Перепуганная и растерянная, я не знала, что делать. Боялась признаться мачехе в том, что со мной происходит. Чувствовала себя грязной и гадкой. Пряталась по углам.

А еще меня неудержимо тянуло в комнату, где тихо постанывал отец. Семейный лекарь наложил ему шину на ногу и повязку с целебной мазью на голову. Только это не уменьшило боли.

Детям было запрещено тревожить отца. Но я тайком прокрадывалась к его комнате и долго стояла под дверями, не решаясь нарушить запрет. С каждым днем во мне все больше крепла уверенность, что нужно войти и помочь. Что я могу помочь!

А потом отцу стало хуже. Кости и плоть отказались срастаться, рана почернела и постепенно становилась все больше. В очередной раз осмотрев перелом, лекарь поцокал языком и сказал:

– Простите, леди, но помочь я ничем не могу. У него черная гниль. Это не лечится.

Глава 2

Тогда я впервые услышала, как плачет мачеха. Она всегда была добра ко мне так же, как к родным детям. Веселая, улыбающаяся, неунывающая леди Эмма, которая даже в тяжелые времена оставалась жизнерадостной и полной надежды. Соседи и слуги считали ее легкомысленной женщиной, но она просто верила в лучшее. А лекарь забрал у нее эту веру.

В тот вечер я все же пробралась к отцу, пока служанка, которая ухаживала за ним, вышла, чтобы выплеснуть таз с грязной водой. Меня словно что-то вело, подсказывало, что нужно делать.

Следуя внутреннему голосу, я положила ладони на больную ногу отца. Зажмурилась и изо всех детских сил пожелала, чтобы он стал здоровым.

Что было дальше – не помню. Вернувшаяся служанка нашла меня без сознания на полу.

Несколько дней я не приходила в себя, металась в горячке и бредила. Даже лекарь не знал, что со мной делать. А когда очнулась, всех поразили мои глаза. Из серо-голубых они стали черными.

Но главное – от перелома отца не осталось следов. Даже шрама.

Впрочем, радость была недолгой. Встав на ноги, лорд Бурджес первым делом вернулся к бутылке. Против пагубной страсти мой дар оказался бессилен.

Потом в поместье еще не раз приезжал лекарь и уговаривал мачеху отдать меня в ученики столичному магу. Целители в королевстве очень ценились. Но обучение стоило денег, а их у нас с каждым днем становилось все меньше. Да и где это видано, чтобы приличная леди сама зарабатывала на жизнь? Все, что может женщина с даром, это выйти замуж и использовать свою силу на благо семьи!

Так что я никуда не поехала.

Старый лекарь подарил мне книжки, по которым когда-то учился сам, и объяснил азы врачевания. Но большего сделать не смог: его собственный дар был таким крошечным, что с трудом лечил синяки и царапины.

А когда мне исполнилось пятнадцать, падение нашего дома было уже не остановить.

В тот год февральское тепло заставило проклюнуться почки и взойти озимые раньше обычного. В марте ударили морозы, которые на корню уничтожили всю зелень. Потом целый месяц шли дожди, прорвало плотину и снесло старую мельницу.

Но, словно этого было мало, во второй половине лета началась небывалая засуха. Весь урожай погиб.

Отец топил горе в бутылке и причитал, что во всем виновата жена. Вот родила бы сына – никакой бы засухи или потопа не было!

А леди Эмме пришлось взять заботу о семье на себя. Мачеха собрала оставшиеся в доме ценности и заложила, чтобы подготовиться к зиме и закупить зерно на весну. Но управляющий, который вел дела поместья в последний год, исчез вместе с деньгами.

Потом она влезла в долги и закупила зерно сама. А оно оказалось отравлено спорыньей.

Несчастья преследовали нас одно за другим.

Мельницы встали. Лошади лишились фуража. Крестьяне сначала продавали запасы и вещи, затем скот, потом попытались устроить бунт, но нам и самим приходилось туго. Тогда люди начали сниматься с мест. Деревни, платившие ренту поместью, постепенно пустели.

За последние годы дела семьи окончательно пришли в упадок. Поля стояли невспаханными, фамильные драгоценности переселились в ломбард, старый особняк разваливался на глазах…

Росли только долги.

Мачеха храбрилась, как могла. Отец почти не просыхал. А я тайком начала принимать больных.

Платой за мои услуги было то немногое, что могли принести крестьяне: яйца, молоко, свежие овощи, а иногда и кусочек окорока перепадал.

Вскоре молва о моих способностях докатилась до городка. Оттуда начал приезжать народ побогаче.

Я лечила всех, не отказывала никому, потому что это был единственный способ не дать нам пойти побираться. Но мне не хватало знаний. Я не умела контролировать дар и каждый раз выкладывалась досуха. Потом несколько дней отходила. Лежала пластом, не в силах подняться. А сестры, мачеха и старая няня ухаживали за мной.

Сегодня я только встала после предыдущего больного и все еще испытывала слабость. Ноги почти не держали, очень хотелось сесть. Да и в голове немного туманилось.

Но гость с холодными глазами смотрел вокруг, не скрывая презрения. Я злилась, представляя, что этот Авенар думает о нашей семье. Это еще хорошо, что он про отца не знает. Для всех Гарольд Бурджес болен и не может принимать гостей. Хотя на самом деле он давно потерял человеческий облик.

Если бы я только могла! Я бы исцелила отца своей магией. Но, к сожалению, это мне не под силу. Магия лечит тела, а не души.

К моему облегчению, когда мы с Авенаром спустились в гостиную, мачеха была уже там. Выглядела немного смущённой, отводила взгляд и явно не знала, чем занять гостя.

Я сразу поняла, что происходит. Отец слишком пьян, чтобы подписать документ. Только как это объяснить чужаку?

Впрочем, тот и сам уже заподозрил неладное.

– Лорд Бурджес подписал договор? Его устроила сумма выкупа?

Эмма раскрыла рот, да так и забыла его закрыть. С мольбой глянула на меня, надеясь, что я что-то придумаю.

– Матушка, – я пришла к ней на помощь, – отец еще не вернулся?

– А? – она непонимающе моргнула. – Э-э, да! Он уехал. Но скоро вернётся и тогда всё-всё подпишет.

– Когда – скоро? – лицо Авенара стало еще мрачнее.

В светлых, как лед, глазах, полыхнуло алое пламя.

– Наверное, как обычно, после ужина? – мне пришлось снова подсказать Эмме.

– Да-да, после ужина, – та не сдержала вздох облегчения. – Мой муж с утра всегда объезжает земли. Извольте отужинать с нами, господин Авенар, а там уже лорд Гарольд подпишет бумаги.

– Я спешу, – перебил гость. – Герцог Минрах желает увидеть свою невесту как можно скорее.

Я раздраженно закусила губу.

Этот драконище вызывал у меня лишь одно желание. Возразить ему, сделать наперекор.

Подобное чувство было для меня новым. Я всегда стремилась к миру в семье, а сейчас внутри поднимался протест. Будто само присутствие чужака вызывало во мне отторжение.

– Наверстаем это время в пути, – словно со стороны я услышала собственный голос.

Авенар глянул на меня, вскинув белую бровь.

Несколько мгновений мы мерились взглядами.

В гостиной повисла напряженная тишина.

Мое сердце выпрыгивало из груди, по спине полз холодок. Но я решила, что ни за что не опущу взгляд первой. Пусть этот дракон даже не думает, что сможет меня сломить!

От напряжения жилка на виске забилась с тройным усердием. Я коснулась ее и с изумлением поняла, что Авенар сдался первым.

Дракон отвел взгляд и склонил голову.

– Как прикажете, госпожа, – произнес равнодушным тоном.

Его слова упали в тишину, словно камень.

Я не успела ответить. Только набрала воздуха в грудь, как в гостиной раздалось громогласное “бом”. Это старые медные часы пробили три пополудни.

– Ужин будет в семь часов, – мачеха обрадовалась отсрочке. – Хлоя, спустись в погреб и достань грудинку. Нашего гостя нужно как следует накормить!

Я недоверчиво глянула на нее:

– Матушка, вы о той грудинке, которую отложили к празднику?

– Да, – она игриво улыбнулась дракону. – Господин Авенар, вы же не против копченой говядины?

Тот ответил скептичным взглядом.

Сжав локоть мачехи, я настойчиво увлекла ее за собой. Отойдя от гостя на несколько шагов, шепнула так, чтобы он не слышал:

– Матушка, грудинки слишком мало. А нам придется накормить еще и отряд, прибывший с этим драконом. Сколько там человек? Пять? Десять?

– Двадцать, – раздался спокойный голос.

Я огрела наглеца уничтожающим взглядом. И пожалела, что не могу его испепелить.

– Вам нет нужды экономить еду, – продолжил он ничуть не смущаясь. – Как только представитель невесты подпишет бумаги, я передам вам всю сумму выкупа.

– Сколько? – деловито нахмурилась мачеха.

– Сто тысяч дукатов золотом, – ответил дракон ровным тоном.

– Сколько?!

Эмма застыла с открытым ртом.

Я тоже почувствовала себя потрясенной.

Это была баснословная сумма. Слишком большая даже для герцога. И уж тем более, чтобы платить ее за невесту, которую ни разу не видел.

Десяти тысяч вполне хватило бы, чтобы обновить поместье, закупить скот и зерно. Неужели няня права, и герцог не просто так хочет на мне жениться?

– Видишь, Хлоя, – Эмма отмерла и засуетилась, – скоро у нас будут деньги. Так что прояви гостеприимство, достань грудинку и не забудь про шельдерское вино. Надо отметить твою помолвку!

Отпустив меня, она подплыла к дракону.

– А вы, господин Авенар, – улыбнулась, беря его под руку, и взмахнула ресничками, – можете пока смыть дорожную пыль. Я открою для вас ванную комнату.

Мои щеки стали горячими.

Только бы он не понял, что наша семья давно моется в кухне, потому что там тепло, не надо далеко таскать горячую воду, и экономия дров выходит немалая.

Но Авенар, казалось, не обратил внимания на странную оговорку. Его интересовало другое.

– Моим людям тоже стоит помыться.

Мы с Эммой переглянулись.

– Баня… – начала она.

– Мы давно ее не топили, – продолжила я.

– Ах да, не топили…

Потому что какая-то птица свила гнездо прямо в трубе, и теперь дым не уходит вверх, а валит в предбанник. Ганс старался прочистить дымоход, но с одной рукой это сложно сделать. Все его попытки привели лишь к тому, что где-то в середине еще и кирпич обвалился, окончательно перекрыв и без того слабую тягу.

– Не утруждайтесь, – подал голос дракон. – Мои люди привыкли к походным условиям. Покажите, где взять воды.

В доме начался переполох. Старая Табита только и успевала указывать то на дверь кладовки, где хранились вёдра, то на большой чан на плите.

Авенар не преувеличивал, с ним действительно прибыл отряд из двадцати вооруженных мужчин в цветах герцогства Минрах. Черные с серебром плюмажи на шлемах, черное с серебром, разделенное на четверти поле на щитах и таких же цветов попоны под седлами.

С любопытством поглядывая в окно из гостиной, я разглядела герб на одном из щитов: в верхнем серебряном поле был расположен замок, в нижнем черном – серебряный вепрь с загнутыми клыками.

– Увидели что-то любопытное? – прозвучал за спиной ровный голос.

Вздрогнув, я оглянулась.

В последние минуты я наблюдала, как солдаты, обнажившись по пояс, таскают под ледяным дождем ведра со студеной водой. И сейчас, наткнувшись на бесстрастный взгляд Авенара, почувствовала себя застигнутой на месте преступления.

Уж не думает ли дракон, что я подглядывала за его людьми? Если так, то стоит открыть ему тайну. Как лекарке, мне не раз приходилось видеть голых мужчин. Покрытых ранами, язвами и коростой. Дурно пахнущих, толстых и худых. И ни разу они не вызвали у меня ничего, кроме жалости.

Но вслух я сказала другое:

– Ваша ванна уже готова. Идемте, я вас провожу.

И первой пошла вперед, подняв подбородок.

За спиной послышалось тихое хмыканье.

Пересекая гостиную, я затылком ощущала пристальный взгляд дракона. Он порядком меня раздражал: и взгляд, и его хозяин. Хотелось обернуться и потребовать объяснений.