

Мы с тобой идем домой.

Готова поспорить на все свои деньги, что он имеет в виду не мой дом. А значит… я увижу его жилище.

Меня пробирает дрожь. Я не хочу туда, однако мне безумно любопытно, где же он обитает.

– Если там есть кровать, – я повожу рукой, – веди.

Я обязательно составлю какой-нибудь план мести. Завтра. А сейчас… сейчас – полная и окончательная капитуляция.

Шершавый асфальт парковки царапает ступни. Мемнон подводит меня к спортивному автомобилю.

– Это твоя машина? – Мой голос полон недоверия. Я знала, что у этого человека водятся деньги, но чтобы столько… – И сколько же голов ты обшарил?

Он, верно, отжимает у людей деньги, а те и не подозревают.

Его пальцы на моей спине становятся жестче.

– Дерзкая половинка, всегда ты думаешь обо мне худшее.

– Так ты меньше разочаровываешь.

Ну, почти. Планка постоянно снижается.

Ожидаю, что по нашей связи промчится жар гнева Мемнона, но он лишь громко и искренне хохочет.

– Est amage, мир вращается, времена меняются, но, слава богам, некоторые вещи остаются неизменными.

Хмуро смотрю на него: не собираюсь это обсуждать.

Перевожу взгляд на машину.

– Ты вообще умеешь водить?

В его глазах – заговорщицкий блеск.

– Я говорю на твоем языке и ношу вашу современную одежду. У меня есть машина и дом, и на моем банковском счете куча денег. Ну и как ты думаешь, умею ли я водить, Императрица?

– Я думаю, ты украл эту машину вместе с парой-другой навыков вождения.

– Тот, у кого сила, устанавливает правила, – напоминает мне этот вечный безжалостный повелитель.

Именно это позволяло Мемнону с такой легкостью перемещаться по древнему миру. Не только его ум, сила, беспринципность – его способность черпать знания у других сильно способствовала быстрому приспособлению.

Просто я до сих пор не понимала, насколько быстрому.

Он открывает для меня дверь машины. Внутри шевелится тень, сверкая во тьме янтарно-зелеными глазами.

– Нерон! – Я кидаюсь к своему фамильяру, переваливаюсь через кожаное сиденье, чтобы дотянуться до пантеры. Мы не виделись всего несколько часов, но я так беспокоилась о своем пушистом приятеле!

Он, наверное, тоже беспокоился обо мне, потому что тычется в меня носом слишком уж энергично для пантеры, гордящейся своей обособленностью.

Пока я тискаю своего фамильяра, Мемнон аккуратно запихивает мои ноги в машину и закрывает дверь с моей стороны.

Потом колдун открывает свою дверь и ахает.

– Нерон, – рычит он.

Отстраняюсь от пантеры и только теперь замечаю то, что уже заметил моя родственная душа.

Нерон разодрал салон в клочья. Искромсал заднее сиденье, усыпав все поролоном. Превратил в лоскуты кожаные спинки передних сидений. Даже панель управления, на которую я опираюсь, исцарапана.

Не знаю, насколько пантера разбирается в ситуации, сложившейся между мной и Мемноном, но, похоже, таким образом мой котик послал колдуна куда подальше, и я его полностью в этом поддерживаю.

– Ты хороший фамильяр, очень хороший, – шепчу я, поглаживая бок Нерона, а он трется о меня лобастой башкой. – Прости, что я тебя вот так бросила, – я говорю и об этом вечере, и о том, давнем, злосчастном, когда мы с ним вынуждены были расстаться.

Нерон продолжает тереться об меня. Сегодня мой большой котик необычайно снисходителен.

Слышу, как вздыхает Мемнон, и потоки его магии сгущаются в воздухе так, что, помимо шерсти Нерона, я ничего не вижу. Потом синева рассеивается, и салон машины вновь безупречен.

Колдун садится, втискивая массивное тело на место водителя, – и внутреннее пространство вдруг оказывается очень и очень тесным.

Я отпускаю Нерона, позволяя ему устраиваться на заднем сиденье, а сама пристегиваюсь. С ревом оживает двигатель, и Мемнон плавно выводит свою крутую тачку со стоянки на улицу.

Полагаю, этот колдун действительно умеет рулить.

Прислонившись лбом к стеклу, устало смотрю в темную ночь, глядя, как мимо проносятся фонари и укрытые тенями деревья.

– Когда ты собираешься жениться на мне? – тихо спрашиваю я.

Ну не могу я не спросить. Прямо перед тем как меня арестовали, Мемнон сказал, что мы поженимся немедленно. С тех пор как мы дали нерушимую клятву, прошло уже несколько часов, и я чувствую себя попавшейся на крючок рыбой, ждущей, когда ее выдернут из воды навстречу смерти.

Мемнон тянется ко мне, берет мою раненую руку, разворачивает ее рассеченной ладонью вверх.

– Не сегодня, est amage, не тогда, когда ты еще носишь отметины нашей битвы.

Я судорожно выдыхаю.

Не сегодня.

Какое облегчение.

Смотрю на рану, вспоминая, как вспорола ладонь его клинком, произнесла клятву и сняла проклятье. Порез начал затягиваться, но плоть вокруг него красная, воспаленная.

– Так когда? – настаиваю я.

Пальцы Мемнона мягко – мягче шепота – касаются пореза. Струйка его магии, скручиваясь, гладит рану, и кожа почти мгновенно стягивается, разглаживается – так, что через несколько секунд на ней не остается и следа.

– Посмотри на меня, Селена.

Это приказ, но я слышу мольбу. Мемнон хочет связи, хочет уверенности. В конце концов, в этом и заключался его грандиозный план. Он не мог воскресить прошлое, но сумел по крайней мере извлечь на свет мои воспоминания о нем. Полагаю, в основе всей мести колдуна лежало простое желание мужчины не чувствовать себя таким одиноким.

Я неохотно смотрю на него, а он на миг отрывается от дороги.

– Неважно, когда мы поженимся, маленькая ведьма. – Мемнон стискивает мою исцеленную руку. – Ни магия, ни время не разделят нас. – Глаза его сияют. – Мы как звезды. Вечны.