Воспоминания о клубе бьют сильнее: Алена кричала, я пыталась вырваться, но страх сковал, и только ее смелость спасла нас. Сейчас бежать некуда. Чемодан, каблуки, все против меня. Но молчать нельзя. Я не позволю этим придуркам думать, что они тут главные.

– Серьезно? – голос звучит резче, чем я хотела, но страх тонет в ярости. – Пивко и ваши ржавые тарантайки? Да вы, похоже, только и можете, что вонять бензином и пугать девчонок! Валите отсюда, дебилы, пока я не начала орать так, что все ваше захолустье на уши подниму!

Они замолкают на секунду, явно не ожидая такой грубости, но потом ржут громче, и в их смехе появляется злоба. Хватаю ручку чемодана, пытаясь уйти, но подворачиваю ногу и чуть не падаю.

Пыль лезет в глаза, слезы наворачиваются, и я не знаю, от ярости или от страха.

Я сбежала от родителей, от их свадьбы, от их контроля, чтобы оказаться здесь, в окружении этих идиотов? Это не мой финал.

Мопеды кружат ближе, взгляды парней становятся наглее, а мое сердце стучит в горле. Воспоминания о клубе всплывают ярче: тогда я была беспомощна, но Алена вытащила нас. Сейчас я одна, и это пугает до дрожи.

– Эй, ты чего такая борзая? – рычит тот, с серьгой, подъезжая так близко, что я чую запах пота и бензина. – Думаешь, тебе все можно? Мы и не таких обламывали!

– Обламывали? – кричу, голос срывается. – Да вы, три дебила, только и можете, что гонять на своих помойных мопедах и вонять, как мусорка! Похоже, ваши мозги остались в том сарае, где вы эти колымаги собирали! Отвалите, пока я не нашла тут что-нибудь потяжелее этой бутылки!

Они ржут, но в их глазах вспыхивает что-то опасное, и я понимаю, что зашла слишком далеко. Это не Москва и не элитный клуб, где все знают, что к Каролине приставать нельзя, что папа Каролины выдернет каждому ноги.

Страх захлестывает, делаю шаг назад, таща чемодан, но мопеды кружат еще ближе, пыль забивает легкие, кашель, слезы текут по щекам.

Я не хочу этого. Не хочу быть здесь. Не хочу, чтобы все закончилось так.

Вдруг раздается резкий сигнал автомобиля, громкий, как выстрел.

Мопеды затихают, останавливаются, пыль оседает, парни замирают, глядя за мою спину. Щурюсь, пытаясь разглядеть, что там. На краю площади стоит огромный джип, покрытый грязью до крыши, как будто он только что вернулся из экспедиции по болотам.

Фары мигают, двигатель рычит, мой страх немного отступает.

Кто бы там ни был, эти клоуны его боятся.

– Черт, это он, – бормочет тот, с сальными волосами, в его голосе паника. – Валим, пацаны!

Они газуют, мопеды с треском уносятся, но тот, с серьгой, резко тормозит рядом. Прежде чем я успеваю среагировать, он срывает мою сумочку с плеча.

Сумочку! Где телефон, наличные и паспорт!

Я кричу, бросаюсь за ним, но каблуки вязнут, и я чуть не падаю. Мопед исчезает в облаке пыли, а я стою, задыхаясь от ярости и отчаяния, с горящими щеками и слезами, которые текут по лицу.

Браво, Каро, ты официально растяпа. Паспорт. Деньги. Моя последняя связь с миром. Уехали на мопеде.

– Вы, чертовы ублюдки! – ору я в пустоту, пнув чемодан так, что он скрипит. – Вернитесь, гады, я вам все колеса поотрываю!

Размазываю слезы по щекам, пыль забивает горло, кашляю, чувствуя, как отчаяние накрывает с головой. Джип все еще стоит, но никто из него не выходит.

Кто там? Местный босс? Маньяк? Или просто псих, который любит сигналить?

Опускаюсь на чемодан, слезы все текут по щекам. Я не знаю, что делать. Не знаю, куда идти. Не знаю, как выбраться.

Пыль оседает, дед на скамейке, кажется, шевелится, а джип стоит, как молчаливый свидетель моего позора. Вытираю лицо, но слезы не останавливаются. Нужно собрать себя в кучу и что-то придумать, Аленка бы точно что-то придумала и вылезла из этой дрянной ситуации.

Каро, ты ведь хотела свободы. Так вот, получи и не ной, не будь тряпкой!

Я хотела свободы, а получила это. И что теперь?

Глава 3

Каролина

Сижу на своем розовом чемодане, который теперь выглядит как реквизит из постапокалиптического фильма, и пытаюсь не разрыдаться вовсе. Паспорт, деньги, телефон – все уехало на мопеде с этим ухмыляющимся дебилом в кепке задом наперед.

Браво, Каролина, ты официально чемпион по влипаю в неприятности. А я-то считала, что эта роль основательно закрепилась за Аленкой.

Оглядываюсь. Площадь пустынна, если не считать деда, того самого деда, который, кажется, все-таки жив – он почесал нос и снова захрапел. Куры продолжают свой парад, и одна, с особо наглым взглядом, будто прикидывает, как бы стащить мой чемодан.

А вот грязного джипа уже нет. Странно, как он мог так тихо уехать и куда?

В голове крутится мысль: зайти в магазин, умолять рыжую продавщицу вызвать полицию. Это было бы логично, это было бы правильно. Но стоит мне представить, как я стою перед каким-нибудь местным участковым с пузом и усами (почему, не знаю, приходит именно такой образ), объясняя, кто я такая, и все – привет, папа, с его: «Каро, я же говорил», и этот Армен, которого я видела дважды и который, может, и неплохой, но точно не мой выбор. Полиция вернет меня в отчий дом быстрее, чем я успею сказать «традиции – это не мое».

Нет, этот вариант отпадает. Я сбежала, чтобы быть свободной, а не чтобы меня вернули в клетку с позолотой.

Аленка? О, Аленка бы уже придумала план, как захватить эту деревню и заставить кур и продавщицу работать на нас. Но она с майором Морозовым где-то в медовом месяце, который они так долго откладывали.

Звонить ей – значит испортить им романтику, а я не настолько эгоистка. Ну, может, чуть-чуть, но не сегодня. К тому же телефона у меня больше нет. И снова браво, Каро, ты гений планирования.

Встаю, отряхиваю сарафан, который теперь скорее серый, чем розовый, тащусь к стенду с расписанием. Часы на запястье – мои шикарные смарт-часы, которые папа подарил, «чтобы ты всегда была на связи, Каро», – показывают 12:47. Надо бы их тоже выкинуть или отключить, а то меня быстро по ним вычислят, но, судя по шкале заряда, они и так скоро сядут.

Расписание, написанное от руки, выглядит как шифровка шпиона-алкоголика: «6:00, 12:00, 18:00». Либо я пропустила автобус, либо он вообще мифический, как нормальный кофе в этой глуши.

Шесть часов ждать? Да я тут свихнусь или стану местной, научусь материться и лузгать семечки.

– Так, Каролина, соберись, – бормочу себе, вытирая слезы. – Ты не тряпка. Ты не та девчонка, которая дрожала в подсобке клуба, пока Аленка всех спасала. Ты теперь сама по себе, и ты справишься. Или хотя бы сделаешь вид, что справишься.

Взгляд падает на туфли.

О, эти шпильки – символ моего бунта, моей «новой жизни». И символ моей глупости. Ходить по этим проселочным дорогам на каблуках – это как пытаться танцевать танго на минном поле. Пора признать поражение.

Открываю чемодан, роюсь среди платьев, косметики и трех пар туфель (да, я не могла выбрать, и что?). Нахожу сланцы – простые, черные, без единого стразика.

Прощай, стиль, привет, практичность. Переобуваюсь, запихивая шпильки в чемодан. Они влезают с таким скрипом, будто протестуют против такого унижения.

– Спокойно, девочки, – шепчу туфлям. – Это временно. Как только я доберусь до цивилизации, вы снова будете блистать.

Закрываю чемодан, берусь за ручку и, напевая себе что-то бодрое (кажется, это была мелодия из рекламы шампуня), шагаю по дороге. От площади идут две тропы, и я, как великий стратег, выбираю ту, по которой вроде бы приехала.

Логика простая: если я сюда попала, то эта дорога выведет меня обратно на трассу. А там я поймаю попутку, доеду до какого-нибудь города, найду работу, сниму квартиру и начну новую жизнь.

План гениальный, как сценарий сериала, где я, конечно же, главная героиня, а не та, кто падает в лужу в первой серии.

Шагаю бодро, насколько это возможно, когда тащишь чемодан, который весит как маленький слон. Пыль вьется вокруг, сланцы шлепают по земле, а солнце жарит так, будто решило сделать из меня курицу-гриль. Надо было шляпу достать, да, да, у меня есть шляпа – из Италии, кстати, – с огромными полями, шик, блеск, красота.

Но я не сдаюсь. Плакать – не про меня. Я уже один раз дала слабину, когда нас с Аленкой взяли в заложники в том клубе. Тогда я была беспомощной, парализованной страхом, пока Аленкин будущий муж нас всех не спас. Но сейчас я одна и не позволю себе быть той же трусихой.

– Каролина Саркисян, – говорю себе, расправляя плечи, – ты звезда. Ты сбежала от свадьбы, от папиных «традиций», от всего этого бреда. Ты не пропадешь. Ты найдешь трассу, поймаешь машину, и все будет в шоколаде. Ну, или хотя бы в молочном шоколаде, потому что горький я не люблю.

Дорога петляет между полями, где что-то желтеет – то ли пшеница, то ли сорняки, я не фермер, чтобы разбираться. Вдалеке виднеется лес, и я представляю, что там, наверное, тень и прохлада.

Но до леса еще топать и топать, а чемодан уже начинает казаться мне личным врагом. Колесики скрипят, как будто жалуются на свою судьбу, и я их понимаю.

– Потерпи, малыш, – говорю чемодану. – Мы с тобой команда. Ты несешь мои платья, я несу твое достоинство.

Через полчаса я уже была не такая бодрая.

Пот стекает по спине, сланцы натирают, а дорога, кажется, становится только хуже. Асфальт давно закончился, теперь это просто грунтовка с ямами, в которых можно потерять не только чемодан, но и самоуважение.

Останавливаюсь, чтобы отдышаться, и оглядываюсь. Площадь осталась где-то позади, теперь вокруг только поля и тишина, нарушаемая каким-то жужжанием. Пчелы? Осы? Или это мой мозг начинает гудеть от жары?

– Ну и где эта чертова трасса? – бормочу, вытирая лоб. – Я что, в Нарнию попала?

Сажусь на чемодан, достаю бутылку воды, которая все еще пахнет странно, но выбора нет. Делаю глоток и морщусь.

Вдалеке слышится гул. Машина? Сердце подпрыгивает. Вскакиваю, тащу чемодан к обочине и начинаю махать рукой, как потерпевшая кораблекрушение. Это мой шанс! Попутка, которая увезет меня отсюда к морю, к нормальной жизни, к кофе, который не пахнет грибами!

Гул приближается, и я вижу… трактор.

Не джип, не такси, не даже ржавая «Лада Веста», а трактор, который выглядит так, будто его собрали из запчастей танка времен Второй мировой. За рулем сидит мужик в кепке, с лохматой рыжей бородой. Он смотрит на меня, как на инопланетянку, и притормаживает.

– Эй, девка, ты чего тут? – кричит он, перекрывая тарахтение мотора. – Заблудилась?

– Не совсем, – отвечаю, пытаясь улыбнуться, хотя внутри все кричит: «Каро, это не твой звездный час». – Мне на трассу надо. До города. Или до моря. В идеале до места, где есть кофе и кондиционер.

Мужик хмыкает, округляет глаза, чешет бороду. Может быть, что-то не то ляпнула? Или слово «кондиционер» здесь не слышали?

– До трассы километров десять, – говорит он. – А море… Хех, ты что, в Сочи собралась? Это тебе не сюда. Но могу подбросить до поворота, там, может, кто и подберет.

Десять километров. Я смотрю на свои сланцы, на чемодан, на эту бесконечную дорогу. Десять километров пешком? Скорее я стану кормом для местных ос, чем дойду.

– Подбросите? – спрашиваю с надеждой. – Пожалуйста!

Он оглядывает меня, чемодан, потом сплевывает в пыль.

– Залезай, – кивает на прицеп, где лежат какие-то мешки и, кажется, лопата. – Только не ной, если пылью покроешься. И чемодан свой держи крепче, а то улетит.

Киваю, как болванчик, и начинаю карабкаться в прицеп. Это не грациозно, это не стильно, это вообще не про Каролину Саркисян, которая привыкла к кожаным сиденьям и климат-контролю.

Но я лезу, потому что это мой билет из этой глуши. Чемодан закидываю с таким усилием, будто поднимаю штангу, и сажусь рядом, вцепившись в ручку, как в спасательный круг.