София Дэмир: Миры в моём сердце

Серия «Мастера прозы»

© София Дэмир, текст, 2025

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2025

– Всё‑таки родила-ась… – хриплым низким голосом проскрипела женщина.

– Простите, это вы мне? – спросила Камилла.

«Наверное, это какая‑то местная сумасшедшая», – промелькнуло у неё в голове.

– Родилась, значит… ключ.

– Какой ключ? – машинально переспросила она.

Резкий сигнал проезжающей машины, визг тормозов…

Глава 1

Если вы хотите представить самый тихий и уютный город на земле, то вот он: городок на побережье тёплого моря, почти всегда залитый солнцем. А люди здесь практически никогда и никуда не торопятся – зачем спешить, когда ничто от них не убежит? Море как плескалось сотни и тысячи лет, омывая белые, серые и цветные камни, так и плещется по сей день. Солнце как выкатывалось лениво из-за гор каждое утро, чтобы днём раскалить дома и тротуары, а вечером усталым медленно опуститься в море, так и продолжает. Эту размеренную жизнь нарушает, пожалуй, лишь курортный сезон, который местные жители воспринимают как стихийное бедствие: оно неизбежно закончится, просто надо пережить. Все доброжелательны, и каждый занят своим делом.

В этом городке родилась и выросла Камилла. Росла, покинув его пределы разве что на время учёбы (а куда выезжать, если даже море – и то здесь?), когда пришлось временно перебраться в большой и шумный город в двух часах езды отсюда. С самого своего детства она мечтала о медицине – помогать людям и всё такое. Она была тем, кого сейчас модно называть эмпатами: чувствовала чужую боль как свою, плакала при виде птички с повреждённым крылышком или худого бездомного котёнка. Соседи по старенькой малоэтажке с облупленными барочными балкончиками смеялись над Камиллой, называли её «наш подорожник». И правда – хоть к ране прикладывай: никогда не откажет в помощи.

Окончив мединститут, она вернулась в городок. Все ждали, что она станет педиатром или, на худой конец, терапевтом на приёме: бесконечное терпение позволяло ей выслушивать жалобы бабушек на «всё болит, ничего не помогает». Но неожиданно для всех Камилла избрала исконно мужскую специальность: стала реаниматологом. Правда, характер её ничуть не изменился.

Порой, приходя с ночной смены в отделении реанимации, она буквально падала от усталости, но через полчаса уже мерила давление или делала укол соседке-старушке, постучавшей в дверь с жалобой на плохое самочувствие. Да, ей приходилось быть и кардиологом, и терапевтом, и даже педиатром. Только в свободное от работы время и, разумеется, бесплатно.

После учёбы Камилла ненадолго сходила замуж. Будущего мужа встретила в больнице. Он был пациентом, и его было жалко. Это чувство жалости не прошло даже после того, как молодой человек выписался и начал таскать букеты охапками и приглашать в кафе. Жалость легко спутать с любовью – и вот Камилла уже шла с ним под венец. Излишне говорить, что после свадьбы всё превратилось в тыкву, а принц оказался… ну, не будем копаться в этом. Однако Камилла успела родить дочь, о чём не жалела ни капли, и вскоре с семимесячной крошкой на руках торжественно появилась на пороге отчего дома. Мама с папой поохали, но втайне были даже рады. Родительский эгоизм: и дочка тут, и внучка. Милана – крохотный ангелочек, ей уже два. У неё светлые кудри и большие зелёные глаза. Бабушка и дед её обожают: из-за ответственной маминой работы малышка почти всё время с ними.

Конечно, они желали своей дочери обрести настоящее счастье, но…

* * *

Каким бы суетным и напряжённым ни обещал быть день, мама всегда начинала его с чашечки крепкого ароматного кофе, который сама варила в медной турке из зёрен, купленных у надёжного поставщика. Не какая‑нибудь бурда, а качественный продукт из жарких стран. Потом по старой привычке шла будить Камиллу. Иногда этого не требовалось: за годы студенческой жизни Камилла привыкла просыпаться по будильнику. Но эти утренние моменты были бесценны для обеих: единственное время, когда им удавалось побыть вместе, обсудить семейные дела, помечтать и зарядить друг друга позитивом.

У папы была своя утренняя миссия: приготовление «правильного» завтрака и бурчание себе под нос, но так, чтобы все обязательно слышали:

– Вот, только я думаю о твоём здоровье… Нормально не ешь, вкалываешь как лошадь, лишь о больных своих и думаешь… Угробишь себя скоро совсем…

Папа казался строгим и ворчливым, но по-другому не умел выразить любовь и заботу.

За этим тихим семейным благополучием Камилла спрятала и свой стремительно закончившийся брак, и то, что ей уже двадцать восемь, а рядом никого и в перспективе так же… Мама, папа, дочка – это была её семья, её счастье, которое она ценила.

Работа врачом-реаниматологом в отделении реанимации многопрофильной больницы маленького городка отнимала много сил: порой минута могла стоить жизни человеку. Малейшее замешательство, потеря бдительности – и уже ничего не исправить. Впрочем, штат отделения был укомплектован прекрасными специалистами, и каждый из них всегда знал, что делать.

– Мы не имеем права на ошибку, – часто повторяла Камилла молодым интернам, проходившим практику в их отделении. Заезженная фраза, но ведь правдивая.

Разумеется, за пределами больницы каждый из сотрудников жил какую‑то свою жизнь, решал свои проблемы. Впрочем, многие дружили семьями, отмечали вместе праздники и всячески поддерживали друг друга.

Была подруга и у Камиллы: Адель, как и она сама, работала врачом в реанимации. Да и жила в соседней малоэтажке, одна в небольшой уютной квартирке, доставшейся ей по наследству от бабушки. С балкона в барочных балясинах и чугунных завитушках открывался чудный вид на лес. Он не спеша поднимался в горы, из-за которых по утрам выкатывалось жаркое оранжевое солнце. Адель предпочла бы балкон с видом на море, но и так было неплохо. В тёплое время года она выносила сюда горшки с комнатными растениями, маленький стеклянный столик и пару икеевских кресел с пластиковыми сиденьями, летом балкон сплошь увивал виноград, превращая его в тенистую зелёную беседку. Здесь молодая хозяйка отдыхала после работы, попивая чай, который любила гораздо больше кофе, сюда приглашала подруг. Чаще других бывала Камилла – с ней они особенно сблизились в последнее время. Девушки старались выкроить хоть пару часов в неделю, чтобы провести их вместе за чашкой ароматного чая, болтая «о своём, о девичьем». Когда наступали холода, посиделки переносились в дом, но чаепития на свежем воздухе всё же были полны особого очарования. Таким выдался и этот вечер.

– Адель, знаешь, я всё чаще стала задумываться… Мне нравится моя работа, я выбрала её сама и считаю, что это моё, но… Наш маленький городок давит на меня. Про смешную зарплату в нашей больничке я вообще не говорю. Когда у нас сломалась стиралка – помнишь, прошлым летом? – я брала дополнительные смены, чтобы купить новую. Это при том, что живу с мамой и папой – всё же две пенсии плюс алименты, хотя… не будем о грустном. Я работаю на износ, мало времени остаётся на семью, на ребёнка… Родители стареют, цены на лекарства растут. Я просто не вывожу. Мне кажется, надо что‑то менять.

В глазах Адели появилось непонимание: «Что ты несёшь, подруга?»

– Ты просто устала. Не выдумывай, это минутная слабость. Знаешь, как говорят: где родился – там и пригодился. Я в этом убеждена, и так живу. Чего фантазировать? Кто тебя где ждёт? Говорят ещё: хорошо там, где нас нет. А ты устала, конечно, тем более в отпуске давно не была. На-ка вот, выпей чаю ещё. Я с ромашкой заварила, говорят, очень полезно для здорового сна. Выспишься как следует, и всё пройдёт.

Адель аккуратно вынула чашку из рук задумавшейся Камиллы и долила в неё ромашковый чай из пузатого заварного чайника с золотым ободком и в розочках – всё, что осталось от бабушкиного сервиза. Чашки были современные, дутые, прозрачного стекла. В них хорошо было изучать цвет напитка: светло-жёлтый, травянисто-зелёный, янтарный, с красными искрами или даже сине-фиолетовый – от экзотических цветов, которые на вкус были абсолютно никакими, но брали необычностью цвета.

– Знаешь, я оставила резюме на работном сайте. Сегодня утром мне ответили из одной столичной клиники – приглашают на собеседование. Зарплату предложили почти в десять раз больше, чем здесь со всеми моими переработками. Представляешь, какие там перспективы и возможности? Я наконец смогу приобрести собственное жильё, обеспечить хорошее лечение родителям и больше вкладывать в ребёнка. Поехали со мной?

– О нет, дорогая! Я точно никуда не поеду. И вообще, если ты помнишь, я на своей личной жизни крест ещё не поставила. У меня роман с Амуром и…

– И что? – с изумлением спросила Камилла.

– И… по секрету его сестра сказала, что он хочет сделать мне предложение! – Адель довольно улыбнулась. – Только это пока секрет, так что я тебе ничего не говорила!

– О господи! Врач-реаниматолог верит в приметы! – засмеялась Камилла. – Ну, подруга, тогда я за тебя очень рада. Ты заслужила счастье, и я надеюсь, что этот человек сделает тебя счастливой…

Камилла искренне радовалась за подругу, но где‑то там, в глубине, кольнуло: чужое счастье слишком явно напоминало о её собственной неустроенности. Это омрачило радость, и Камилле стало совестно, что она не может разделить счастье Адели до конца, до донышка, как хотелось бы.

* * *

Утром Камилла проснулась раньше мамы. Вышла в гостиную, где возле окна стоял допотопный компьютерный стол. Открыла электронную почту и ещё раз перечитала приглашение. Внутри неё боролись разные чувства: грусть от скорого расставания, тревога и сомнение в том, что она поступает правильно. Есть люди, способные легко и враз переменить свою жизнь, но она‑то явно не из таких. Переживания о дочке и родителях – как они перенесут разлуку, как справятся без неё, – терзали сердце.

Тихо отворилась дверь родительской спальни, вышла мама. Подошла, положила руку на плечо Камиллы, взглянула на экран:

– Тебя что‑то беспокоит, моя девочка? Ты сегодня проснулась так рано. У тебя всё хорошо?

– Мам, мне пришло приглашение на собеседование в крупнейший стационар страны. Возможно, это лотерейный билет, который бывает раз в жизни. Это перспективы, о которых можно только мечтать. Я могла бы поправить наше материальное положение, обеспечить будущее для Миланы…

– Ну и что тебя тогда беспокоит?

Камилла грустно опустила голову.

– Пошли на кухню, – сказала мама.

На кухне она привычно насыпала кофе в турку, поставила на плиту. Камилла села за стол, вжавшись в угол. Она не хотела расстраивать маму, но прекрасно знала, что будет жалеть, если упустит этот шанс… По кухне разлился аромат кофе, над туркой поднялась шапка пены, и мама отставила её в сторону.

– Вот ты сейчас думаешь: как же мы тут с отцом, два пенсионера, без тебя будем жить? Тебе кажется, ты такая мать-кукушка – бросаешь своего ребёнка? Или думаешь, как только ты выйдешь за порог, с нами сразу что‑то случится?

Мама тихо засмеялась:

– Мы с отцом не так уж стары и больны, что не сможем прожить без присмотра. О Миланочке позаботимся, пока ты будешь там налаживать свои дела – до сих пор всё получалось прекрасно, сейчас разве что‑то изменилось? И никто тебя не осудит – ты же это делаешь для семьи и лучшего будущего. Доченька, ты молода, у тебя перспективы, ты прекрасный врач. Не переживай ни о чём, езжай и пробуй! С нами ничего страшного не случится, я тебе обещаю.

Мама поставила изящную фарфоровую чашечку, над которой вился тонкий пар, на стол перед Камиллой:

– В конце концов, лучше сделать и пожалеть, чем не сделать и жалеть всю жизнь!

– Мама! Ты правда так думаешь? – глаза Камиллы прояснились.

– Конечно – так и никак иначе! – мама крепко обняла Камиллу.

Громко хлопнула дверь спальни – это встал отец.

– Милый, у нас для тебя новости! – крикнула мать.