Мои ноги исцарапаны, каждый шаг отзывается болью, но я держу подбородок выше, как учили на уроках художественной гимнастики, да, да, я и так умею, у меня, между прочим, есть разряд, и шпагат у меня лучший.

Но этому гражданину, который просил себя называть Спасителем, лучше не знать обо мне много.  Конечно, на маньяка он не тянет, хотя я не специалист, пока не тянет. Но доверять ему? Увольте. Он может быть кем угодно: от охотника до местного отшельника, который коллекционирует черепа и кости в сарае.

Я не боюсь, нет. Опасаюсь. Есть разница.

Мой Спаситель вылезает из джипа, хлопает дверью так, что я вздрагиваю, и идет к багажнику. Слежу за ним, словно он сейчас достанет не тушу барана, а гранатомет. Но нет, он вытаскивает огромный сверток в мутном целлофане, через который просвечивает что-то красное.

И делает это так легко, будто всю жизнь таскает такие тяжести. Плечи напрягаются под бушлатом, руки, покрытые мозолями и шрамами, даже не дрожат. Он закидывает тушу на плечо и шагает к сараю у дома, будто это не баран, а мешок с перьями.

– Эй, – не выдерживаю я, голос выходит резче, чем планировала, – может, ты мясник?

Он оборачивается, темные глаза прожигают насквозь. Уголок рта дергается в той самой ухмылке, от которой хочется то ли фыркнуть, то ли запустить в него тяжелым камнем.

– Угадала, королева, – отвечает он. – Мясник, охотник, лесной маньяк – выбирай, что тебе больше нравится

Шутит, конечно. Чувствуется школа Евгения Петросяна. Откуда я знаю про Петросяна в двадцать лет? Так это папуля мой его поклонник и даже таскал меня на его концерт по малолетству.

Этот тип не похож на мясника. Слишком… дикий. Слишком много в нем чего-то необъяснимого, словно он знает этот лес лучше, чем я знаю меню своего любимого кафетерия в Москве. Но я не собираюсь показывать, что он меня напрягает.

Поправляя бретельку сарафана, который липнет к телу от жары, щурюсь, оглядывая это место. Дом крепкий, бревенчатый, с широкой верандой, на которой стоит старое кресло-качалка. За домом блестит озеро, спокойное, как зеркало, и я почти слышу, как оно шепчет: «Добро пожаловать в глушь, Каролина».

– Слушай, – стараясь звучать небрежно, хотя внутри все сжимается от мысли, что я в какой-то глуши с мужиком, который таскает бараньи туши вместо гирь. – У тебя тут хоть туалет есть? Или мне искать ближайший куст?

Мужчина бросает на меня взгляд, и я готова поклясться, что в его глазах мелькает что-то вроде веселья. Он опускает тушу на деревянный стол у дома, вытирает руки о джинсы и кивает в сторону маленькой постройки.

– Туалет там, принцесса. Но не жди там спа-салона с пенной ванной и лепестками роз.

Черт, он что, мысли читает? Я действительно мечтала о ванне, горячей, с пеной, где можно смыть эту пыль, этот пот и этот день, который уже тянет на худший в моей жизни. Но сдаваться я не собираюсь.

– О, да, – язвлю, поправляя волосы, которые, клянусь, сейчас больше похожи на солому, чем на мою гордость. – А ты, наверное, каждое утро принимаешь душ под водопадом, как герой какого-нибудь боевика. Только без камеры и саундтрека, да?

Он хмыкает, и это почти смех, но такой, будто он не хочет признавать, что я его развеселила.

– Иди уже.

Закатываю глаза, но внутри все сжимается. Туалет. На улице. В этой глуши. Шагаю к постройке, которую он назвал туалетом, и с каждым шагом чувствую, как моя уверенность тает.

Когда я дохожу до деревянной двери, на которой вырезано сердечко – сердечко, серьезно? – замираю. Это не туалет. Это… это какой-то портал в Средневековье. Доски скрипят, запах – смесь земли, сырости и чего-то, что я даже не хочу идентифицировать.

Стою, уставившись на это сердечко, и чувствую, как во мне борются две Каролины: одна, которая хочет развернуться и бежать обратно в город, где есть нормальные туалеты и кофемашины, и другая, которая говорит, что я не могу показать этому лесному мужику, что меня можно сломать.

– Ну что? – мужской голос доносится сзади, оборачиваюсь. Он стоит у дома, скрестив руки, смотрит на меня с этой своей ухмылкой, которая одновременно бесит и заставляет меня выпрямить спину. – Решила, что кусты лучше?

– Очень смешно, – огрызаюсь, сжимая кулаки так, что пальцы белеют. – Просто оцениваю, насколько твоя хибара соответствует моим стандартам. Спойлер: пока что ноль из десяти.

– Давай, Каролина. Если передумаешь, озеро вон там.

Фыркаю, но внутри все кипит. Он думает, что я какая-то избалованная девчонка, которая не справится без своего латте и маникюра. Ну и пусть. Пусть думает.

Я докажу, что могу быть не только королевой, но и той, кто выживет в этой глуши. Даже если для этого придется зайти в этот чертов туалет.

Толкаю дверь, и она скрипит так, будто жалуется на мою наглость. Внутри темно, пахнет сыростью, и я почти уверена, что где-то в углу прячется паук размером с мою ладонь.

Замираю на пороге, нет, Каролина Саркисян не будет визжать из-за туалета. Не будет. Я сбежала от родителей, от их планов на мою жизнь, от этого Армена с его идеальной улыбкой и идеальной машиной.

Я могу справиться с этим. Могу.

Но, черт возьми, как же я хочу ванну с пеной! И кофе. И нормальную жизнь. Я стою, глядя на это дурацкое сердечко, и понимаю, что не готова зайти внутрь. Не готова признать, что моя новая жизнь начинается с этого.

С антисанитарии, кур и мужика, который, похоже, считает меня ходячей катастрофой. И, может, он прав. Может, я и есть катастрофа. Но я не сдамся. Не перед ним, не перед этим туалетом, не перед собой.

–Ты там что, мемуары пишешь?

Я оборачиваюсь, готовая выдать что-то ядовитое, но слова застревают в горле. Он стоит в нескольких шагах, с этой своей ухмылкой, и я вдруг понимаю, что он не просто дразнит меня. Он ждет, что я сломаюсь. И это придает мне сил.

– Не переживай, я просто выбираю, с какой ноги начать покорять это сооружение. Но я скоро вернусь, чтобы ты мог дальше наслаждаться моим обществом.

Он хмыкает, и я, не давая себе времени передумать, толкаю дверь и шагаю внутрь. Сердце колотится, но я не оглядываюсь. Пусть думает, что я не справлюсь. Пусть думает, что я королева. Даже если внутри я просто напуганная девчонка, которая понятия не имеет, что делает.

К моему удивлению, внутри не так уж и плохо. Никакого запаха, который я ожидала, ни того неопознанного ужаса. Пол сухой, чистый, выложен досками, которые выглядят так, будто их вчера полировали.

И вместо дыры в полу и вонючей ямы – настоящий унитаз. С крышкой! А рядом, на деревянной полочке, аккуратно лежит рулон туалетной бумаги – четырехслойной, мягкой, как в дорогом отеле.

Стою, оглядываюсь и не верю своим глазам. Это что, он специально держит этот туалет в таком порядке? Для кого? Для кур?

Закрываю дверь, делаю свои дела, и, пока мою руки в маленькой раковине с мылом, которое пахнет лавандой, в голове начинает складываться план. Гениальный.

Здесь, в этой глуши, меня точно никто не найдет. Ни родители, ни их планы, ни Армен. Этот Спаситель – мой билет в свободу. Надо только придумать, как остаться.

Смотрю на себя в маленькое зеркало над раковиной – волосы, конечно, кошмар, но глаза горят. План уже зреет. Может, сказать, что я потеряла паспорт? Или что меня ищут бандиты? Хотя паспорт я и так потеряла.

Нет, слишком драматично, он не поверит. Надо что-то проще, убедительнее. Например, я могла бы предложить помочь ему… с чем? С курами? С бараном? Нет, это не мое.

Но я могла бы… ну, скажем, вести его бухгалтерию? У отшельников ведь тоже есть счета, правда? Или прикинуться, что я умею готовить. Да, это может сработать. Он же не знает, что мой кулинарный опыт ограничивается яичницей и заказом суши.

Выхожу из туалета, расправив плечи, с видом, словно только что покорила Эверест. Он все еще стоит у дома, разглядывает этого несчастного барана, но я замечаю, как он бросает на меня взгляд. Ухмылка никуда не делась, но теперь я готова ответить.

– Ну что, выжила?

– О, ты даже не представляешь, – говорю я, подходя ближе и стараясь казаться уверенной. – У тебя там, между прочим, туалетная бумага лучше, чем в моем отеле в Турции. Может, ты не такой уж дикарь?

Уголки его губ чуть приподнимаются. Отлично, он клюнул. Теперь надо аккуратно подвести к моему плану.

– Слушай, – начинаю, поправляя сарафан и стараясь выглядеть максимально непринужденно, – у меня тут… ситуация. Я, скажем так, решила поменять свою жизнь кардинально, хочу слиться с природой, почистить карму и чакры от негатива. Думаю, твой дом – идеальное для этого место. Можно я останусь, буду по хозяйству помогать, готовить, например? Яичница у меня – пальчики оближешь.

Он смотрит на меня, и я чувствую, как его взгляд сканирует похлеще любого рентгена, будто я – туша, которую он собирается разделать. Но я не отступаю. Улыбаюсь, поправляю волосы и жду. Он должен согласиться. Должен.

– Готовить, говоришь? – наконец произносит он, и в его голосе слышится что-то между недоверием и весельем. – А что еще ты умеешь, королева?

– О, ты удивишься, – отвечаю, улыбаясь, хотя внутри у меня все дрожит от того, насколько я блефую. – Дай мне шанс, и я докажу, что я не просто городская фифа. Ну, что скажешь? Сделка?

Он молчит, смотрит на меня, и я почти слышу, как в его голове крутятся мысли. Наконец он кивает – медленно, будто не до конца уверен.

– Ладно, Каролина. Посмотрим, что ты можешь, но учти, работа тяжелая и грязная.

Смеюсь, хотя сердце колотится. План сработал. Пока. Теперь главное – не облажаться. И, может, научиться готовить что-то кроме яичницы. Но это уже детали. Я остаюсь. Здесь, в этой глуши, с этим странным мужиком и его курами.

Глава 9 Богдан

Скрестив руки, стою у крыльца, смотрю, как эта «королева городских джунглей» тащит свой розовый чемодан по траве. Босые ноги исцарапаны, и я почти слышу, как она мысленно проклинает каждую травинку и камушек. И все же она идет, высоко задрав подбородок, как по подиуму на неделе моды.

Господи, за что мне это? 

Я полгода жил в гармонии с лесом, озером, теперь связался с ходячей катастрофой. Серьезно, эта девчонка – как граната с выдернутой чекой, и я, как последний идиот, решил, что должен держать ее подальше от взрыва.

Почему? 

Потому что она, похоже, притягивает неприятности, как магнит – железные опилки. Если я отпущу ее сейчас, она либо сядет в машину к очередным придуркам, либо станет кормом для местных собак. Нет, лучше пусть сидит здесь, под моим присмотром. По крайней мере, цела будет. Пока.

– Эй, королева, ты чемодан тащишь или он тебя? Может, его на руках понести, как младенца?

Она останавливается, бросает взгляд, полный такого яда, что я почти жду, что трава подо мной загорится. Но потом выпрямляется, поправляет волосы – которые выглядят так, будто их расчесывал ураган, – и отвечает с таким видом, будто я ей на нервы действую с рождения:

– О, не переживай, Я справлюсь. Это ты, похоже, привык таскать только туши в целлофане, а не помогать девушкам.

Умница. Язык у нее острый, и я начинаю подозревать, что она не так проста, как кажется. Но это меня даже забавляет. Не каждый день в мою глушь заносит таких, как она.

Обычно тут только местные, которые либо боятся меня, либо уважают, либо и то, и другое. А эта… Каролина смотрит на меня, как на экспонат в музее странностей, и я не знаю, бесит меня это или веселит.

– Шевелись, – бурчу, кивая в сторону небольшого домика рядом с баней. – Твое королевское ложе там.

Она хмурит брови, оглядывает постройку, вижу, как в ее глазах мелькает смесь ужаса и скептицизма. Домик, конечно, не дворец. Я жил там, пока приводил в порядок основной дом.

Бревенчатые стены, маленькое окошко, кровать, стол, печка – все, что нужно для жизни. Ну, для моей жизни. Для нее, похоже, это как ссылка в Сибирь.