– Нет, – просто отвечает она. – А какой в этом смысл? Люди обсуждают друг с другом то, что для них действительно важно, чтобы как-то решить проблему и сохранить то, что есть между ними. Но Ноа уже мне изменил. Неважно, был ли это поцелуй или же они переспали. Это измена. И решить данную проблему можно, только умея перемещаться во времени. Никак иначе. Пытаться сохранить что-то уже бессмысленно. Я не хочу тратить время на скандал ради скандала. Между нами больше ничего не может быть. Доверие подорвано. А я не интересуюсь мужчинами, которых интересует кто-то помимо меня.

Несмотря на образ тупоголовой блондинки, Лиззи очень мудрая. И меня невероятно раздражает то, что она выставляет себя легкомысленной. Она не такая. Никогда не была такой.

В школе Лиззи была другой: милой, искренней и невероятно доброй. Она казалась настоящим ангелом. И я не понимаю, что произошло за эти пять лет, которые мы не виделись, раз ангел перевоплотился в сущего дьявола.

Что с ней произошло? Кто сделал ее такой?

Почему она стала притворяться пустышкой?

Слишком много вопросов. И нет ни одного ответа.

Я все еще помню, как впервые увидел ее.

Мне было восемь. Я приехал на тренировку раньше положенного и увидел девочку в розовом костюме, которая крутила на льду пируэт. Ее светлые волосы были убраны в высокий хвост, лицо было сосредоточенным, а пухлые губы сжаты в тонкую линию. Я видел тренировки и других фигуристок, но почему-то засмотрелся именно на нее.

Меня покорило то, что она падала, но тут же вставала, будто бы ничего не произошло. Никто из маленьких девчонок так не делал.

Она отрабатывала этот пируэт снова и снова. Пока не довела его до совершенства. А я лишь завороженно наблюдал за ней.

Когда тренировка закончилась, она поправила свои яркие малиновые гетры и уехала со льда. Чтобы снять коньки, она села рядом со мной. Я заметил, как от нее сладко пахнет персиком, и вдруг сделал глубокий вдох.

Она о чем-то спросила меня, но я не слышал, ведь в моих наушниках играла музыка. Тогда девочка потянулась к одному из них и вытащила его, а затем поднесла к своему уху, чтобы послушать песню вместе со мной.

Что-то екнуло тогда в груди, но я не знал почему.

Девочка улыбнулась и сказала, что тоже любит эту песню. Но я ничего не ответил, ведь завороженно любовался ее золотыми локонами, которые она распустила после тренировки.

Она ушла с катка, но я думал о том, что со мной случилось, всю собственную тренировку. А после я увидел эту фигуристку снова. На этот раз в школе. Я приехал на велосипеде и упал в лужу. Она подбежала ко мне и, мило улыбнувшись, протянула мне салфетки. Вряд ли они бы могли спасти положение, ведь я был насквозь мокрым, но, когда она засмеялась и сказала, что ее зовут Лиззи, мне было уже все равно.

Лиззи была такой красивой, словно настоящий ангел. Я смотрел в ее яркие изумрудные глаза и не понимал, почему внутри меня появился какой-то странный жгучий узел.

Сейчас я понимаю, что это просто вытекал мой мозг.

Отбрасываю все эти глупые воспоминания, пытаясь унять тоску в сердце.

Некоторое время мы молчим, теряясь в круговороте собственных мыслей, пока мимо проносится серый Нью-Йорк. Конец октября выдался не лучшим в этом году: уже дважды улицы заметало снегом. И про себя я шучу, что природный коллапс был вызван приездом в наш город Лиззи.

Я был удивлен, когда узнал, что теперь она будет жить по соседству. Да, я слышал о том, что после травмы Лиззи была вынуждена завершить карьеру фигуристки, но никак не предполагал, что она окажется здесь.

Наши пути после школы разошлись. И я правда не думал, что когда-нибудь снова увижу ее. И как бы я ни старался сейчас делать вид, что ненавижу ее, правда в том, что, когда я смотрю на нее, в груди снова начинает жечь от этих чертовых воспоминаний.

Но я не могу позволить себе снова влюбиться в нее, поэтому просто обязан держаться подальше. Она уже не та. А самое главное – я давно не тот. И все это из-за нее.

– Как долго? – спрашиваю, глядя прямо перед собой.

– Что именно?

– Как долго ты хочешь, чтобы я притворялся твоим парнем?

– Хотя бы три недели.

– Нет, – фыркаю я. – Так долго тебя не выдержит ни один нормальный мужчина.

– Что ж, значит, мне повезло. Ведь учитывая то, какой ты мудак, тебя нельзя отнести к нормальным мужчинам.

Снова крепче сжимаю руль и скриплю зубами.

Как же она меня достала.

Пыхтя от злости, паркуюсь на территории нашего жилого комплекса и глушу двигатель. Выхожу из машины, радуясь, что у меня автоматическое открывание и закрывание дверей, иначе я бы не сдержался и хлопнул ею со всей дури. Открыв багажник, достаю из него форму и вешаю сумку на плечо. Лиззи по-прежнему сидит в моей машине, и я не понимаю, какого черта.

Обхожу «Теслу» и встаю прямо напротив окна этой психопатки. Она наконец нажимает кнопку, и дверь поднимается вверх. Поставив свою идеальную загорелую ногу на асфальт, Лиззи все же вылезает из автомобиля, отбрасывая длинные светлые волосы.

– Так мы договорились? – Она вскидывает голову, приглаживая свою розовую шубку.

Я ухмыляюсь. Молча поворачиваюсь к ней спиной и иду к лифту. По звонкому цоканью каблуков понимаю, что Лиззи бежит за мной, но даже не думаю тормозить.

– Ты можешь остановиться, я не успеваю! – кричит она мне вслед. – Ай!

– Со мной это не работает, детка! – кричу в ответ, даже не оборачиваясь, ведь догадываюсь, что она лишь делает вид, что ей нужна помощь, чтобы привлечь мое внимание.

Но дойдя до лифта и поняв, что стук каблуков и в самом деле прекратился, а в мою сторону не сыплются ругательства, вдруг начинаю волноваться. Резко разворачиваюсь и иду назад.

Лиззи сидит на асфальте. Она сняла свои дурацкие босоножки и сейчас потирает правую ногу. Кто носит осенью босоножки? У нее точно проблемы с головой.

Бросаю сумку с кипой и в несколько шагов сокращаю расстояние. Псина в ее сумочке тут же принимается лаять, но сейчас меня это не заботит.

– Ты в порядке? – Я хмурюсь, опускаясь на колени перед ней.

Ожидаю, что она ответит колкостью, но в ответ не слышу ни слова. Вместо того, чтобы принять мою помощь, Лиззи молча опирается рукой о парковочный столб и поднимается на ноги. Взяв босоножки за ремешки одной рукой, другой она подхватывает сумку со своей лающей собакой. И босиком собирается идти к лифту, при этом хромая.

Что за упертая женщина!

На секунду позволив себе запрокинуть голову и помолиться Господу, чтобы он даровал мне терпения, а Лиззи – адекватности, я одним шагом сокращаю расстояние до хромой блондинки и поднимаю ее на руки.

– Я спросил, в порядке ли ты? – повторяю с упреком.

– Гаррет, я сидела на асфальте и выла от боли. Разве было похоже на то, что я в порядке?

– Нет. Поэтому я вернулся за тобой и сейчас ты у меня на руках.

Ее яркие зеленые глаза с интересом изучают мое лицо, пока я несу нас к лифту. И в них, как это ни странно, я не вижу ни капли ненависти или злости.

– Ты забыл свою сумку.

– Я отнесу тебя домой и вернусь за ней. Если я наклонюсь за сумкой сейчас, есть вероятность, что твое волосатое чудище может оказаться у меня под ногами. А я бы не хотел, чтобы ты собрала петицию против меня, выставив живодером.

– Просто признай, что Анджелина тебе нравится, – улыбается Лиззи. И не так, как она это делает обычно, а нормально. Я бы даже сказал – мило.

– Нет, – морщусь я, глядя на комок волос, который лижет мои пальцы.

Нужно не забыть продезинфицировать руки. Бешенство может передаваться через слюну?

– А ты ей нравишься, – пожимает плечами блондинка в моих руках.

– Типичная особь женского пола, – ухмыляюсь я.

Лиззи громко фыркает, но никак не язвит в ответ. В полной тишине мы поднимаемся на нужный этаж, и я доношу Лиззи до ее квартиры.

– Сможешь достать ключ-карту? – спрашиваю я.

Она тянется в кармашек сумочки и достает карту, которую тут же прикладывает к считывателю. С громким писком дверь открывается, и я фыркаю, обратив внимание на то, что ее квартира совсем не похожа на комнату куклы Барби.

Просторная гостиная, выполненная в классическом стиле, утопает в большом количестве света, проникающего сквозь панорамные окна. Кремовые стены украшает аккуратная лепнина, а на полу лежит ковер в тон. По центру стоит замшевый диван-честер бежевого оттенка, а перед ним – журнальный столик из дерева с позолотой, по центру которого ярким пятном выделяются малиновые пионы. Их аромат проносится по комнате и вызывает удивление. Откуда пионы в ноябре?

Поставив Лиззи на ноги, я перевожу взгляд на ее лицо, пытаясь разгадать причину, по которой она скрывается за маской Барби. Но не думаю, что получить ответ на этот вопрос будет так легко. Когда речь идет об Элизабет Морган, можно ожидать лишь сложности.

– Спасибо. Возвращайся на парковку, пока кто-нибудь не стащил кипу самого крутого парня НХЛ. – Ее лицо снова озаряет улыбка.

И когда она так лучезарно улыбается, я вспоминаю, почему когда-то влюбился в нее. Чувствую, как сердце принимается бешено стучать по ребрам и как потеют ладони, и буквально заставляю себя тотчас сорваться и уйти отсюда. Но это бесполезно, ведь меня завораживает один лишь взгляд этих глаз цвета ядовитого плюща.

– Хочешь, я взгляну на ногу? – тяжело сглотнув, хриплю.

Что с моим голосом, боже?

– Не волнуйся об этом. – Она машет рукой. – Последствия недавней травмы. Уже проходили это.

Киваю и понимаю, что мне нужно собрать волю в кулак и уйти. Пока не стало слишком поздно.

– Тогда ладно. Я пойду. Береги себя, – тараторю я, желая поскорее разорвать этот зрительный контакт и спрятаться от нее в лифте. И лишь когда двери лифта закрываются, я наконец-то позволяю себе с облегчением выдохнуть.

Глава 4

JUSTIN BIEBER – LONELY

Лиззи

После парочки болеутоляющих я наконец могу двигаться так, словно меня совершенно не беспокоит шейка бедра. Три операции на одну и ту же ногу всего за несколько лет дают о себе знать. И если после первых двух операций я была слишком горда, чтобы признать собственное поражение и то, что мне уже никогда не стать олимпийской чемпионкой, то после третьей все изменилось.

Решение покинуть сборную США по фигурному катанию, как и сам спорт в целом, далось мне непросто. С пятилетнего возраста я мечтала повторить успех Эбигейл Уильямс. Какое-то время я действительно подавала надежды, и мне пророчили великое будущее. Но мой организм отказывался принимать то количество нагрузок, которое было необходимо для победы.

Со своей упертостью я просто не могла остановиться вовремя. Мне всегда казалось, что я делаю недостаточно. И я повторяла программу снова, снова, снова и снова, пока в итоге не получала очередную травму, требующую хирургического вмешательства.

Восстановление после каждой операции отбирало у меня в первую очередь время. Время, которое я могла бы потратить на то, чтобы приблизиться к золоту на Олимпиаде. И в конце концов мое трудолюбие меня и сгубило.

Мне правда хотелось бы сказать, что я не жалею о своем выборе. Но когда ты всю свою жизнь отдал спорту, то без него ты словно просто существуешь, а вовсе не живешь.

На протяжении многих лет твоя жизнь была четко распланирована: тренировки, турниры, чемпионаты. Ты точно знал, где ты будешь через пять минут – на льду. Ты существовал в постоянном дне сурка, который казался тебе единственно верным способом, чтобы жить.

А когда этот день сурка вдруг закончился, ты просто не понял, что делать дальше.

Кажется, что раз у тебя появляется так много свободного времени, то перед тобой открываются любые двери. Что вот он, чистый белый лист, и теперь ты творец своей жизни. Вот только правда не такая радужная, ведь жизни после большого спорта не существует. Без коньков ты никто.