Лев Голицын (страница 2)
Именно эти парни, невзирая на полученные травмы разной степени тяжести, долгие годы оставались моими хорошими приятелями. А у двух я впоследствии гостил в поместьях на юге Франции, где постепенно и начал покупать первые редкие вина. Не распития ради, а сохраняя в коллекцию.
Хотя в те дни, как и сказано выше, мне и близко не представлялось, чем я буду заниматься годы спустя. По окончании учебы и получении диплома бакалавра я не стал тратить время зря и с ходу поступил в Московский университет права. Раз уж строить карьеру не по военной, то хотя бы по дипломатической линии – одобрили мое решение в семье.
И вот запутанные дороги индейки-судьбы моей привели меня в старую столицу матушки России! Но ох ты ж, горе наше луковое! Только по пересечении границы я вдруг понял, сколь плохо владею родным своим языком, и отдавался практике при каждом удобном случае, доставая настырными просьбами как попутчиков своих, так и простых ямщиков.
Чему меня могли научить последние, догадаться нетрудно? Вдруг оказалось, что цельные пласты непечатного русского языка, языка истинно народного, были скрыты от меня целомудренной матушкой, и многому пришлось учиться заново. Благо возможности сии предоставлялись широко и бесплатно на каждом шагу, только успевай записывать:
– Зверек пушной, северный, синоним слову «фиаско»? Понял. Да, похоже. А почему от женского непроизносимого «болтать зря» – плохо, но при некотором изменении формы «чувствовать себя победителем» – хорошо? Ого, прям вот так и все…
В мужских вариациях возможны столь же полярные издержки – от «уходи пешком, ты мне неинтересен!» до «какой же ты восхитительный!». Так вот, представляете, все это неполные производные всего от двух слов. Двух! И даже этого вполне хватало на выражение невероятной бездны эмоций!
«Сколь же велик и могуч русский язык!» – хотелось кричать мне, общаясь с извозчиками, грузчиками, бродягами, солдатами, половыми, прислугой и мастеровыми людьми. Они же по искренней доброте своей были готовы учить меня, «глупого барина», забесплатно…
Подыскивая себе съемную квартирку в Москве, я матерился уже столь искусно, что мне пару раз аплодировали проезжавшие мимо в двуколках пехотные офицеры. Эти-то прекрасно во всем разбирались и тоже помогли мне осознать свою русскость в некоторых ответно-ярких пассажах. Я вновь влюбился в свою Родину!
2
Умом Россию не понять,
Аршином общим не измерить.
У ней особенная стать,
В Россию можно только верить…
Ф. И. Тютчев
…Собственно, сама учеба в Московском университете не была сложнее курсов французской Сорбонны. На первый взгляд, все очень похоже, за исключением ряда моментов: цитирование римского права на русском, знание наизусть законов государства Российского, сравнение нашего законодательства в чистом приоритете к законодательству стран старушки Европы. Все естественно и понятно.
Студенты московские ничего из себя не строили, несмотря на то, что были представителями национальностей разных и родов аристократических, но тем не менее цель у всех была одна: благо родной страны! Получить высокое образование и с тем утечь за границу в наши годы модным не считалось.
Более того, мы со смехом пересылали друг другу записки с давними стихами гусара-партизана Дениса Давыдова. Он хоть и не был одобрен царской цензурой, но тем не менее ходил по карманам у всех:
Всякий маменькин сынок,
Всякий обирала,
Модных бредней дурачок
Корчит либерала…
…Да разве это неправда? Разве не это идет с Запада и в наши дни? Разве не с этим я боролся по мере сил и здоровья, отстаивая славу своей Родины? Но не будем забегать так далеко вперед. Или, как говорят крестьяне, ставить телегу перед лошадью, яйца впереди курицы и не лезть в пекло поперед батьки!
А вот прямо сейчас мы веселились, мы были свободными и каждый из нас искал свое место в жизни великой страны. Но хотя учителя наши всеми силами стремились нам помочь, иногда случались и неприятные казусы.
Быть может, только со мной, не стану спорить. Поскольку причиной тому становился все более и более вспыльчивый нрав мой, коему и я сам не всегда находил управление. А что еще хуже, меня так накрыло во время ответов профессору, но, бог мне свидетель, не только моя в том вина…
Дело было на одном из экзаменов по римскому праву. Я достал не тот билет, к которому был готов, а поскольку все равно считал себя обязанным показать глубину знаний своих, начал вместо вопроса о законах Солона из Афин отвечать о причинах вдохновения того же Солона трудами фалисков и этрусов.
– Голицын-с, прошу вас вернуться-с к теме!
– Это по теме, профессор.
– Нет-с, милостивый государь! – лысый педагог Юркевич задрал длинный нос. – Если я сказал, что не по теме-с, значит…
– Я вас уверяю, без культуры этрусков не было бы Греции, а без греков – римлян…
– Это общеизвестно-с!
– Так дайте мне договорить…
– Говорите-с по теме вопроса, или я сию минуту отправлю-с вас на переэкзаменовку-с!
– Но я же отвечаю…
– Единица! – твердо обозначил он, хлопнул ладонью по столу. – Вот так-то, милостивый государь-с! Здесь вам не Сорбонна…
Я опустил глаза вниз, чувствуя, как плохо контролируемая ярость буквально захлестывает мой разум. А когда поднял глаза, то вся аудитория, профессор, студенты – все вокруг виделось ровно в той же красно-оранжевой гамме…
– Вы не можете меня перебивать! – я грохнул кулаком по столу так, что чернильница и перья испуганно подпрыгнули аж до потолка. – Вы сию же минуту меня выслушаете-е!
Аудитория примолкла так, что, будь там муха, жужжащий пролет ее крыл казался бы громом небесным в повисшей могильной тишине. Кто-то пытался сбежать, кто-то прятался под партами, кто-то даже молился, а я, прибив когтями правой руки бумаги на столе, прорычал в лицо побледневшего Юркевича:
– Я князь Голицын, и вы не смеете со мной так разговаривать!
Старик чудом не упал в обморок. Меня же вдруг отпустило, словно все самое важное уже было сказано, а лезть в драку или же убивать хоть кого-то из преподавательского состава университета явно не входило в мои планы. Да и стыдно было как никогда…
Профессор срывающимся на фальцет голосом объявил перемену и, как только мы остались одни в аудитории, быстро закрыл дверь.
– Садитесь, милостивый государь-с!
– Я хотел бы извиниться, поскольку позволил себе…
– Садитесь уже! – почти приказным тоном выкрикнул он, доставая из-под кафедры темную бутылку испанской Риохи и неожиданно крепкими зубами вытягивая пробку. – Никогда не думал-с, что встречу здесь хоть кого-то подобного-с себе! Молодой лев! Кто бы поверил-с, что такое может быть-с в тихой нашей Россиюшке-с?
– О господи боже…
– Вы пьете-с? – спросил меня старик Юркевич, помотав справа налево мгновенно вытянувшейся волчьей мордой.
Невозможное возможно. Я вытаращился на него, как великий Тадеуш Костюшко на пленившего его простого донского казачка с пикой! Это что же, оборотень в университете? Среднерусский серый волк на профессорской кафедре римского права?! Такое было просто немыслимо и, выражаясь языком простонародным, не лезло ни в какие ворота!
– Я спросил, пьете ли вы-с.
Разумеется, мне пришлось кивнуть. И он, сделав первый глоток прямо из горлышка, протянул бутылку мне. Я безропотно сделал первый глоток. И второй. И, не удержавшись, третий. Все тело мое вдруг охватила неведомая доселе сладкая истома…
Испанское вино оказалось совершенно иным по сравнению с винами французскими. Более терпким, более густым, быть может, обладающим странными ароматами севильских трав или томных цветов с высокогорий страны басков. Это был совершенно новый опыт, новый вкус и новые ощущения!
– У вас это впервые-с?
– С Риохой – да.
– Я имею в виду перевоплощения-с?
– А-а, тогда, увы, нет, – признался я, передавая бутылку волку. – Первый раз это было в Париже. И я очень надеялся, что оно не повторится.
– Вы были рассержены-с?
– Я был в ярости! Меня пытались избить шестеро на одного, ну и после подлого удара кирпичом о затылок оно и…
– Сочувствую, молодой человек-с, но есть вещи-с, которые с нами навсегда. Если хоть раз при вспышке-с гнева или опасности вас вдруг накрыла трансфомация-с, то повторения подобного не избежать-с!
– Но вы же не человек, получается, а кто-то или что-то иное и…
– Как и вы-с! – профессор многозначительно поднял вверх указательный палец с черным когтем. – Вы тоже навек останетесь в странном-с промежуточном состоянии-с между цивилизованным человеком и зверем-с…
– Но почему?!
– О, об этом ведают-с лишь ваши предки-с! Быть может, кого-то из них когда-то прокляли-с и это существенно отразилось на потомках? А может, он сам продал душу-с?