Я понес ее прочь от этого гиблого места, чувствуя, как сквозь ткань плаща жжет меня ее тело. Это притяжение было тревожным. Неизбежным. Кто ты, дитя иного мира? Предвестник конца или того, что будет после? Впереди, на уступе скалы, темнели руины моего убежища – последнее место, что я мог назвать домом. Туда. Пока что – туда.

Глава 3

Бран

Сколько лун прошло с тех пор, как эльф заточил меня здесь? Я давно перестал считать. Время в каменном мешке текло иначе – не днями и ночами, а приступами боли от магических оков и редкими визитами моего тюремщика. Он приходил, молча ставил миску с водой и кусок грубой лепешки, иногда что-то бормоча себе под нос на своем изысканном, мертвом языке. Я делал вид, что сплю, но сквозь прищур следил за каждым его движением, выискивая слабость, момент небрежности. Ее не было. Он был точен и холоден, как механизм. В перерывах между его визитами я предавался воспоминаниям. О лесах, что когда-то были полны жизни, о запахе хвои после дождя, о свободе бега на всех четырех лапах, когда ветер свистел в ушах. Теперь от тех лесов остался лишь прах, а я стал реликвией, диковинным зверем в коллекции последнего мага умирающего мира. Я ненавидел его не только за плен, но и за это – за то, что он заставил меня стать напоминанием о том, чего больше нет.

Камень холодный. Всегда холодный. Он впитывал тепло, высасывал силы. Но я не сдавался. Я выдыхал пар в темноту, и он рассеивался под потолком моей клетки. Я ненавидел потолок. И стены. И прутья, что пахнут горькой магией. Они жгут шкуру, если прикоснуться надолго. Я ненавижу его. Эльфа. Холодного, молчаливого. Он принес меня сюда. Сказал, что изучает «упадок». Изучает, как мир дохнет. Как я дохну в этой каменной норме.

Иногда, в особенно долгие часы, я позволял себе снова принять свой человеческий облик. Это было мучительно – чувствовать, как уродливая прямота костей сковывает движения, как тупая кожа на подушечках ладоней теряет чуткость. Но в этой форме ум работал иначе, не замутненный звериной яростью. Я мог анализировать. Запоминал звук поворота ключа в замке, скрип каждой половицы за дверью, отдаленные шумы из верхних этажей. Я составлял в ухе карту этого места, этого склепа. Я знал, что эльф почти не спит. По ночам доносился мерный гул его голоса – он читал заклинания, пытаясь вдохнуть жизнь в умирающие артефакты. Я чувствовал, как от этих попыток содрогается магическое поле крепости, словно от предсмертных судорог. Это рождало во мне злорадное удовлетворение. Он, всезнающий и могущественный, был так же бессилен перед концом, как и я, зверь в клетке. Мы оба были пленниками Эридии, просто моя тюрьма была теснее. И вот, вползая в очередную ночь, в самый унылый час перед рассветом, когда даже камни, казалось, замирали в отчаянии, я уловил его. Новый запах. Он ворвался в мое сознание не как отдельная нота, а как целая симфония, как взрыв света в кромешной тьме

Я ворочался на соломе, которая воняет плесенью. В получеловеческом облике – так проще, меньше магии тратится, меньше жжет прутья. Но когти все еще торчат из пальцев, и я царапаю ими камень пола. Оставляю метки. Чтобы помнили, что я здесь. Что я жив. Потом я замер. Нос вздрогнул. Явь? Или сон? Воздух, несущийся из щели под дверью, изменился. Пахло пылью, тленом, застоялой магией эльфа… и чем-то еще. Чем-то новым.

Я поднял голову, вдыхая полной грудью, раздувая ноздри. Ловя тончайшую нить. Цветочная пыльца после дождя. Теплая кожа. Чистый пот. И что-то… глубинное. Ядро. Как спелый плод, полный сладкого сока. Внутри все сжалось, потом взорвалось жаром. Это… Это…

Мгновение— и я уже стоял на четырех лапах в своей второй форме. Шерсть встала дыбом вдоль хребта. Из горла вырвался низкий, протяжный рык, который я не мог сдержать. Клетка вибрировала. Это она. Та, чей запах сводит с ума. Чей запах значит… Все. Мое. Ключ. Судьба. Воздух.

Инстинкты ревут, требуя вырваться, найти, обнюхать, прикоснуться. Защитить. Пометить. Я бросился на прутья, и магия ударила меня током, отбрасывая к стене. Боль острая, знакомая. Но сегодня она не останавливает. Сегодня она – просто досадная помеха.

Я снова кинулся вперед, уже не в ярости, а с холодной, хищной целеустремленностью. Стал царапать пол, готовясь к прыжку. Дверь. Слабое место. Замок, не камень.

Услышал его шаги. Эльф. Он нес ее. Мой нос не врет. Она рядом. Ее запах смешивается с его – это сводит с ума еще сильнее. Ревность, острая и ядовитая, впивается когтями в глотку. Он прошел мимо. Вверх, по лестнице. В свои покои. Я остался в темноте, вся шкура горела, мускулы играли под ней, как натянутые тетивы. Я услышал, как где-то там хлопнула дверь. Наступила тишина.

Отступил в самый тень клетки, сливаясь с ней. Мои глаза горели в темноте. Язык чувствовал на губах вкус ее воздуха. Он думает, что клетка удержит. Он думает, что я зверь, которого можно приручить голодом и холодом. Он не понимает. Он принес сюда не просто диковинку. Он принес мою причину. Мой смысл дышать. Мою погибель и мое спасение. Я закрыл глаза и снова вдохнул. Запомнил. Ее запах теперь живет во мне. Он будет моим компасом. Клетка не удержит.

Глава 4

Искра

Я лежала на чужой кровати в чужой комнате и пыталась дышать ровно. Воздух здесь был густым, пыльным, пах старыми книгами и сухими цветами. Как в заброшенной оранжерее. Свет фильтровался сквозь высокое узкое окно, падал на стену. И на трещину. Длинную, зигзагом, будто молния, застывшая в камне. Я провела взглядом по ней, искала начало и конец, но не нашла. Она просто была. Часть этого места. Часть этого мира, который, как сказал тот эльф… умирал. Элориэль. Он назвал свое имя, когда принес меня сюда. Бросил его, как камень, и замолчал. Принес воды, какую-то безвкусную пасту из зерна, оставил у двери груду одежды. Смотрел на меня так, будто я инопланетный организм, которого он вот-вот решит препарировать. Холодный. Отстраненный. Но в его прикосновении, когда он тащил меня из той трясины, была сила. И сейчас, когда он ушел, моя рука все еще помнила жар его пальцев.

Я села, и плащ, в который он меня завернул, сполз. Воздух коснулся кожи, и я снова вздрогнула. Это тело… оно все еще казалось мне чужим. Слишком чувствительным. Каждый мускул ныл от усталости, но кожа жила своей собственной, лихорадочной жизнью. Я осторожно тронула пальцем собственное запястье. Легкая дрожь побежала по руке. Безумие. Меня зовут Искра. Это единственное, что осталось от меня прежней.

Я подошла к груде одежды. Простые полотняные штаны, слишком длинные, и туника из грубой ткани. Оделась. Ткань царапала соски, и я закусила губу. Концентрация – вот что мне было нужно. Как на сложной операции. Дышать. Наблюдать. Выживать.

Я вышла в коридор. Дворец… или что это было… оказался огромен и пуст. Под ногами скрипел песок, нанесенный ветром. Сквозь дыры в сводах было видно лиловое небо. Тишина давила на уши. Не было голосов, не было шагов, не было жизни. Только шелест чего-то сухого, перекатываемого ветром.

Я вернулась в комнату. Темнело. В углу на подставке мерцал кристалл, излучая тусклый, холодный свет. Его сияние было неровным, будто он с трудом боролся с наступающей тьмой. Легла, укрылась тонким одеялом, и просто смотрела на трещину на стене, пока она не начала расплываться в глазах. Заснула. Мне приснилась авария. Вспышка фар. Не боль, а удар. Толчок.

Я проснулась от того, что в комнате кто-то был. Он стоял в дверном проеме, залитый лунным светом из окна. Элориэль. Серебристые волосы казались жидким металлом, черты лица – резкие, отточенные. Он смотрел на меня. Мне показалось, он не дышал.

– Ты не спишь, – сказал он. Его голос был тихим, без эмоций.

Я молча покачала головой, приподнявшись на локте. Одеяло сползло.

– Я должен быть уверен, – произнес он, делая шаг внутрь. – Магия твоего мира… она может быть заразной. Опасной для того, что осталось.

Он подошел совсем близко. От него пахло холодным камнем и чем-то горьким, как полынь.

– Я не чувствую в тебе зла. Но я должен проверить.

Его рука поднялась. Пальцы были тонкие, длинные. Он не касался меня. Держал ладонь в сантиметре от моего лба. Я почувствовала… покалывание. Легкий электрический разряд, бегущий по коже. Мои волосы на руках встали дыбом. А потом что-то щелкнуло. Не в воздухе. Внутри меня. Глубоко в груди, где-то за ребрами, будто лопнула невидимая струна. Я вздрогнула всем телом. Его глаза расширились. Его магия… она не была чужой. Она была как ключ, подобранный к замку, о котором я не знала. Он чувствовал это тоже. Его холодная маска дала трещину. В его взгляде появилось что-то голодное, изумленное. Его пальцы все же коснулись моего виска. Тепло растеклось от его прикосновения по всему телу, разлилось горячей волной по жилам. Я услышала, как сорвалось мое дыхание. Его пальцы скользнули по щеке, к шее, коснулись ключицы. Кожа под его рукой горела. Он наклонился. Его дыхание смешалось с моим. В его глазах бушевал тайфун. Борьба. Любопытство. Жажда.

– Ты… – произнес он это слово с придыханием, словно делая открытие.

Я не могла отвести взгляд. Не могла отодвинуться. Это было безумие. Он был чужой. Этот мир был чужой. Но мое тело, это новое, предательское тело, кричало, что это – единственное, что было по-настоящему правильным с момента моего пробуждения. Он поцеловал меня.

Это был не нежный поцелуй. Это был захват. Вопрос и ответ одновременно. Его рука на моей шее, пальцы вплелись в мои волосы. Его магия ударила по мне, как ударная волна, и моя… моя отозвалась. Вспыхнула из того самого места, где щелкнуло. Я ответила на поцелуй. Глупо, безнадежно, отчаянно. Мои руки сами нашли его плечи, вцепились в ткань его одежды. Он сбросил одеяло. Его ладонь скользнула по моему ребру, к животу, к бедру. Грубая ткань туники казалась невыносимой преградой. Он оторвался от моих губ, его дыхание было прерывистым. Он смотрел на меня, будто пытаясь разгадать последнюю загадку мира. Потом его губы прижались к моей шее, к ключице. Его язык был горячим на моей коже. Я закинула голову назад, потеряла опору, упала на подушки. Он последовал за мной, его вес прижал меня, и это… было правильно. Это был якорь в этом безумном мире. Единственная реальная, осязаемая вещь. Он не сказал больше ни слова. Только касался. Его магия плела вокруг нас невидимую паутину, и я вся горела в ее узлах. Я отдалась ощущениям. Страху. Жажде. Невероятному, дикому облегчению. Я была не одна. И я была жива.